Новые забавы и веселые разговоры - Маргарита Наваррская

ней любви, то не могло быть и страха. К тому же она была уверена, что, выговаривая ей в присутствии других, королева делает это не из любви к ней, а лишь из желания перед всеми ее опозорить и гораздо больше радуется возможности публично ее унизить, чем огорчается, узнав о ее падении. Поэтому Роландина отвечала своей госпоже с веселым лицом и слова ее были тверды; королева же была и смущена и разгневана.

— Ваше величество, если бы вы сами не знали, что творится у вас в сердце, я бы напомнила вам, какую неприязнь вы питали к моему отцу и ко мне. Но вы настолько хорошо это знаете, что для вас не должно быть неожиданностью и то, что ото всех остальных ваше отношение к нам никак не укрылось. Что же до меня, ваше величество, то я заметила это себе на горе. Ведь если бы вы были благосклонны ко мне, как к другим, которые не состоят ни в каком родстве с вами, я давно бы была уже замужем, к чести своей и вашей. Но вы отказали мне в этой милости, и все хорошие партии, которые мне предлагались, прошли мимо меня из-за нерадивости моего отца и из-за того, что вы не хотели отнестись ко мне благосклонно. От всего этого я впала в такое отчаяние, что, если бы только здоровье мое позволило мне вынести все тяготы монашеской жизни, я с величайшей радостью удалилась бы в монастырь, лишь бы избавить себя от всех жестоких мучений, которые вы столько времени мне причиняли. И вот, когда я была в полном отчаянии, мне повстречался дворянин, который происхождением своим был бы не менее благороден, чем я, если бы только в свете не делали разницы между любовью и узаконенным браком, — вы ведь знаете, что его отец еще более знатен, чем мой. А вы, ваше величество, за всю жизнь не простили мне ничтожнейшего проступка, вы считали, что я не способна ни на что хорошее и не заслужила ни в чем вашей похвалы, но вы же отлично могли убедиться сами, что я сторонилась любви и чуждалась всего мирского и что я вела жизнь скромную и благочестивую. И вам показалось странным, что я вдруг заговорила с человеком, столь же несчастным в этой жизни, как и я, в чьей дружбе я искала лишь одного — утешения в моем горе, ибо в мыслях моих другого ничего не было. И когда я увидела, что меня лишают этой последней радости, отчаяние мое было так велико, что, хотя вы и. пытались отнять у меня покой и счастье, я решила за них бороться. И тогда мы с ним стали говорить о том, чтобы пожениться, и обручились, обменявшись кольцами. Вот почему мне кажется, ваше величество, что, называя меня негодницей, вы крайне ко мне несправедливы. Ведь наша с ним дружба была так велика, и столько раз мне представлялся случай быть с ним ласковее и ближе, — и несмотря на это, кроме поцелуев, между нами ничего не было. Я упорно надеялась, что господь будет милостив ко мне, и еще до того как мы поженимся, мне удастся как-нибудь убедить отца согласиться на этот брак. И ни в чем я не нарушила воли господа бога и не прегрешила против совести. До тридцати лет я все ждала, каково будет ваше решение и что надумает мой отец, и, смирив сердечный жар, долгие годы берегла свою чистоту и невинность, и никто не может ни в чем меня упрекнуть. И наконец, вняв разумному совету, который мне дал господь, и видя, что годы мои уходят и мне так и не найти супруга, равного мне по происхождению, я решила выйти замуж по собственной воле. Не искала я в этом браке услады для глаз — вы ведь знаете, что возлюбленный мой не отличается красотой; не искала я и плотских утех, ибо никакой плотской связи у нас с ним не было; и влекли меня не гордость и не тщеславие, — он ведь беден и невысокого положения. Мне нужна была только его доброта, — а в этом ему нельзя отказать, — и великая любовь, которую он ко мне питает и которая позволяет мне надеяться, что я буду жить с ним в мире и счастье. И вот, взвесив в уме все хорошее и дурное, что мне может принести брак с этим человеком, я решила остановить свой выбор на нем, считая, что для меня это лучшая из всех партий. Я раздумывала над этим целых два года и сказала себе, что остаток дней моих проведу только с ним. Решение мое столь непоколебимо, что никакие муки, ни даже сама смерть не заставят меня от него отступить. Поэтому я молю вас, ваше величество, простите мне то, что вполне заслуживает прощения, и не лишайте меня счастья и покоя, которые я надеюсь найти с ним.

Видя решимость на ее лице, слыша, как уверенно она говорит, королева не нашла никаких разумных доводов, чтобы ей возразить. Дав волю гневу, она продолжала всячески поносить ее, а потом, заливаясь слезами, воскликнула:

— Несчастная, вместо того чтобы вести себя со мною смиренно и — раскаяться в столь великом проступке, ты говоришь дерзко, и в глазах у тебя нет ни слезинки. Ты выказываешь этим только свое жестокосердие и упрямство. Но если король и твой отец захотят послушать моих советов, они запрячут тебя в такое место, где ты заговоришь совсем иначе.

— Ваше величество, — сказала Роландина, — вы корите меня тем, что я говорю слишком дерзко, — я готова умолкнуть, если вам не будет угодно разрешить мне вам отвечать.

Когда же королева приказала ей говорить, она сказала:

— Мне ведь не пристало, ваше величество, говорить с вами, моей госпожой и самой могущественной из всех королев, дерзко и без должного уважения. Я этого не хотела и отнюдь не собиралась этого делать. Но коль скоро у меня нет адвоката, который бы стал меня защищать, единственная защитница моя — это истина. Я одна ее знаю и решилась высказать ее вам без всякой боязни, надеясь, что, когда вы ее услышите, вы не станете думать обо мне так, как думали до сих пор. Мне совсем не страшно, что кто-то узнает, как я вела себя, ибо я убеждена, что ни господа, ни чести своей я не оскорбила. Вот почему я говорю без всякой боязни: я уверена, что тот, кто видит сердце мое, сейчас со мною.