Дмитрий Красивый - Сычев К. В.

– Слушаюсь, мой господин! – крикнул слуга и выбежал в простенок.

Тем временем татарские посланцы уселись по указанию русского князя на ближайшую скамью и сразу же приступили к делу.

– Нечего терять время, – сказал Улхой. – Тебе дается три дня на ратные сборы!

– Что?! – вскричал, подскакивая со своего кресла, князь. – Неужели придется идти на войну?! – Тут он вспомнил ханское обещание, высказанное еще в прошлом году, и окаменел. – Куда же идти? – пробормотал он, едва сохраняя терпение.

– На Смулэнэ, славный коназ, – усмехнулся Сэгусэ. – На непокорного коназа Иванэ!

– На Смоленск! – вымолвил князь и вновь уселся в свое кресло, потеряв дар речи.

– Да, коназ-урус, – улыбнулся, видя растерянность брянского князя, Улхой. – И ты должен взять с собой, самое малое, тысячу воинов! Но лучше бы – больше!

– Где же я возьму такое большое войско? – простонал князь Дмитрий, схватившись за голову. – Да еще за три дня…И на войну с моим родственником Иваном…Вот уж какая неожиданная беда!

В это время в думную светлицу вошел рослый, седобородый огнищанин Бермята Милкович. Это был последний из трех братьев, оставшийся в живых, которые последовательно, в возрастном порядке, замещали высокую княжескую должность. Он нес перед собой небольшое деревянное блюдо с лежавшими на нем двумя серебряными слитками. За ним шел княжеский слуга Ревун с большим блюдом, на котором стояли высокий греческий кувшин, три серебряные чарки и серебряная же чаша, наполненная доверху брусками розового копченого мяса.

Склонив перед князем голову, старик-огнищанин, повернувшись к нему спиной, также поклонился татарским посланцам и протянул им поднос. – Примите же дары моего господина, – сказал он по-русски. – Доброго вам здоровья!

– Мы благодарим тебя, коназ урус, и твоего слугу! – сказал Улхой по-татарски, принимая подарок и засовывая его себе за пазуху. Также поступил со своим серебряным слитком не произнесший ни слова Сэгусэ.

Между тем князь пришел в себя, немного успокоился и дал знак своим слугам удалиться. – Позовите моего воеводу, Супоню Борисыча, – сказал он, потирая свою густую острую бородку.

Огнищанин Бермята кивнул головой, быстро пробежал вглубь светлицы, поднял там из угла небольшой дубовый столик и, обхватив своими могучими руками тяжелый предмет, поставил его перед татарами. Молодой слуга, державший поднос с вином и закусками, тут же поместил его на столик, налил из кувшина в три чарки вина и, откланявшись, убежал. Бермята же, постояв, задумчиво молвил: – Так он же сейчас в печали: скорбит о своем батюшке…Ведь прошел только один день после погребения нашего славного боярина Бориса!

– Это правда, Бермята, – грустно промолвил князь Дмитрий, – но у нас очень серьезное дело! И позови сюда моих думных бояр! Будем держать совет!

– Слушаюсь, батюшка! – Бермята, наклонившись к дубовому столику и взяв чарку с вином, протянул ее князю. Татарские посланники подняли свои чарки.

– Кто же ваши полководцы, славный Улхой? – спросил князь, делая знак рукой Бермяте удалиться и опорожняя большую серебряную чарку.

– Чиричи и Голутай! – ответил, ставя пустую чарку на поднос, Улхой. – Они молодые, но могучие темники!

– Я знаю молодого Чиричи, – кивнул головой князь Дмитрий, – и слышал о Голутае! Это достойные воины!

– Тогда готовь свое воинство, – буркнул Улхой, громко рыгнув перед собой, – но не забудь: у тебя только три дня!

С превеликим трудом собрали князь и брянские бояре требуемую татарами тысячу. И в срок они также уложились. Татарские посланники после обильного угощения, которое было наскоро приготовлено для них и выставлено в княжеской трапезной, в тот же день удалились в свой стан. Поэтому никто не мешал Дмитрию Романовичу и его людям поступать так, как нужно. Брянцы хорошо знали татар и не преуменьшали значения сказанных ими слов: в полдень на третий день после их визита брянские воины, провожаемые на рать плакавшими и кричавшими горожанами, выстроились на Большой Княжей дороге.

– С Богом! – перекрестил князя и брянское войско епископ Арсений. – Но не бросайтесь в огонь сражений! И берегите русских людей! Старайтесь уклоняться от сечи! Пусть сами татары сражаются за своего государя!

По совместному решению, принятому князем Дмитрием и владыкой Арсением, в Смоленск тайно, по другой дороге, неведомой татарам, еще в первый день прихода незваных гостей, был послан гонец с двумя вооруженными охранниками и запасными лошадьми, чтобы уведомить князя Ивана о вражеском вторжении.

– Надо так вести сражения, чтобы избежать тяжелых потерь, – думал, раскачиваясь в седле, князь Дмитрий. – Только бы Иван Александрыч не разгорячился! Я знаю о его крутом нраве! Возьмет и накинется на нас со всей своей силой! А тогда случится жестокая битва, которая обернется для нас вечной ссорой!

Степное воинство шло почти без остановок, делая кратковременные привалы лишь для приема пищи, и только однажды в темную беззвездную ночь татары решили отдохнуть и переночевать в своих сборных кибитках.

Русские воины, наученные частыми поездками в Орду, тоже разбили палатки, но выспались далеко не все: ополченцы, никогда доселе не ночевавшие зимой в поле, несмотря на усталость, только еще больше измучились и с радостью встретили рассвет.

– У меня очень плохое войско, – думал, глядя вперед через голову своего верного вороного коня, брянский князь. – У моих людей даже припухли глаза! Эти ополченцы совсем не годятся для грозных битв…

В это время из-за степных холмов выскочили татарские разведчики. – Росэлэ-бузург перед нами! – крикнул их предводитель, подскакав прямо к темникам. – Там нет ни воинов, ни других людей!

Мурза Голутай, переглянувшись с Чиричи, поднял руку. Войско остановилось.

– Любопытно, что мы едем по безлюдью! – пробормотал он. – Нет ни имущества, ни пленников! Неужели кто-то их предупредил? Что ты на это скажешь, Дэмитрэ?

– Ничего здесь удивительного нет, славный воин! – ответил брянский князь. – Здесь, на нашей земле, даже камни имеют уши! И даже глаза! Нет сомнения, что смоляне узнали о нашем походе! Но откуда?

– Ладно, якши, – буркнул мурза Чиричи. – Пошли тогда в этот Росэлэ! А когда доберемся до Смулэнэ, тогда добудем и пленников, и пожитки! – И по мановению руки старшего полководца Голутая татарская конница вновь помчалась вперед.

Рославль встретил степных завоевателей тишиной пустого города: татары не встретили ни одной живой души. Городские ворота, распахнутые настежь, качались на ветру и скрипели своими петлями. В домах также не было людей. На воротах одной городской усадьбы висел тяжелый замок, и татары, войдя в город, сразу же сбили его топорами. Но напрасно они осматривали большой богатый дом и соседние постройки: никакого имущества не было, и лишь из-под печки скулил жалкий, брошенный хозяевами, щенок.