Ужасный век. Том I - Андрей Миллер

Марисолемы, был типом мутным: в лучшем случае контрабандист. Возможно — пират. Но искал Фелипе человека не по чистоте репутации. Ему нужен был некто отчаянный, готовый ради золота на всё — и не страдающий излишним любопытством.

Хосе, просоленный мужик с жидкими длинными волосами, сразу показался одним из таких. Деньги легко ослепили его: за пригоршню золотых монет Хосе готов был отправиться хоть в Преисподнюю. По возвращении Фелипе обещал капитану вдвое больше.

Что особенно подкупило в Хосе — так это то, насколько честно он обнажал своё бесчестие.

— Столько же? — спросил в тот вечер Хосе, утирая подбородок от портового пойла. — А сколько дадут твои родные, чтобы я вернул тебя живым и невредимым с корабля?

— Ни гроша. — спокойно отвечал Фелипе. — Если причинишь мне зло, то жизнь свою сделаешь дешевле верёвки, на которой вскорости будешь повешен. Мои друзья — самые влиятельные люди Балеарии.

Команда двухмачтового судна косо смотрела на Фелипе де Фанью. Странным им казался старик в богатых одеждах, не выпускающий из рук фолианта, не говорящий ни с кем, а только смотрящий на горизонт. Фелипе велел Хосе вести корабль на запад: в океан, который не пересёк пока ни один человек. Возражений и вопросов не последовало.

Корабль вышел из столичного порта, прошёл вдоль южного побережья, обогнул западный край Ульмиса — и устремился в воды, которые многие считали бесконечными. Дальше, словно волны, покатились дни. За ними — недели. Не зная цели похода, матросня роптала всё больше — покуда судно углублялось в неизведанный Западный океан. Однако капитан продолжал верить словам Фелипе о том, что заветная цель приближается.

Сам учёный верил в это твёрдо, хотя не знал, какова именно цель. Он просто следовал скупым руководствам из книги. Примечал знаки, о которых узнал из неё. Таковых знаков с каждым днём делалось больше.

С каждым же днём портилась погода. Чем дальше от берегов Ульмиса — тем злее были ветра, выше волны, мрачнее небо. Однако удивительно: капитан Хосе при том становился всё более и более спокойным. Тревогу команды он видел. Очевидна она была и Фелипе, но одно грубое слово капитана пресекало всякую смуту.

Одним утром, едва отличимым от вечера, Фелипе увидел висельника на рее — тот позволил себе высказаться о гибельности путешествия и безумии капитана.

Учёный не беспокоился о ситуации на борту — пусть накалялась она уже не день ото дня, а час от часа. Он старательно выводил в судовом журнале Хосе знаки из своей книги — точно так же, как царапал их кинжалом на досках корабля с первого дня плавания.

Всё шло как должно. В полном соответствии с руководством.

Хосе вскоре откровенно обезумел. Он не отрывал глаз от запада и быстро шептал о том, что видит впереди. И хотя впереди не было ничего, кроме волн и сизых туч, некоторые матросы тоже будто начали замечать нечто. Фелипе не слушал бред моряков, опасаясь за собственный рассудок.

А потом налетел настоящий шторм, и что случилось дальше — учёный не помнил.

Теперь был только солнечный остров, тихий и безлюдный. И была тропа, ведущая наверх: скоро она превратился в подобие мостовой, а затем — в выложенные из больших камней ступени. Подниматься было удивительно легко.

В конце концов Фелипе обнаружил высокую башню, похожую на маяк. Покосившуюся, сложенную из старых, обветренных камней. Вокруг не было ни души, не звучало ни звука — кроме криков птиц и отдалённого прибоя. Лишь светило яркое солнце.

Рассохшаяся деревянная дверь оказалась не заперта. Фелипе де Фанья без тени страха отворил её: изнутри тянуло приятной прохладой. За дверью оказалось довольно темно. Солнечный свет падал из небольших окон, пробивался сквозь щели кладки.

А когда глаза привыкли к полумраку, Фелипе едва устоял на ногах от изумления.

Потолок округлого помещения было не разглядеть: он терялся в темноте, рассекаемой полосами света из окон, похожих на бойницы. Вдоль стен тянулись туда, в непроглядный мрак, деревянные стеллажи: неведомо, как они держались, выглядя насквозь прогнившими.

Бесчисленные ряды книг, поднимающиеся от самого пола на высоту, может, восьми человеческих ростов — а дальше Фелипе просто не мог разглядеть. Переплёты — совершенно одинаковые: их корешки выстроились, словно воины древней армии.

Все до одного — точно такие же, как том в руках балеарского учёного. У Фелипе перехватило дух.

Нечто подобное иногда являлось ему во сне, но теперь происходило наяву. Ещё не разобравшись, куда пришёл, Фелипе понимал: это и есть та самая заветная цель. Все десятилетия, ещё с первой встречи с учителем в саду, через каждую книгу и каждую лекцию, Фелипе де Фанья шёл к этой башне. Сам не зная, зачем.

— Ты прочёл книгу?.. — послышался вдруг голос.

Очень слабый, хорошо различимый только в такой тишине, какая стояла здесь.

Фелипе оторвался от уставленных книгами полок, казавшихся ему бесконечными.

В центре помещения располагался стол, заваленный письменными принадлежностями. За ним, сильно сгорбившись, сидел человек в рясе — одеяние напоминало монашеское. Сидел спиной ко входу, так что Фелипе видел лишь седые волосы. Настолько длинные, что они почти касались пола.

— Прочёл, но не полностью. Вы написали её?

— Я написал их все.

Безумие! На такую работу ушёл бы не один срок, отпущенный человеку.

Фелипе потянулся к полке, провёл пальцами по шершавым кожаным корешкам. Смешно! Он всерьёз чаял найти великое тайное знание лишь в одном-единственном манускрипте. Теперь учёный понял: самое волнующее знание, до которого ему стоило всей жизни лишь дотянуться — капля в бесконечном океане. В пучине неведомого, наводящей ужас своей необъятностью. Фелипе испытывал страх и благоговение.

Сколько здесь книг? Уж точно не сотни: тысячи. Или десятки тысяч? Или?..

— О чём они?

— О жизни. О чём же ещё пишут книги?..

Старец обернулся, оторвавшись от письма. У него было узкое, вытянутое лицо: довольно бледное и, кажется, благородное. Учёный снова поразился — и вовсе не аристократическим чертам незнакомца. Глаза старца были закрыты широкой повязкой: из такой же ткани, что и ряса.

— Вы… — Фелипе де Фанья выдавливал слова с трудом: не от страха или смущения, а потому, что хотелось спросить обо всём сразу. — Вы слепы?

— К чему нужны глаза, если ходишь не видением, но знанием? Глупый вопрос… А ты не глупец, иначе не попал бы сюда. Задавай умные вопросы, Фелипе де Фанья, сын графа Диего: я даром времени не трачу.

Фелипе не слишком удивился, что ему не пришлось представляться. Но настал