Африка грёз и действительности (Том 2) - Иржи Ганзелка

В одних только рудниках Кипуши людской пот выплавляет из недр Африки 100 тысяч тонн меди в год. Мы стояли на обширном дворе металлургического завода в Лубумбаши и наблюдали за рабочими, опрокидывавшими железные тачки с несколькими золотистыми плитками только что застывшей меди и складывавшими их в высокие штабели. Радостно было смотреть на эти тяжелые блоки матово блестевшего металла, только что завершившего первую, самую трудоемкую фазу своего рождения. Сложенные чушки меди вызвали у нас воспоминание о песчаных буграх Ливийской пустыни, изрытых десятками тысяч солдатских могил. В ушах возник печальный звон миллионов пустых снарядных гильз, которые военнопленные и наемные арабские рабочие собирали по всему побережью Киренаики и грузили на суда. Они блестели тогда таким же матовым желтым блеском латуни в руках покрытых лохмотьями арабов, которые подрывали один капсюль за другим, чтобы обезвредить эти гибельные орудия жадной смерти.

Здесь лежат чушки меди, только что родившейся в поте, крови и огне с риском для жизни людей, трудившихся в глубине земли и у шахтных печей, а где-то за пределами африканского континента расположены ненасытные военные заводы, которые уже опять требуют все новых и новых поставок меди, чтобы превратить их — через три года после окончания ужасной войны — в носителей смерти…

А между тем медь — это кровь нашей жизни. В какие полезные изделия могла бы преобразиться эта чушка, которую черные рабочие только что опрокинули из изложницы, если бы к ней не тянулись преступные руки поджигателей войны! Через короткое время она могла бы пустить в ход фабрики и мастерские, напитать током сети электропередач, дать силу поездам и автомобилям, связать людей через эфир, украшать жилые дома, заставить звучать колокола…

— Не хотите ли подняться на самую высокую фабричную трубу в Африке? — прервал наши размышления проводник, заслонил рукой глаза от солнца и посмотрел вверх. — 150 метров. Это третья по высоте труба в мире, две другие находятся в Японии и Чили. В качестве журналистов вам бы следовало попробовать. Через час вы могли бы уже спуститься…

— С вершины Килиманджаро вам, наверное, открылся лучший вид, не так ли? — ответил за нас профессор Нокс, подавая нашему проводнику руку на прощанье.

Над металлургическим заводом стоял грохот тонн падающей руды и кокса, а по пирамиде террикона одна за другой ползли вверх вагонетки с пустой породой…

Глава XXXIII

БОЛЬШОЙ СЕВЕРНОЙ ДОРОГОЙ

— 720, — бормотал вполголоса сержант негр, дописывая в свою книгу последние цифры номера нашей «татры», — 19720. Гм, а что означает эта буква «П»? — спросил он вдруг и поставил ногу на задний буфер, как будто хотел придать этим больше веса своему вопросу.

— Это значит Прага, столица Чехословакии…

— Чеко… Чеко… такого у меня здесь еще не было. Как это называется? — спрашивал он, растерянно глядя в следующую графу и покусывая при этом кончик карандаша. — Это в Америке?

— Нет, в Европе, очень далеко на севере.

Иржи взял у него из рук карандаш и приписал возле обозначения номера печатными буквами Tchécoslovaquie, чтобы сократить ожидание на таможне. На флагштоке у небольшого домика таможни трепетал трехцветный бельгийский флаг, который мы впервые увидели в Африке несколько недель назад на противоположном конце Конго, когда спидометр еще показывал на четыре тысячи километров меньше. Пограничный шлагбаум был опущен и лежал на двух потрескавшихся стойках. Второй негр равнодушно стоял между ними и время от времени с отсутствующим видом заглядывал в листы анкет, которые мы должны были сдать при выезде из страны в соответствии с указаниями, полученными на другом конце Конго.

Мы вспомнили строгий досмотр, которому нас подвергли в Касинди, когда мы въезжали на территорию Конго, и как инспектор записывал все номера на фотоаппаратах, кинокамерах, биноклях, пишущих машинках и измерительных приборах. Поэтому мы спросили:

— Хотите сверить номера?

— Нет, — махнул рукой сержант и засунул анкеты в ящик, — все в порядке.

— А как с оружием?

— С каким оружием?

На покрытых пылью чехлах двух автоматических пистолетов и охотничьего ружья до сих пор болтались свинцовые пломбы, осудившие наше оружие на многонедельное заключение. Сержант спокойно смотрел, как мы сами срезали ножом все пломбы и спрятали их в ящичек для инструмента в качестве сувенира о великодушии черных таможенных инспекторов, белые коллеги которых на противоположном конце страны уделили столько внимания каллиграфическому выписыванию длинных рядов цифр и прикреплению тяжелых кусочков свинца к каждому чехлу.

— Эй, эй! Там не Родезия! — закричал, побежав за нами, один из пограничников, когда мы проехали под поднятым шлагбаумом по направлению к новой стране. — Ретур, ретур, обратно! — кричал он и показывал в направлении, откуда мы приехали.

— Ведь это Конго, а мы хотим в Родезию..

Мы вышли из машины и только теперь заметили перекресток за шлагбаумом, откуда узкая боковая дорога шла почти параллельно тому шоссе, по которому мы приехали из Элизабетвиля в Чинсенду.

Мы едем в двадцать четвертую страну…

Медный пояс

Если у нас в Чехословакии сказать кому-нибудь «золотое дно», то он автоматически окончит фразу словами: «земли чешской»,[76] и в его представлении возникнут бескрайние поля Полабья. Десятилетний школьник, услышав это распространенное выражение, вероятно, представит себе кучку золотых дукатов, а земледелец откуда-нибудь из района Колина зажмурит глаза и переведет в уме слиток золота в центнеры пшеницы, которые он собрал с гектара.

В Родезии богатство измеряется не золотом, а медью.

Выражение «медный пояс», крылатое «copper belt», звучит как магическое заклинание в стране, названной в честь Сесиля Родса, этого тщедушного, но ни перед чем не останавливавшегося завоевателя, политика и военного деятеля. Если вы скажете кому-нибудь в Родезии «медный пояс», то в его представлении возникнет подымающаяся из-под земли шахтная клеть или он услышит стук пневматического перфоратора. И вместе с «медным поясом» в воображении возникнет «Пестрая антилопа» (Roan antelope) — второй символ этой молодой страны.

«Пестрая антилопа» — так называется крупнейший рудник в Луаншье. Это название напоминает об охотнике из почти современной родезийской мифологии, который, нагнувшись над подстреленной антилопой, поднял чудесный зеленый камень. Так началась погоня за малахитом, содержащим высокий процент меди; охотники забросили ружья и спустились в примитивные шахты.