Песнь для Арбонны. Последний свет Солнца - Гай Кей

Ему пришло в голову, совершенно не к месту, пока он говорил, что Ариана де Карензу сказала ему нечто очень похожее в другой постели летом насчет выбора и путей любви. Ему также пришло в голову, с опозданием, что в этом разговоре есть нечто весьма абсурдное. Его притащили сюда, чтобы убить. Интересно, где находится ее муж. Возможно, Борсиард д'Андория ждет ее за стенами города. Именно кораны Мираваля приволокли Блэза сюда, однако такой союз кажется весьма странным. «Когда твои враги сговариваются, — гласила поговорка в Горауте, — нужно иметь птичьи крылья, чтобы улететь, или силу льва, чтобы сражаться». В данный момент у него нет ни того, ни другого. Он лежит на кровати Люсианны, связанный и беспомощный, и голова у него звенит, как храмовый колокол.

— Делай что хочешь, — устало сказал он, так как она оставалась неподвижной и молчала. Черные глаза Люсианны, аккуратно подведенные снизу и сверху, были широко раскрыты, но в них ничего нельзя было прочесть. Зрачки расширены больше, чем следует. Она принимала свои снадобья, понял Блэз. Они усиливали наслаждение. Он подумал, не использует ли Люсианна теперь их все время. И еще подумал, как может смертная женщина быть такой прекрасной.

Он еще раз попытался сглотнуть.

— Если ты должна меня убить, по собственным причинам или ради мужа, то кончай с этим, Люсианна. — Он снова закрыл глаза.

— Ты не в том положении, чтобы чего-то требовать, не так ли, Блэз? — Ее тон стал резким. — Или отпускать неприятные замечания по поводу поступков как моего отца, так и моего мужа. — Он почувствовал острие кинжала у своего бедра. Он не захотел реагировать. Держал глаза закрытыми; кажется, это был единственный способ выразить несогласие. Это и молчание. Однажды в Мигнано она поняла, что он недоволен каким-то ее высказыванием на банкете. Ее женщина пришла за ним гораздо позднее обычного в ту ночь. Когда они пришли в спальню Люсианны, Блэз понял, почему. Не меньше сотни свечей разной формы и размера горели вокруг кровати, на которой лежала Люсианна, обнаженная, освещенная мерцающим, пляшущим пламенем всех этих свечей, словно жертвоприношение в каком-то храме мертвых и забытых богов. Она была привязана за лодыжки и запястья, как он сейчас.

В ту ночь она подождала, пока женщина уйдет, и сказала:

— Ты расстроен. У тебя нет на это причин. Делай со мной все, что захочешь. — Он помнил, что даже в то время отметил, что она не просила прощения. Она не из тех женщин, которые просят прощения. Ее тело блестело и переливалось от масла, когда она медленно изгибалась направо и налево при свете свечей; она не улыбалась, глаза ее были огромными. Блэз долго стоял над кроватью, глядя на нее сверху. Потом медленно снял одежду, а она лежала связанная, в этом ослепительном свете, наблюдая за ним… но перед тем, как лечь в постель, он развязал все веревки, которые связывали ее.

Он вспомнил, что Люсианна рассмеялась. Он тогда подумал, что это, возможно, от облегчения. Теперь, переживая еще раз тот момент, он по-другому воспринял ее смех, услышал в нем искреннюю насмешку над его наивностью. Люсианна, какой бы юной она ни была, кажется, всегда была развратной. Он снова почувствовал горечь; возможно, она будет с ним всегда. Бертран де Талаир, подумал вдруг Блэз, так и не смог пережить то, что произошло с ним в любви, когда он был молодым.

Люсианна продолжала молчать. Блэз лежал, отвернувшись, с закрытыми глазами. Он почувствовал, как отодвинулось лезвие кинжала, и секунду спустя услышал голос Люсианны:

— Я думала тогда… Я помню, что думала к концу того лета, до того, как Энгарро был убит… что встретила тебя слишком поздно. — Ее голос звучал странно. Но не это заставило Блэза наконец открыть глаза. Он услышал другой звук из дальнего конца комнаты и почувствовал едва уловимую струйку сквозняка на коже.

Когда он посмотрел на Люсианну, она уже отвернулась от него к двери, и, проследив за ее взглядом, Блэз увидел Кузмана Аримондского, который стоял, обнажив в роскошной улыбке белые зубы, с кинжалом в руке, длинным, как маленький меч.

Люсианна на секунду бросила взгляд на Блэза, глаза ее были широко открытыми и черными от наркотиков; потом совсем повернулась к нему спиной и пошла к камину, оставив лишь пустое пространство между Блэзом и аримондцем, который пришел, чтобы прикончить его. Его действительно притащили сюда кораны Мираваля; последний кусочек головоломки встал на место.

— Привязан веревками, как конокрад, — с восторгом произнес Кузман. — Если бы это было в Аримонде, я бы привязал его в пустыне рядом с муравейником и сам бы полил медом его яйца и глаза, и оставил его там. — Люсиана ничего не сказала. Она смотрела в глубину камина.

— Как мне повезло, что мы не в Аримонде, — холодно произнес Блэз. Он не собирался доставить этому человеку большего удовольствия, чем доставит ему сам факт его смерти. — Страна трусов и кровосмесителей.

Улыбка аримондца не дрогнула.

— Ты глуп, — сказал он. — Тебе не следовало бы меня злить. Твое тело слишком открыто моему кинжалу. Твоя жизнь закончится здесь. Призрак моего брата жаждет встретиться с твоей тенью в потустороннем мире, и от меня зависит, будет ли твой путь к богу легким или очень тяжелым.

— Ничего подобного, — тихо возразила Люсианна, стоя спиной к ним обоим. — Делай то, зачем пришел, только быстро.

— То, зачем пришел? Я пришел ради казни, — ответил аримондец, и его улыбка стала шире. — И, может быть, ради удовольствия, которое получу от его тела после его смерти.

— Ты слишком много на себя берешь, — сказала Люсианна, все еще глядя в огонь. Голос ее звучал монотонно и очень тихо. Аримондец рассмеялся и двинулся к кровати.

— Слишком суровое наказание, как мне кажется, — сказал Блэз Люсианне, с трудом переводя взгляд с человека с кинжалом на женщину, которая научила его всему, что он знал о глубинах наслаждения и боли, — за то, что я встретил тебя слишком поздно. Надеюсь, это доставит удовольствие твоему новому мужу, а может быть, и следующему.

У нее вырвался слабый звук; он подумал, что это похоже на смех. Он не успел понять, потому что в тот же момент, когда он снова повернулся лицом к своей смерти, как положено мужчине, с достоинством склоняясь перед безграничной, вечной властью бога, дверь снова распахнулась, и ошеломленный Блэз увидел за спиной у аримондца, как в комнату вошла жена его брата.

— Если ты воспользуешься этим кинжалом, — услышал он решительный голос Розалы, — то клянусь святым Коранносом, я заставлю привести тебя на суд графини Арбоннской еще до конца этой ночи и не успокоюсь, пока вы оба не будете наказаны за нарушение перемирия и убийство.