Секретарь обкома - Всеволод Кочетов

Когда Василий Антонович с Петровичевым по мраморной светлой лестнице подымались в вестибюль, расцвеченный фонариками и лианами серпантина, осыпаемый пестрыми хлопьями конфетти, там гремела духовая музыка. Игралось что-то старинное, предназначенное для стариков, мелодичное, что полковыми оркестрами местных гарнизонов, может быть, сорок и более лет назад игрыва-лось в «городских» и «летних» садах, на городских бульварах. Это был вальс, танцевать его могли и старики и молодые. Поколение Василия Антоновича в хореографическом искусстве, что называется, больших высот не достигло. Оно училось строить, училось руководить промышленностью и сельским хозяйством, училось воевать, и дело танцев явно запустило. С грехом пополам оно умело топтаться в общем кругу. Но старики и молодые лихо кружились в вальсе.

Секретарь обкома партии и секретарь обкома комсомола прошли меж танцующими, получили по нескольку толчков в бока, были осыпаны цветными бумажками и окутаны цветными лентами. Петровичев еще пытался сохранять достойный вид, какой, по его мнению, во всех случаях должен иметь руководитель областного масштаба. А Василий Антонович махнул на это рукой. Раз вечер поколений и веселья, так уж чего меряться рангами, тут надо быть человеком, и больше ничего.

Зазвенел звонок. Все потянулись к залу. В этих людских потоках к дверям Василий Антонович начал различать знакомых. Возле Софии Павловны были Лаврентьев и его жена — Клавдия. Были Александр и Юлия; был Сергеев, был Вла-дычин, были Баксанов и Тур-Хлебченко… До Софии Павловны он в толкучке не добрался, сел в четвертом ряду среди шумной и веселой юной компании, которая никакого внимания на него не обращала: перегибались через его плечо, тянулись друг к другу за его спиной. Он терпел.

На сцене стоял длинный стол, какие обычно приготавливают для больших президиумов. Но из-за кулис к столу вышло только шестеро. Лаврентьев, Черногус, Петровичев, еще один старик с пышными усами, женщина лет тридцати воеьми и та голубоглазая девушка, которая работает в цехе Александра, Майя, молодая героиня с орденом Красной Звезды.

— Такое дело, товарищи, — заговорил Лаврентьев. — Мы очень долго думали, как бы нам обойтись без президиума. Не смогли придумать. Может быть, следующим поколениям и удастся разрешить эту задачу. Нам не удалось. Но мы все же довели его до минимума. Шесть человек на полуторатысячное собрание. Излишеств, как видите, нет.

Ему весело поаплодировали, посмеялись.

— Но я должен вам объяснить принцип формирования нашего президиума. Вот представитель самого молодого поколения. — Лаврентьев указал рукой на Майю. — Это известная вам всем Майя Сиберг. Она… — Объяснять, кто такая Майя Си-берг, Лаврентьеву не пришлось. Шумной овацией приветствовали похолодевшую и отчаянно красневшую Майю.

— Вот тоже не старое, тоже молодое, — продолжал Лаврентьев, — но, правда, все-таки уже немножко постарше поколение — Наталья Фадеевка Морошкина — заведующая молочно-товар-ной фермой колхоза «Озёры». В прошлом году её ферма достигла выдающихся результатов, товарищи. Хотя еще и не была механизирована, заметьте. Нынче у них завершается полнейшая механизация. Виновник этого дела, кстати сказать, старгородский инженер товарищ Лебедев. И в итоге первый квартал на эмтээф у Натальи Фадеевны завершен с результатом, который на тридцать шесть процентов выше, чем было в прошлом году.

Шумно аплодировали и Морошкиной.

— А вот старшее поколение тружеников нашей области: товарищ Гусев, Илья Федорович, член партии с тысяча девятьсот пятого года. Стрелочник сортировочной станции. Почти шестьдесят лет переводит стрелки поездам, идущим в Стар-город и из Старгорода. Он во всем и виноват, как всякий стрелочник.

Старику долго хлопали изо всех сил.

— Это, так сказать, была вам представлена трудящаяся часть президиума, — продолжал Лаврентьев. — Остальные уже начальство. Товарищ Черногус — один из организаторов вечера, директор исторического музея, старый большевик. Товарищ Петровичев — секретарь обкома комсомола. И вот ваш покорный слуга — секретарь обкома партии. Без начальства в президиуме обойтись мы, товарищи, не сумели.

Собрание было настроено хорошо. Все шутки Лаврентьева молодежь принимала весело.

— А выступления порешили, знаете, как вести? — говорил он. — А вот так — кого попросим, тот пусть и выступает. А то, знаете, написал бы заранее на бумажке, да и получился бы не вечер, а соревнование мастеров малохудожественного чтения. Правильно мы решили?

— Правильно! — хором ответил зал. — Кого попросим первым?

— Майю Сиберг! — закричали на разные голоса.

Майя послушно встала и подошла к той трибуне, на которой был установлен микрофон, посмотрела в зал удивленными глазами.

— Извините, пожалуйста, но мне совершенно нечего сказать. Работаем мы, аппаратчицы, все одинаково. А если вы хотите знать про тот случай, когда… Я вам скажу правду: все было так просто, и главное — так быстро, что я еще не успела ничего сообразить, как уже было кончено. Вы меня, пожалуйста, извините.

Ее милостиво отпустили на место. Потом Лаврентьев наводящими репликами стал помогать залу вызывать к микрофону ударников коммунистического труда предприятий Старгорода и других городов области, колхозов и совхозов; они рассказывали о самом интересном, что произошло у них за год.

Перед концертом был устроен перерыв. Снова танцевали. Но в некоторых комнатах шло обсуждение последних новинок кино, театра, литературы. Там разгорались ожесточенные споры. Спорили и перед экспозицией новых картин старго-родских художников; спорили перед стендами выставки художественных ремесел области.

Василия Антоновича отыскал Александр.

— Папа, пойдем со мной. Тебя хотят видеть ребята и девушки из нашего цеха. Ты же обещал к ним приехать.

Зашли в большую комнату, на дверях которой была табличка: «Комната духового оркестра». Собралось в ней человек пятьдесят молодежи. Василий Антонович поздоровался, сказал, что давно собирается заехать в их цех, в тот цех, где люди ищут новых путей для работы по-коммунистически, но вот все никак не может собраться, и очень рад, что такая встреча наконец состоялась. В нескольких словах он рассказал о перспективах развития промышленности области, о том, какие задачи лягут на плечи молодых в этом и в последующих семилетиях. Потом начались вопросы и ответы. Молодежь интересовало все — от новой техники до организации отдыха и развлечений. Народ был начитанный — отлично знали литературу, образованный — почти все не только закончили среднюю школу, но учились уже и дальше, на вечерних и заочных отделениях различных институтов.

— Я вам тоже задам вопрос, — сказал Василий Антонович, устав отвечать. — Несколько, месяцев назад пришло письмо. Оно не дает мне покоя. Я получаю много писем, и подписанных и анонимных. В анонимных меня, бывает, ругают, даже и советскую власть, случается, ругают. Что ж, разные еще есть люди. А вот письмо, о котором я говорю, оно не из нашей области. Оно издалека, из Сибири, из большого сибирского города. Пишет его молодой человек, и пишет по поводу моей статьи, которая была опубликована в центральной газете. Я писал о воспитании молодежи, ссылался на прошлое, на то, что было до революции, на то, что было еще лет тридцать назад, когда страна была бедная, только-только становилась на ноги. Я писал об огромных переменах и в нашей экономике, и в сознании наших людей. Я призывал молодежь, устремляясь в будущее, не забывать о прошлом, оглядываться на — революционное прошлое, на то, с чего мы начинали, чтобы было, дескать, с чем сравнивать достигнутое. И что же мне написал молодой человек, прочитавший статью? Он написал, цитирую, как говорят исследователи, текстуально. — Василий Антонович стал читать по листку бумаги: — «Перестаньте нам указывать на прошлое. Наши деды и наши отцы, то есть вы в том числе, завоевали нам советскую власть. Но это было давно. Мы выросли, мы думаем о будущем, у нас свои заботы, не тяните нас назад, хватит этих сравнений с тысяча девятьсот тринадцатым годом, вы еще сравните со временами. Киевской Руси, тогда цифры будут пограндиозней. Мы сами знаем, что нам делать. Вам — честь и слава. Нам — дорогу!» — Слушатели загудели. — Видите ли, — продолжал Василий Антонович, — во всем есть своя диалектика, свои «за» и «против». Может быть, прав этот молодой человек? Может быть, и в самом деле мы, старшие, всю жизнь вложившие в труд на благо родины, может быть, мы излишне любуемся сделанным нами. Нами, понимаете ли! А вам это и ни к чему. Вам безразличны герои революции, герои гражданской войны, герои первых пятилеток, те, кто шел на коллективизацию под кулацкие пули. Безразличны молодогвардейцы Краснодона…

Он говорил, а шум нарастал. Он оглянулся — за спиной тоже был народ, молодые и старые; в дверь протискивались все новые и новые слушатели.