Сердце ангела - Вячеслав Грацкий

— Помоги мне! — донеслось с другой стороны расщелины.

— Спаси меня! — закричали еще дальше. — Спаси!

Дарел нахмурился. Кто бы сказал недавно, что славящиеся своей спесивостью «золотые» будут слезно просить его о помощи, поверил бы он?..

— Серебряный! Я плохо вижу в этом полумраке, но, кажется, ты ведь тоже капитан! Помоги, прошу! Мы ведь воины, ты и я!

На стенах уцелело немного фонарей, но и тот свет, что они давали, казалось, утопал в мрачной бездне. В полумраке фигуры людей, застывших в полной неподвижности, напоминали искусные статуи.

— Слышишь меня, капитан?! — Барон был ближе всех, и его голос с легкостью перекрывал остальные. — Я озолочу тебя! Проси о чем хочешь! Деньги, земли, должности — в Серебряной или в Золотой гвардии, где хочешь! Я все устрою! Чего ты молчишь? Скажи же что-нибудь! Я не могу здесь больше стоять! У меня затекли ноги, но я не могу шевельнуться! Умоляю, капитан!

«Они и есть статуи, — подумал Дарел. — Они бессмысленны и бесполезны. Хваленая Золотая гвардия — просто сборище трусов. Они не смогли остановить магов. А теперь не могут достойно умереть. И они мешают мне. Эти… статуи».

Дарел снял с себя все доспехи. Немного подумав, стащил сапоги, стеганку и рубаху, оставшись в одних штанах, ножны с мечом взял в руки.

— Эй, что ты делаешь? — недоумевал барон. — Я не понимаю тебя, зачем это все?

Разбежавшись, Дарел перемахнул через пропасть и опустился на карниз рядом с бароном.

— Что ты делаешь?! — вскричал тот. — Зачем?! Достаточно было бросить веревку. Как ты собираешься мне помочь теперь? Ты идиот! — Голос барона сорвался на визг. — Теперь ты в таком же положении, как и я!

— С дороги, — тихо сказал Дарел.

— Что?! — Барон дернулся от неожиданности, опасно качнулся, но кое-как удержался на краю. — Что ты сказал? Я не понимаю.

— С дороги, и побыстрее. У меня очень мало времени, барон. Магов нужно остановить.

— Магов? Каких… к дьяволу, магов! Я просил тебя о помощи!

В руках Дарела лязгнул клинок.

— Ты что?! Ты спятил! Что ты задумал?!

— Убирайся с моей дороги, ублюдок! Я очень спешу!

Дарел взмахнул поверху мечом, намереваясь уколоть барона в прорезь шлема, но тот в испуге отшатнулся и, истошно вопя, полетел вниз. Взгляд Дарела остановился на следующем воине. Глаза у того поползли на лоб.

— С дороги! — прорычал Дарел, двинувшись по карнизу. — Все прочь с моей дороги!

Очутившись на другой стороне расщелины, Арнор смотрел на Берсеня так, словно готов был вот-вот преклонить перед ним колени.

— Сударь Берсень, — дрожащим голосом обратился он к магу, — это Перемещение, не так ли? Боже, как я сразу не понял… Как я мог сомневаться? Настанет день и час… Явится ангел Господень…

Берсень пожал плечами. В десяти шагах перед ним отливала стальным блеском массивная двустворчатая дверь. Там, за ней, маг ощущал медленную пульсацию Сердца.

— Мы пришли. — Он с силой поскреб немилосердно зудящий шрам. — Вы готовы? Ди?

— Да, — тихо сказала Диана, во взгляде ее сквозили холод и равнодушие. — Пусть будет так.

— Эрик?

— Ты ведь для этого вытащил нас сюда? — скривился виконт. — Значит, вперед.

— Мэтр?

— Сударь Берсень, — Арнор облизнул сухие губы, — вы — Избранный. Мы не можем потерпеть поражение.

— Делайте то, что считаете нужным. Но старайтесь держаться ближе ко мне.

Эрик, не сводивший с Берсеня взгляда, заметил проступившую на его лице испарину. «А ведь он устал, — с долей удивления подумал Эрик. — Черт возьми! Он ведь едва…»

— Идемте.

Дверь открылась от легкого толчка.

Гангель Мун задумчиво выщелкивал патроны из магазина ружья, или, как его здесь называли, скорострела, после чего вставлял их обратно, магазин в ружье, а затем начинал сызнова. За несколько часов, проведенных в Башне, он успел основательно познакомиться с этим оружием, так что мог разобрать и собрать его с закрытыми глазами. Но все еще не мог привыкнуть. Это оружие казалось каким-то чудом. Если бы в свое время у него был такой скорострел…

Время от времени глаза Гангеля словно невзначай поднимались вверх. Там, на вершине двадцатиметровой каменной стелы, сияло небольшое «солнце». В сравнении с настоящим небольшое, размером с пятиэтажный дом, и неяркое — на него можно было смотреть почти не щурясь. И на него хотелось смотреть. Оно притягивало взгляд. Во всяком случае Гангель то и дело ловил себя на том, что, пока его руки перещелкивают патроны из магазина в магазин, сам он бессмысленно пялится вверх. С интересом поглядывал туда и расположившийся рядом с Гангелем Каспар Геллер.

Сердце Уриэля — так назвал это скромное светило Куратор. По мнению Гангеля, с сердцем оно не имело ничего общего, если не считать медленной, размеренной пульсации. Примерно раз в полчаса Сердце содрогалось, и, если присмотреться, можно было увидеть, как по его вязкой и блестящей поверхности пробегают ленивые волны, после чего оно долго колыхалось, успокаиваясь перед новым толчком.

Зал, где находилось Сердце, имел круглую форму и совершенно циклопические размеры — пару сотен метров в диаметре и столько же в высоту. Все пространство пронизывали множество галерей, мостиков и лестниц. Отовсюду к Сердцу тянулись длинные выступы — дорожки, по которым к нему можно было подойти. Внизу стелу окружали многочисленные механизмы, металлические и деревянные шкафы, стеллажи с толстыми фолиантами и свитками, рабочие столы и столики, заставленные всякого рода инструментами.

Гангель готов был поспорить: в иное время здесь наверняка все выглядело по-другому — сновали алхимики, бурлили какие-нибудь зелья в перегонных кубах, валил пар, пахло всякой отравой, в общем, в этой лаборатории вовсю кипела работа.

Но сейчас здесь было тихо. Сейчас за всеми этими шкафами и столами прятались рыцари Золотой гвардии и… странные люди в балахонах, похожие на монахов, но явно не монахи. Держались они обособленно и отчужденно. «Золотогвардейцам» никто не объявлял, что эти субъекты, коих надлежит прикрывать в бою, маги. И те не совершали никаких действий, могущих вызвать подозрение. Тем не менее рыцари косились на них с неодобрением, граничащим с неприязнью.

«Золотые» вообще чувствовали себя не в своей тарелке. Замок, в который их привезли, здешние устройства и механизмы, подозрительные люди — все вызывало настороженность. Если бы не король, перед отбытием произнесший проникновенную речь о необходимости сплотиться перед лицом общего врага, и не офицеры, всеми силами поддерживавшие дисциплину, кто знает, как все могло обернуться.