Дети Сиспилы - Александр Абердин

Жилю этот тип велел остаться и покатил на своей инвалидной коляски к тем дверям, откуда выехал. Временами его бил крупный мандраж и Стосу стало ясно, что он очень боится пролететь мимо кассы. Всё-таки этому типу весьма наглядно было показано, что есть на Земле силы куда более могущественные, чем всё то, что ему встречалось до сего дня. Выехав из зала, полковник тотчас велел явиться в его кабинет какого-то Денье и покатил по длинному коридору, окна которого выходили в парк. Там разминались головорезы этого вояки. Было похоже на то, что он собирался затеять какую-то очередную войну.

Добравшись до своего кабинета, полковник встал из своей инвалидной коляски и с трудом добрался до старого кожаного кресла. Вскоре пришел его бухгалтер, который был, пожалуй, единственным штатским человек на этой вилле. Денье кивнул им головой и молча занял своё место за компьютером. Рахиль уже успела просветить Стоса относительно правил проведения такого рода сделок и контракт, на основании которого в Науру должны были быть переведены деньги, был готов и его оставалось только распечатать и подписать. Менахем достал из кармана компакт-диск и, протянув его Денье, сказал:

— Мсье, будьте добры, внесите небольшое изменение в этот контракт и распечатайте его, чтобы я мог его подписать.

Когда на стол полковника лег распечатанный контракт и он прочитал имя спутника его будущего лекаря, то он не выдержал и хмуро проворчал:

— Ненавижу евреев.

Стос, сидевший за столом с отсутствующим видом, тотчас оживился и радостно воскликнул:

— О, как это мило, полковник, а я ненавижу французов!

Тот остолбенело вытаращил глаза и выпалил:

— Но нас-то за что ненавидеть, мсье, ведь мы же не предавали Христа, как это сделали когда-то евреи!

Стос махнул рукой и громко ответил ему:

— Полноте, полковник, вы даже не представляете себе сколько в вас, французах, дерьма, а этот ваш Наполеон был точно такой же сволочью, как и Гитлер. Да, и после Второй мировой войны вам, не смотря на все её ужасы и пролитую кровь, вам, видно, было трудно остановиться, раз вы вот уже полвека убиваете людей в Африке либо сами, либо своей гнусной политикой, в которой для вас, французов, нет никаких пределов подлости. Так что заткнитесь-ка на счёт евреев, полковник, уж они-то ни в чем не виноваты перед Иисусом Христом, а та религия, от которой вы без ума, это всего лишь их идеологическое оружие и инструмент мести Риму, который они разрушили-таки, хотя и лишились почти на две тысячи лет родины. Так что тут нужно ещё хорошенько подумать над тем, кем же всё-таки умер сын Божий, правоверным иудеем, спасшим, помимо всего прочего, свой народ от окончательного поругания, или же основоположником христианства, к которому он не имел никакого прямого отношения.

Полковнику, явно, недосуг было спорить со своим лекарем и он быстро и даже не читая подмахнув оба экземпляра контракта, согласно которого купил себе какое-то ноу-хау, после чего велел Денье тотчас перевести деньги на указанный господином Леви счёт. Через каких-то четверть часа Стос получил подтверждение не только о том, что деньги получены, но уже и переведены на другой счёт. Бухгалтеру он велел остаться в кабинете, чтобы у того не осталось никаких сомнений на счёт его босса, быстро разложил полковника на длинном жестком столе и расстегнул его китель так резко, что пуговицы с него посыпались на пол. К лечению он приступил без малейшего промедление и оно заняло у него почти четыре часа.

Всё это время бухгалтер клацал зубами от страха, так как с его патроном, явно, творилась какая-то чертовщина. Сначала из глазницы выскочил его стеклянный глаз и уже через полчаса полковник заморгал обоими. Затем он был вынужден выплюнуть свои вставные челюсти, для чего ему, чуть ли не силой, пришлось отодвинуть руку Стоса от своего рта, после чего из его тела выскочила пара осколков. Однако же, страшнее всего было то, что полковника, словно бы надували через соломинку, как лягушку, и он изрядно увеличился в объеме, вновь становясь мускулистым моложавым мужчиной.

Стосу же это далось ценою того, что начиная с девяти часов утра и до одиннадцати ему пришлось сожрать добрых пятнадцать килограммов высококалорийного концентрата, чтобы заполнить им всего себя чуть ли не от глотки и до самого днища, отчего ему было не то что трудно дышать, но и двигаться, а потом еще и превратить это месиво в протоплазму и потом повторить процедуру ещё трижды. Когда же он закончил исцеление старого головореза, бездумно выполнявшего приказы своего правительства, он был пуст, словно выпитая до дна бутылка. Вот теперь бы он уже ни за что не проехал мимо ресторана. Поэтому, крепко поцеловав Аньез, он сказал девушке нервным голосом:

— Ладно, моя черная кошечка, оставайся и присмотри за этим засранцем, а если он тебе всё-таки надоест, то бросай всё к чертовой матери и прилетай на наш остров. Хачик за тобой примчится через пять минут, он ведь теперь почти не вылезает из своего Лулушика. Ну, желаю удачи, моя шоколадка, теперь этот зловредный тип уже не рассмешит тебя, как это бывало раньше, когда ты стянешь с него штаны. Расскажешь нам с Лулу завтра утром, каков он стал в обновленном виде.

Даже не взглянув на Гастона Нуаре, который, не веря себе, ощупывал своё мощное тело то тут, то там, и, особенно в том месте, которое всегда было для него предметом особого беспокойства, Стос и Менахем быстро вышли из кабинета. Возле дверей его уже поджидал Жиль, одетый в цивильное платье с армейским мешком руках. Бросившись к Стосу, парень крепко пожал ему руки и обрадовано воскликнул:

— Стос, я лечу с вами, меня об этом попросила Лулу.

Стукнув парня кулаком в плечо, он сказал парню:

— Отлично, Жиль, я рад тому, что ты всё так быстро понял. Ты, оказывается, вовсе не такой тугодум, как я о тебе подумал с самого начала. Пойдем, парень, нас ждет чертова прорва работы и я хочу начать её поскорее.

Через месяц с небольшим Менахем стал владельцем острова Тумареа, за который им пришлось отвалить целых семьдесят восемь лимонов зеленью. Ещё через две недели на этот остров высадился десант, состоящий из девятисот с лишним мужчин и женщин, прибывших в Микронезию из Западной Европы. Ещё во время первой радиоментальной конференции было принято общее решение не спешить резко увеличивать ряды детей Сиспилы. Поэтому число колонистов и было столь невелико, ведь каждому из них было предложено пригласить по одному, максимум, по два самых близких, или просто нужных колонии человека. Ограничение не являлось ни жестким, ни суровым, так как было продиктовано только одним обстоятельством, на острове всем придётся вкалывать до седьмого пота, а потому отбор был очень тщательным. Лодырям и сибаритам нечего было делать на острове Тумареа.