Лексикон нонклассики. Художественно-эстетическая культура XX века. - Авторов Коллектив

В период итальянского Возрождения продолжается более активный синтез неоплатонических и собственно христианских представлений об И., протекавший в атмосфере начавшейся секуляризации культуры, идеализации возникающей науки и бурного расцвета отделяющихся от Церкви искусств. В теории начинается активный процесс выделения в некий специальный класс искусств, главной целью которых является изображение или создание красоты, прекрасного, возбуждение эмоционального впечатления, наслаждения, то есть выражение невербализуемого эстетического опыта. На этой основе усматривается общность таких искусств как поэзия, литература (выделяется в специальный вид И.), живопись, музыка, архитектура, скульптура. И. начинают отличать от науки и от ремесла и усматривают в качестве его сущности эстетическую специфику. К сер. XVIII в. это понимание И. закрепляется специальным термином «изящные искусства» (les beaux arts), окончательно легитимированным Ш. Бате (1713-80) в специальном исследовании «Изящные искусства, сведенные к единому принципу» (1746) и последующих трудах. Бате разделил все многообразие искусств на три класса по принципу цели: 1. сугубо утилитарные (служащие для пользы человека) — это технические искусства (то есть ремесла); 2. искусства, имеющие «объектом удовольствия. Они могли родиться только на лоне радости, изобилия и спокойствия, их называют изящными искусствами в подлинном смысле этого слова — это музыка, поэзия, живопись, скульптура, искусство движения или танца»; 3. приносящие как пользу, так и удовольствие. Сюда Батё относит ораторское искусство и архитектуру. С этого времени в европейской культуре термином «И.» начинают устойчиво обозначать именно «изящные искусства», имеющие главной своей целью выражение эстетического (то есть акцент делается на неутилитарности, ориентации на прекрасное и возвышенное и эстетическом наслаждении). Кант определяет общий класс изящных искусств как «игру, т. е. как занятие, которое приятно само по себе» без какой-либо цели (ср.: Игра, Эстетика). Единственную цель этого класса И. он видит в «чувстве удовольствия» и называет его «эстетическим искусством», подразделяя на искусство «приятное» и собственно изящное. «В первом случае цель искусства в том, чтобы удовольствие сопутствовало представлениям только как ощущениям, во втором — чтобы оно сопутствовало им как видам познания». Речь идет о специфическом «познании», суть которого Кант усматривает в «чувстве свободы в игре наших познавательных способностей» и во «всеобщей сообщаемости удовольствия», именно «удовольствия рефлексии». При этом «познавательную» функцию И. у Канта скорее следует понимать как «прозревательную» — И. как «откровение». Сфера, открываемая И. — это сфера трансцендентных идей, которые не познаются концептуально, а являются сознанию напрямую, вне формализованного дискурса. Этот момент будет впоследствии развит Хайдеггером (в частности, в «Истоке художественного творения», 1936) и другими мыслителями XX в. Посредником, осуществляющим такого рода откровение с помощью изящных искусств, может быть только творческая активность гения.

Гёте считал И. произведением человеческого духа, подражающего в своей деятельности природе, и в этом смысле также — и произведением природы. Однако благодаря тому, что рассеянные в природе предметы гармонизированы в И. духом художника так, что «даже низменнейшие из них приобретают высшее значение и достоинство», то художественное произведение несомненно «выше природы». Поэтому художник одновременно и раб природы, ибо вынужден действовать земными средствами, чтобы быть понятым, и ее господин, поскольку он заставляет эти земные средства «служить своим высшим намерениям». Так же высоко ценил И. и Шиллер, который напрямую связывал его с красотой (см.: Прекрасное) и игрой, считал его сущностным компонентом «эстетического государства», основной закон которого «свободою давать свободу». Фихте был убежден, что И. в отличие от науки, которая формирует ум человека, и нравственности, формирующей «сердце», «формирует целостного человека, оно обращено не к уму и не к сердцу, но ко всей душе в единстве ее способностей», «вводит человека внутрь себя самого и располагает его там как дома»; точнее: «оно делает трансцендентальную точку зрения обычной». Ф. Шеллинг, известный теоретик романтизма, завершая свою философскую систему философией И. (его «Философия искусства» издана только в 1859 г., но лекции на эту тему читались им в самом конце XVIII — нач. XIX вв. и их конспекты были широко известны в Европе, в том числе и в России), по-новому переосмысливает теорию неоплатоников. Главным предметом устремлений философии и И. является Абсолютное, или Бог. Поэтому философия и И. — это «два различных способа созерцания единого Абсолюта», или бесконечного; только для философии Он является первообразом истины, а для И. — первообразом красоты. И. — это «Абсолютное, данное в отображении», и оно отображает не видимые формы предметов, но восходит к их первообразам, метафизическому миру идей. На уровне художественного творчества И. «покоится на тождестве сознательной и бессознательной деятельности» художника, которое только и позволяет выразить то, что не поддается никакому иному способу выражения. Эти идеи, наряду с идеями А. Шлегеля (полагавшего, в частности, что, имея прекрасное своим главным предметом, И. дает «символическое изображение Бесконечного») и Ф. Шлегеля (утверждавшего, например, что поэзия основным своим законом признает художественный произвол поэта), легли в основу эстетики романтизма. Согласно ее теоретикам и практикам Бесконечное является не только целью И., но и пунктом встречи и объединения всех искусств — поэзии, живописи, музыки, архитектуры, пластики; «художник превратился в бессознательное орудие, в бессознательную принадлежность высшей силы» (Новалис), а «наслаждение благороднейшими произведениями искусства» сравнимо только с молитвой (Ваккенродер) и т. п.

Гегель считал эстетику философией И. и фактически посвятил свои «Лекции по эстетике» всестороннему изучению этого феномена. Для него «царство художественного творчества есть царство абсолютного духа», и соответственно И. понималось им как одна из существенных форм самораскрытия абсолютного духа в акте художественной деятельности. Главную цель И. он видел в выражении истины, которая на данном уровне актуализации духа практически отождествлялась им с прекрасным. Прекрасное же осмысливалось как «чувственное явление, чувственная видимость идеи».

Критикуя упрощенное понимание миметического (см.: Мимесис) принципа И., как подражания видимым формам реальной действительности, Гегель выдвигал в качестве важнейшей категории эстетики и предмета И. не мимесис, а идеал, под которым имел в виду прекрасное в И. При этом Гегель подчеркивал диалектический характер природы идеала: соразмерность формы выражения выражаемой идее, обнаружение ее всеобщности при сохранении индивидуальности содержания и высшей жизненной непосредственности. Конкретно в произведении И. идеал выявляется в «подчиненности всех элементов произведения единой цели». Эстетическое наслаждение субъект восприятия испытывает от естественной «сделанности» произведения И., которое создает впечатление органического продукта природы, являясь произведением чистого духа. Многие десятилетия спустя гегелевский принцип «сделанности» будет по-новому интерпретирован теоретиками футуризма, русской формальной школы в литературоведении (см.: Формальный метод), П. Филоновым; даст плодотворные импульсы для развития структуралистской (см.: Структурализм) и семиотической эстетик.

Гегель усматривал в истории культуры три стадии развития И.: символическую, когда идея еще не обретает адекватных форм художественного выражения (И. Древнего Востока); классическую, когда форма и идея достигают полной адекватности (И. греческой классики) и романтическую, когда духовность перерастает какие-либо формы конкретно чувственного выражения и освобожденный дух рвется в иные формы самопознания — религию и философию (европейское И. со Средних веков и далее). На этом уровне начинается закат И., как исчерпавшего свои возможности.

Фактически Гегель своей фундаментальной «Эстетикой» завершил метафизическую философию И. Своеобразными всплесками ее можно считать, пожалуй, только эстетику символизма втор. пол. XIX — нач. XX вв., а в XX в. — герменевтическое переосмысление основ классической эстетики (понятий мимесиса, числа, символа, игры) Гадамером, попытки выхода на метафизический уровень в эстетике Адорно (см. также: Эстетика), философские экскурсы в эстетику Хайдеггера. Творчество последнего свидетельствует о том, что, несмотря на определенную маргинальность, традиция истолкования И., идущая от немецкой классической эстетики, — во многом от Канта, — и в XX в. сохраняет свои позиции. Так, Хайдеггер, как и Кант, понимает И. в качестве некой «прозревательной» деятельности. Помещение обыденных объектов в зону повышенного внимания в результате творческого акта помогает «высветить» недискурсивным способом некую глубинную сущность вещей, в то же время сохраняя их сущностную «сокрытость» и непостигаемость. Эти идеи оказали сильное влияние на понимание И. в современной богословской эстетике, например, у Г. У. фон Бальтазара. Для него чувство восхищения «естественным» мастерством произведения И., открывающее «трансцендентные горизонты», сродни чувству немого восхищения божественным, которое только и может приблизить нас к неконцептуальному постижению Бога и сохранить веру в «циничном» постницшеанском мире.