Чехов в жизни - Игорь Николаевич Сухих
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чехов – О. Л. Книппер-Чеховой. 15 декабря 1902 г. Ялта
Ольгу Леонардовну отпущу к тебе непременно. Хотел около начала февраля, но теперь вижу, что удобно с половины Масленицы. И все-таки – ненадолго!
Скажу тебе по секрету: очень меня пугает (как директора) то, что она невероятно скучает по тебе. Жалко смотреть на нее. А между тем она так занята в репертуаре, как никто в труппе…
Вл. И. Немирович-Данченко – Чехову. Январь 1902 г. Москва
С новым годом, с новым счастьем, милая моя актрисуля, жена моя! Желаю тебе всего, что тебе нужно и чего ты заслуживаешь, а главным образом желаю тебе маленького полунемца, который бы рылся у тебя в шкафах, а у меня размазывал бы на столе чернила, и ты бы радовалась.
Чехов – О. Л. Книппер-Чеховой. 1 января 1903 г. Ялта
Ты, родная, все пишешь, что совесть тебя мучит, что ты живешь не со мной в Ялте, а в Москве. Ну как же быть, голубчик? Ты рассуди как следует: если бы ты жила со мной в Ялте всю зиму, то жизнь твоя была бы испорчена и я чувствовал бы угрызения совести, что едва ли было бы лучше. Я ведь знал, что женюсь на актрисе, т. е., когда женился, ясно сознавал, что зимами ты будешь жить в Москве. Ни на одну миллионную я не считаю себя обиженным или обойденным, напротив, мне кажется, что все идет хорошо или так, как нужно, и потому, дусик, не смущай меня своими угрызениями. В марте опять заживем и опять не будем чувствовать теперешнего одиночества. Успокойся, родная моя, не волнуйся, а жди и уповай. Уповай и больше ничего.
Чехов – О. Л. Книппер-Чеховой. 20 января 1903 г. Ялта
Его вместе с Ольгой Леонардовной я застал на террасе. Мне очень не понравилось, что он не один, но делать было нечего. Влюбленный в жену, он был счастлив. <…>
Потом я ушел к Марии Павловне. Она была грустная, грустная.
– Что вы такая?
– Да отчасти из-за вас. Вы знаете, что Ольга Леонардовна была против того, чтобы вас приняли. Теперь уже и я вижу Антошу не тогда, когда хочу, меня к нему не пускают.
– Ну что вы?
– Да, да.
Б. И. Лазаревский. Дневник. Август 1903 г. Ялта
В начале декабря <1903> Антон Павлович приехал в Москву. Я тоже был там – мы с Найденовым готовились к поездке за границу. Ежедневно по вечерам я заходил к Чехову, оставался иногда у него до трех-четырех часов утра, то есть до возвращения Ольги Леонардовны домой.
Чаще всего она уезжала в театр, но иногда отправлялась на какой-нибудь благотворительный концерт. За ней заезжал Немирович во фраке, пахнущий сигарами и дорогим одеколоном, а она в вечернем туалете, надушенная, красивая, молодая, подходила к мужу со словами:
– Не скучай без меня, дусик, впрочем, с Букишончиком тебе всегда хорошо… До свиданья, милый, – обращалась она ко мне. Я целовал ее руку, и они уходили. Чехов меня не отпускал до ее возвращения. И эти бдения мне особенно дороги. <…> Часа в четыре, а иногда и совсем под утро возвращалась Ольга Леонардовна, пахнущая вином и духами…
– Что же ты не спишь, дуся?.. Тебе вредно. А вы тут еще, Букишончик, ну конечно, он с вами не скучал!
Я быстро вставал и прощался.
И. А. Бунин. Чехов
Моя жена при больном муже – это золото, никогда еще не видел таких сиделок. Значит, хорошо, что я женился, очень хорошо, иначе не знаю, что бы я теперь и делал.
Чехов – Л. В. Средину. 22 мая 1904 г. Москва
«Главное, берегись личного элемента. <…> Точно вне тебя нет жизни?! И кому интересно знать мою и твою жизнь, мои и твои мысли? Людям давай людей, а не самого себя», – советовал он когда-то брату, задумавшему писать пьесу (Ал. П. Чехову, 8 мая 1889 г. Сумы). И собственную жизнь он строил по законам такой драмы: вроде бы погружаясь в чужую жизнь, но не открывая до конца свою; уводя текст в подтекст; со вкусом описывая внешнее, но словно проговариваясь о главном.
В письмах жене отчетливо видно, как трудно давался Чехову разговор о любви от первого лица. Здесь не помогали ни ироническая пикировка, характерная для переписки с Мизиновой, ни наставительный тон старшего по ремеслу в письмах Авиловой или Шавровой. Виновны ли в этом природная «холодность» (ее обнаруживали последующие биографы), воспитанная сдержанность или, напротив, слишком сильное чувство, не поддающееся привычному литературному оформлению – бог весть…
Последний любовный сюжет своей безнадежностью, неразрешимостью напоминает чеховские финалы.
«Вы писатель, я – актриса… Попали и мы с вами в круговорот…» («Чайка»).
«Как? Как? – спрашивал он, хватая себя за голову. – Как?» («Дама с собачкой»).
У чеховской жены много судей. М. Булгаков, прочитав вышедший в 1934 году том писем, жестко заметил в полемике с близким другом-философом: «Своим отзывом о чеховской переписке ты меня огорчил. Письма вдовы и письма покойника произвели на меня отвратительное впечатление. Скверная книга!» (П. С. Попову, 14 марта 1935 г.). В «Театральном романе» мелькает «дама в соболях», Маргарита Петровна Таврическая, которая «известна тем, что покойный Островский в тысяча восемьсот восьмидесятом году, поглядев на игру Маргариты Петровны – она дебютировала, – сказал: „Очень хорошо“».
Даже знаменитый фольклорист, строгий филолог В. Я. Пропп в «Дневнике старости» беспощаден: «Есть две женщины, которых ненавижу острой, звериной ненавистью. Одна – Наталья Николаевна Гончарова, вторая – Ольга Леонардовна Книппер».
Наши чувства любви, обиды и ревности понятны, но стоит учитывать и точку зрения объекта сочувствия. Пастернак иронизировал: Пушкину нужно было бросить Наталью Николаевну и жениться на пушкинисте Щеголеве.
Не помню, по какому поводу, разговор перешел на тему о браке.
– Счастливы или несчастливы данные муж и жена – этого сказать никто не может. Это тайна, которую знают трое: Бог, он и она… – произнес, прищурившись, Чехов.
Б. А. Лазаревский. А. П. Чехов
Завещание
