Призыв ведьмы. Часть 2 - Эйлин Торен

все одинаково и то, что ты имеешь идеальное тело не означает, что ты имеешь идеальную голову и мысли в ней.

Феран недовольно покачал головой, потом перевалился и подмял под себя.

— А можно грешить в благословение Изара? — в ход пошла её озорная изогнутая бровь.

— Можно, — шепнул в неё Рэтар. — Тем более, Хэла — грудь, которая выкормила детей не может быть не прекрасной, чрево, которое изменилось, потому что подарило жизнь, нельзя считать некрасивым, ясно? Красота она есть всегда, главное видеть… уродство нужно искать не здесь. И красота тела это не всё. И женщина красивая, потому что удивительная, и особенной красоты вот этой конкретной женщине прибавляет то, что это моя женщина.

Хэла от смущения буркнула что-то шутливое в ответ, но уже дыхание изменилось, голос просел, тело напряглось… костёр никуда не денется, а ему ещё долго нужно выпрашивать у неё прощение за то, что вчера натворил.

Глава 20

Милена была в замешательстве со вчерашнего дня.

Девочки уже с утра были в приподнятом весёлом настроении, они взволнованно обсуждали между собой последние события.

В благословение Изара не надо было работать, вечером должны были быть костры, а до того женщины вообще старались никуда не выходить, но при этом разрешалось, как оказалось, только готовить и приводить себя в порядок. Мылись все накануне или до восхода Изара, потому что потом было нельзя.

Местные искренне верили, что если Изар увидит какую девицу голой во время мытья и она ему приглянётся, то будет у неё бурный тир, а если нет, то пустой. И то и другое было плохо, потому что понятие “бурный” было размытым и под него могло подходить всё, что угодно.

Мита накануне всем серым строго настрого запретила перед окнами голыми ходить, а если и ходить, то до того как Изар на небе появится.

И выполнив наказ, с утра все девочки заспались, и теперь валялись в постелях и трепались кто о чём. Но в основном это была тема переезда, которого так боялась Мила, и сегодняшние вечерние костры.

— А вы слыхали, что Шеру отдали? — внезапно спросила Грета.

— Правда? — отозвалась Анья, оживившись.

— Да быть не может, серьёзно? — подскочила Донна.

— Да, я вчера услышала от домашних, — кивнула кругленькая серая. — А они в харне услыхали. Её забрали на днях чуть ли ни ночью, а потом она исчезла. И сказали, что феран её отдал.

— И винки с ней, — отозвалась Маржи, упоминая какой-то там дух из своего мира. — Такая она была злющая.

— Мерзкая, да, — кивнула Сола. — Она как-то мимо меня шла, когда я пол мыла, и пнула меня, как бы нечаянно. Рассмеялась и прощения попросила так, что лучше и не просила бы.

— И как она к ферану в постель всё лезла? А он же на неё и не смотрел совсем, — начала Маржи

— Зато другие смотрели! — подхватила Грета.

— А ферану Хэла была нужна, — прошептала Донна и хихикнула.

— Донна, — осадила девушку Карлина, недовольно покачав головой.

— А что? — отозвалась та.

— Ничего, — буркнула Карлина.

— Он и до Хэлы на Шеру не смотрел, — кивнула Куна. — Мерзкая бабёнка. Правильно, что он её отдал — вот кому-то повезёт.

И все захихикали.

— Феран вообще на наложниц своих не смотрел никогда, мне кажется, — возразила Грета. — Я сколько тут, так он ни разу в харн не ходил.

— Не пристало ферану в харн самому ходить, — покачала головой Куна.

— Да и они к нему не ходили, он никого и не звал к себе.

— А ты прям, Грета, сидишь и ждёшь, что увидишь или услышишь? Или он тебе доложиться обязан? — поддела её Маржи.

— Да ну вас. Вот же понятно всё сейчас — вот где Хэла и где феран? Всё всем ясно. А наложницы ему не нужны были, — надулась Грета.

— Так она ему голову заговаривает и чтобы не болело, и чтобы спал, — отозвалась Сола, — разве наложницы тоже так умеют?

Все разом прыснули со смеху и даже на лице суровой Йорнарии на долю секунды появилась улыбка.

— Сола, ох, хватит, правда! — покачала головой Донна.

— Что? — насупилась девушка.

Донна встала.

— Так, всё, пора тебе просвещение устроить, а то невыносимо уже.

— Не, Донна, постой, — Сола вжалась в свою кровать, закрываясь одеялом от наступающей на неё девушки.

— Нет, я тебе сейчас всё расскажу и даже покажу. У меня дома вообще с этим не было проблем — все свободны и близость это самое обыденное дело. А главное какое удовольствие можно испытать!

— Тут испытаешь, — буркнула Маржи. — Они со своими предрассудками и суевериями этими достали уже.

— Вы чего разгалделись, аки сороки, куропатки мои? — никто и не заметил как Хэла зашла в комнату и сейчас озадаченно переглядывались, пытаясь понять в какой момент это произошло, и что она могла слышать из их разговора.

Милена улыбнулась.

Вчера, когда они сидели и смотрели на тренировку воинов Хэла держа в руках птенца, которого они с Броком и Оань выхаживали, и который сейчас спал возле сидящей в своей кровати серой, и радовалась тому, что к ней вернулся кисет с телефоном. Его даже включить удалось. Чёрная ведьма была счастлива.

— Хэла, слушай, а фотографии же наверное есть, да? Покажешь? — спросила Мила, когда получилось включить телефон.

— Неа, я всё удалила, — мотнула головой женщина не поднимая сосредоточенного на экране лица.

— В смысле? — белая ведьма опешила.

— Ну, удалила папку с фотографиями, — объяснила Хэла. — Зачем они?

— Как… ведь у тебя, — она отчаянно пыталась подобрать слова, чтобы не сделать больно, но получалось не очень, — семья… дети…

— И? — с вопросом посмотрела на девушку чёрная ведьма. — Мне от того, что я их фотки буду до одури рассматривать, легче стать должно что ли?

— Мне было бы отрадно видеть лица любимых людей, — возразила Милена.

— И рыдать, — поддела её Хэла. — Я поначалу смотрела, а потом поняла, что только хуже. И удалила всё. Они там, а я здесь. И я никогда их не увижу, а они меня. И? В чём смысл? Это только в фильмах крутые герои с сожалением и вожделением сидят в тишине, наедине с собой и смотрят на фото утраченной семьи или возлюбленной, двинувшей коней. В жизни это загоняет тебя в угол и здравствуй депрессия, понимаешь? Я помню то, что помню. Страданий что ли недостаточно?

Милена смотрела на неё с непониманием и одновременно с каким-то восхищением. Она сама никогда не смогла бы так. Стереть воспоминания. Ей было так тяжело, что ничего не осталось. Мила закрывала глаза и ей казалось,