Некромерон - Виктория Угрюмова

Две страницы остались тайной, их не смог расшифровать никто.

Сведя в одно целое полученные сведения, разобравшись с непонятными моментами и учитывая, что все части были написаны в разное время, разными существами — о чем неоспоримо свидетельствовал стилевой разнобой и сохранность письмен, — узнали не так уж и много. Хотя и не мало.

«Весьма вероятно, — писал рийский летописец, — что, потерпев сокрушительное поражение и столкнувшись с противником, равным либо превосходящим по силе, Проклятый король может скрыться в своем мире и разрушить врата, ведущие в Бэхитехвальд, дабы не допустить преследования со стороны такого врага. И ежели случится на вашем веку узнать о том, что не существует более Смеющейся Статуи в Бангасоанской пустыне, что в руинах лежит Болотный храм, что рухнула Черная башня, — сие означает: Галеас Генсен спасается бегством впервые в жизни.

К великой печали моей, мне не дожить уже до такого светлого дня, но своим долгом почитаю сообщить тому смельчаку, что разыщет Книгу Закона и сумеет прочитать сии строки, что Тотис, в мудрости своей предвидя хитрость врага, основал врата неразрушимые. Они ведут в Бэхитехвальд, и тот, кому суждено их найти, найдет их непременно».

«Не имея сил закрыть врата, возведенные Тотисом, король Бэхитехвальда поставил возле них семь стражей, одного ключника и одного хранителя. А посему те смельчаки, что решатся преследовать его в исконных пределах, должны явиться к вратам вдевятером. И будут среди них семь стражей, один ключник и один хранитель», — сообщала страница, написанная на языке чин.

«Когда девять рыцарей соберутся вместе и возродят орден кельмотов-смертников, когда прочитают они в должном порядке девять страниц, то тайное станет явным, а пустота заполнится смыслом» — так утверждал Мадарьяга вслед за жанивашским хранителем.

— Ну, тут более или менее ясно, — сказал Узандаф. — Когда мы сможем прочесть две оставшиеся страницы, то все чистые листы заполнятся. Сам частенько баловался такими заклинаниями. Простенькое, но действует безотказно.

«Ищи хранителя, иди к хранителю, найди хранителя», — бесконечно повторял бангасоанский автор, исписав этой фразой круглый лист.

«Ты не можешь отказаться от своего предназначения. Книга Закона не просит и не предлагает, а лишь утверждает очевидное. Во что бы ты ни верил: в Тотиса или духов огня, в неизбежность судьбы либо свободу выбора, — тебе и именно тебе предстоит завершить дело, начатое нами во времена, когда Бэхитехвальд впервые проявился в мире Ниакроха и забрал с собою несметное число жизней и невинных душ. Голоса тысяч умерших заклинают тебя…»

— Это нечестно, — сказал Зелг. — У меня были свои планы. Воспоминания хотел написать, потом монографию. Занавески в спальне поменять, в конце концов.

— Привыкай, — утешил его Мадарьяга. — Быть надеждой и опорой мира — не так уж и плохо, если вдуматься. Попадешь во все учебники истории. Многие чего только не делают, чтобы прославиться, а ты — раз и готово! Это тебе не хухры-мухры, а блестящая карьера.

— Карьера — это то, что нужно, — пробасил Такангор. — Без карьеры мне никак. Лабиринт стоит неотремонтированный, и если маменька узнают, что я за это время не совершил хотя бы кучу подвигов и героических деяний, то устроят мне такую головомойку, что Генсен покажется добрее дедушки.

— Так, стоп, — осенило Мадарьягу. — Это что же такое выходит? Я тоже избранный? Ну знаете, так нечестно, у меня были свои планы…

— Есмь рыцарственное создание? — обрадовался Карлюза. — Мечты свершились!

— Хоть кто-то порадуется, — вздохнул Дотт. — Эх, говорил же мне папа: не слушай маму, иди, сынок, в ювелиры. Женщины их любят, а из проблем — одни грабители, да и те нечасто. Рецепты до добра не доведут! Как накаркал! Меня, конечно, никто не спрашивает, но второй раз встречаться с Генсеном мне как-то не улыбается.

— Это наш долг, — мягко напомнил грифон.

— Я протестую! Какой долг? Перед кем долг? Пришли: «Здравствуйте, вы нам должны; а вы не знали? Какая досада!» — и умыли руки, а я теперь крутись как уж на сковородке. Да я, может, жениться хотел… Отстань, — обернулся призрак к своей безголовой подружке, которая от счастья пустилась было в пляс. — Теперь уже не хочу, настроение не то.

— И где искать двух оставшихся? — растерянно спросил Зелг.

— Сами отыщутся, — ворчливо ответил Мадарьяга. — Можешь вообще никуда не ходить и ничего не делать, а столкнешься с ними нос к носу. Колесо, видишь ли, завертелось.

— Какое колесо?

— Судьбы, — ответил Узандаф. — Даже и не знаю, что тебе сказать, внучек. Ну что, поздравляю. И… соболезную. Эй, ты куда?

— В обморок, — пояснил Дотт, доставая бамбузяку из своих неисчерпаемых запасов. — Вы бы поосторожнее с ним. Пацифист все-таки.

Глава 17

— Ваше высочество! Ваше высочество, прошу в тронный зал! К вам делегация амазонок!

— Амазонок?!

— Кто такие амазонки? — заинтересовался король Юлейн, с которым в этот послеобеденный час Зелг изучал свежие газеты.

Если существуют домашние хозяйки, значит, где-то должны быть и дикие.

— Это такие дикие женщины, сир, которые водятся преимущественно на природе — в лесах и полях, сами охотятся и воюют и совершенно отказываются выходить замуж, — коротко пояснил Думгар.

— Какие благородные добрые женщины! — восхитился король. — Их обязательно надо поощрить!

— А какое отношение мы имеем к амазонкам? — спросил Зелг.

— Пока — никакого, — встрял вездесущий Дотт. — Но среди них попадаются такие хорошенькие!

Главный ценитель женской красоты оказался прав. Три величественные воительницы, с достоинством ожидавшие аудиенции в огромном тронном зале, более походили на трех богинь, сошедших с горних высей, скорее ради каприза, нежели из-за реальных проблем.

Многоног-дворецкий лично проследил за тем, чтобы дамам были предоставлены самые удобные и красивые кресла, и сам собственными щупальцами расставил на низеньком столике кувшины с драгоценными винами, блюда с фруктами и легкой закуской, а также вазы со сладостями и десертами. Девы поотнекивались для приличия, но спустя какое-то время уплетали угощение за обе щеки.

Утвердившись на своем внушающем страх и почтение троне, Зелг не без интереса принялся разглядывать гостий. Те в свою очередь внимательно разглядывали герцога и его разношерстную свиту.

Одна из амазонок отличалась чрезмерно развитой мускулатурой и высоким ростом. Ее белокурые косы спадали до середины спины из-под шлема, украшенного по бокам золотыми перепончатыми крыльями. За спиной висели драгоценные ножны с мечом, который она отказалась вручить при входе в тронный зал даже Думгару; а голос у нее был звучный и громкий, как у боевой трубы. При этом фигура ее наводила на воспоминания о поэмах, в которых воспевали богинь-воительниц; а светящиеся нездешним огнем глаза можно было без всякого стеснения сравнивать со звездами.