Достопочтенный школяр - Джон Kappe

Рядом с Джерри, притулившись к вытянутой ноге, спала девушка с верхнего этажа, худенькая смуглая куколка; оранжевый свет, льющийся с промоченного дождем гонконгского неба, не оставлял на ней ни единого пятнышка. Она похрапывала, запрокинув голову, а Джерри смотрел в окно и думал о Лиззи Уэрдингтон. Он вспоминал отметины от когтей у нее на подбородке и в который раз спрашивал себя, кто же их оставил. Он думал о Тиу, представлял его в роли ее тюремщика и повторял прозвище лошадиный писака», пока не разозлил себя окончательно. Он спрашивал себя, долго ли еще придется ждать и появился ли наконец у него хоть малейший шанс наладить с ней отношения. Это было все, о чем он просил: всего один шанс. Девушка пошевелилась и затихла. Из-за соседней двери доносилось привычное клацанье: участники партии в маджонг перед началом игры промывали косточки.

Поначалу девушка не то чтобы неподобающе быстро ответила на ухаживания Джерри – он уже несколько дней заваливал ее почтовый ящик потоком страстных записок, – просто ей нужно было оплатить счета за газ. Официально она принадлежала некоему бизнесмену, но в последнее время его посещения становились все реже и реже и наконец прекратились совсем. Это привело к тому, что она уже не могла позволить себе ни визит к прорицателю, ни партию в маджонг, не говоря уже о модной одежде, к которой она привыкла в далекие дни, когда снималась в фильмах о кун-фу. Поэтому она и уступила, но подоплека тут была чисто финансовой. Больше всего она боялась, что кто-нибудь узнает, что она ублажает гнусного «куайло», и поэтому, чтобы спуститься на один этаж, девушка надевала полное уличное облачение: коричневый плащ с заграничными латунными пряжками на погонах, желтые пластиковые боты и пластиковый зонтик, разрисованный красными розами. Все это сейчас валялось на паркетном полу, как доспехи на поле битвы, а она спала, охваченная благородной усталостью, как воин, исчерпавший силы в сражении. Поэтому, когда зазвонил телефон, она откликнулась лишь сонным ругательством на кантонском диалекте.

Джерри поднял трубку, лелея безумную надежду, что, может быть, это Лиззи, но ошибся.

– Скорей вали сюда. – Это был Люк. – И Стаббси будет тебе благодарен по гроб жизни. Живей. Сделаешь карьеру – скажи мне спасибо.

– Куда это – сюда? – спросил Джерри.

– Вниз, бестолочь.

Он перекатил девушку со своей ноги на пол, но она так и не проснулась.

Дождь застал всех врасплох. Дороги блестели, вокруг луны сверкало яркое кольцо. Люк вел машину так, словно ехал на джипе: на высоких передачах, резко переключая их на поворотах. В машине витали пары виски.

– Так что ты раздобыл, скажи, Христа ради? – потребовал Джерри. – Что происходит?

– Черт знает что. А пока заткнись.

– Не хочу я черт знает чего. Мне и так хорошо.

– Этого захочешь. Говорю тебе, захочешь.

Они ехали к туннелю через гавань. Сбоку неожиданно возникла стайка велосипедистов с погашенными фарами, и Люку, чтобы не столкнуться с ними, пришлось выехать на среднюю полосу.

– Ищем какую-то огромную стройку, – сказал Люк.

Их обогнала сверкающая огнями патрульная машина. Люк решил, что их собираются остановить, и опустил стекло.

– Мы пресса, слышите, идиоты? – завопил он. – Мы звезды, понятно?

Патрульная машина проехала мимо. Внутри они заметили сержанта-китайца, его напарника, шофера и величественного вида европейца, который восседал на заднем сиденье, словно мировой судья. Впереди, с правой стороны от проезжей части, показалась обещанная стройка. Клетка из желтых брусьев и бамбуковых лесов кишела потными кули. С кранов, мерцая дождевыми каплями, словно плети, свисали тросы. Свет прожекторов поднимался с земли и щедро рассеивался в тумане.

– Смотри внимательно, тут поблизости должен быть невысокий домик, – велел Люк, сбавляя скорость до шестидесяти километров в час. – Белый. Ищи белый домик.

Джерри быстро нашел и показал его Люку. Двухэтажное здание, покрытое мокрой штукатуркой, не выглядело ни старым, ни новым. Вход окружали заросли шестиметрового бамбука, рядом стояла машина «скорой помощи». В открытой машине, развалясь и покуривая, сидели три шофера. Они с любопытством следили за полицейскими, которые носились по двору, словно от них требовалось подавить мятеж.

– Он дает нам час форы.

– Кто?

– Рокер. Рокер дает. А ты думал кто?

– Почему?

– Полагаю, чтобы меня порадовать. Он меня любит. И тебя тоже. Он велел обязательно привезти тебя.

– Почему?

Дождь лил не переставая.

– Почему да почему? – яростно передразнил Люк. – Поторапливайся лучше!

Бамбук вымахал даже выше стен. В его зарослях, бряцая цимбалами, укрылась пара монахов в оранжевых одеяниях. Третий держал зонтик. Кругом стояли палатки, увитые цветами – больше всего было ноготков, – и катафалки. Откуда-то доносился размеренный речитатив. В парадном вестибюле было сыро, как в болоте посреди джунглей, и воняло формальдегидом.

– Специальный агент Большого My, – сказал Люк.

– Пресса, – сказал Джерри.

Полицейский кивнул, даже не посмотрев на удостоверения, и пропустил.

– Где же старший инспектор? – спросил Люк.

От запаха формальдегида кружилась голова. Их вел молодой сержант. В комнате за стеклянной дверью сидели человек тридцать стариков и старух. Большинство в пижамах. Они флегматично ждали, как припозднившиеся пассажиры ждут ночного поезда. Не отбрасывя теней, светили неоновые лампы, жужжал электрический вентилятор. Один из стариков прочистил горло и сплюнул на зеленый кафельный пол. Никто не плакал. Штукатурка запотела и покрылась каплями влаги. Увидев великанов-«куайло», они застыли в почтительном изумлении.

Кабинет патологоанатома был выдержан в желтых тонах. Желтые стены, желтые закрытые жалюзи. Кондиционер не работал. Тот же зеленый легко отмывающийся кафель.

– Ну и вонь, – сказал Люк.

– Почти как дома, – согласился Джерри.

«Лучше бы военные действия, – подумал Джерри. – О войне писать проще».

Сержант велел подождать и прошел вперед. Они услышали скрип столика на колесах, приглушенные голоса, лязгнула дверца холодильника, зашелестели резиновые подошвы. Рядом с телефоном лежал том «Анатомии» Грея. Джерри перелистал страницы, проглядел иллюстрации. Люк уселся на стул. Ассистент в коротких резиновых сапогах и рабочем комбинезоне принес чай. Белые чашки с зеленым ободком, монограмма Гонконга, увенчанная короной.

– Будьте добры, передайте сержанту, чтобы он поторопился, – сказал Люк. – Через минуту сюда заявится весь город.

– Но почему мы? – снова спросил Джерри.

Люк отлил немного чая на кафельный пол и, глядя, как ручеек сбегает в водосточный желоб, долил в чашку виски из фляги. Сержант вернулся и поманил их тонкой рукой. Они вернулись в зал ожидания и двинулись дальше. Двери в коридор не было. Они прошли мимо какого-то закоулка, похожего на общественный туалет, и добрались до цели. Первое, что увидел Джерри, был битый-перебитый столик на колесах. Нет на свете ничего более древнего и заброшенного, чем устаревшее больничное оборудование, подумал он. Стены поросли зеленой плесенью, с потолка свисали зеленые сталактиты, помятая плевательница была набита грязными салфетками. Прежде чем стянуть простыню и предъявить труп для опознания, вспомнил Джерри, они прочищают покойникам носы. Это делается в знак любезности, чтобы посетители не упали в обморок.

От паров формальдегида из глаз лились слезы. Китаец-патологоанатом сидел у окна и делал пометки в блокноте. Рядом вертелись пара служителей и еще несколько полицейских – настроение было такое, будто все чувствовали себя в чем-то виноватыми и хотели извиниться. Джерри никак не мог понять, в чем дело. Рокер не обращал на них ни малейшего внимания, он стоял в углу и о чем-то шептался с величественным джентльменом, приехавшим на заднем сиденье патрульной машины. Джерри дважды расслышал слова «пятно на нашей репутации», произнесенные негодующим тоном. Тело было накрыто белой простыней с синим крестом. Перекладины креста были одинаковой длины, так что простыню можно стелить любой стороной, подумал Джерри. Других столиков на колесах в комнате не было. Единственный стол и единственная простыня. Все остальное находилось в двух холодильниках с деревянными дверцами высотой в человеческий рост, огромных, как лавка мясника. От нетерпения Люк приплясывал на месте

– Господи, Рокер! – окликнул он его с другого конца комнаты. – Долго еще вы будете держать тело закрытым? У нас много дел.

Никто даже не обратил на него внимания. Устав ждать, Люк сдернул простыню. Джерри посмотрел и отвел взгляд. В соседней комнате проводилось вскрытие, доносился звук перепиливаемой кости, похожий на рычание собаки.

«Неудивительно, что они все словно извиняются, – отупело подумал Джерри. – Привезти труп круглоглазого европейца в такую дыру».