Темные сестры - Ольга Олеговна Пашнина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И про Стеллу он не знает, и про Лавреско. Кажется, Райан вообще ничего не знает, в том числе и обо мне. Только это не мешает ему бить как можно больнее.
– Расскажешь мне? – попросил он. – О том, что вообще происходило, пока меня не было.
Рассказать? Мысленно я усмехнулась. Знал бы Райан, что именно я от него скрываю. Что ж, может, если он будет думать, что я с ним откровенна, мне будет проще скрыть дочь. Я все еще не теряю надежды вырваться и вернуться домой.
– Схожу за завтраком, – кивнула я. – Потом поговорим. Ляг, пожалуйста, иначе потревожишь рану.
Райан послушно направился к постели.
И, уже приоткрыв дверь, я услышала голос. Он доносился снизу, и я не сумела разобрать слова, но голос… я узнала его сразу. Бархатистый, с хрипотцой, низкий и до боли знакомый. Я часто сравнивала Герберта и Райана, пытаясь понять, почему сестра не ошиблась с выбором мужчины, а я обожглась. Мы обе влюбились в тех, кого никогда не одобрил бы отец, обе наши истории прервались долгой разлукой. Только разлука Кортни обратилась возобновлением страсти и свадьбой, а моя… моя чуть не кончилась убийством. А может, еще и кончится, если Райан не прекратит надо мной издеваться.
Я распахнула дверь, чтобы выскочить в коридор, едва сдержав радостный возглас. Герберт меня нашел! Приехал за мной! Конец заточению у Хефнеров, я снова стану свободной и придумаю, как забрать Стеллу!
Райан подошел со спины едва слышно, обхватил меня за талию, а свободной рукой зажал рот. И осторожно навалился на дверь, закрыв ее. Поначалу я опешила и испугалась, а потом поняла, что Мэнфорд внизу придумает, что соврать, а Райан здесь не допустит, чтобы я выдала свое присутствие.
Паника, злость и обида накрыли одновременно.
Я брыкалась, как дикая кошка, вырывалась, норовя его ударить. Но он с легкостью пресекал все мои попытки высвободиться. Райана, казалось, совсем не беспокоила рана. Слезы бессилия и обиды хлынули из глаз, я сопротивлялась с каждой секундой все слабее и слабее.
И обида была не на несостоявшуюся встречу с Гербертом и не на ускользнувшую свободу, а на то, что именно Райан держит меня, именно он не дает вырваться из этого дома. Да, мне казалось, что он добрее отца. Он дал мне кровать, когда я спала на полу. Просил помощи, когда умирал. А потом, выкарабкавшись, вновь напомнил, что парень, обещавший меня спасти, – всего лишь фантазия юности.
– Кайли, – шепнул он мне, – пожалуйста, ты нам нужна.
Я снова дернулась, попав ему по голени. Райан зашипел, но стальная хватка стала только сильнее.
– Кайли, не бойся меня, прекрати брыкаться, ты нужна нам, ну, пожалуйста, я не могу тебя отпустить. Тебя никто не тронет, я обещаю. Детка, ну не плачь, пожалуйста, ты разбиваешь мне сердце.
Сердце? А оно у него вообще хоть когда-нибудь было?
Я почувствовала его дыхание на шее. Горячие губы прижались к очень чувствительной коже за ухом. Раньше я таяла от таких поцелуев, но сейчас он только причинил еще большую боль.
– Кайли, – голос Райана охрип, – идем в постель, я обещаю, ты забудешь об Уолдере и своем желании отсюда уйти.
Меня вдруг охватила ярость, и на миг даже удалось вырваться. Я закричала, но Райан тут же изловчился и снова сжал меня в объятиях. Он опустился в кресло, и я окончательно потеряла возможность сопротивляться. Силы пропали разом. Я откинулась ему на грудь и сквозь слезы рассматривала лепнину на потолке. Райан что-то шептал. Ласковое, успокаивающее. Но я не могла разобрать слов из-за ударов собственного сердца и всхлипов, которые уже не зависели от моей воли. Его рука запуталась в моих волосах, перебирала неровно окрашенные пряди. И постепенно, убаюканная этой размеренной лаской, я задремала. Во сне, где разум отступал в тень, давая волю бессознательному, мне хотелось быть как можно ближе к этому мужчине, вдыхать его запах, чувствовать тепло его тела.
Проснулась там же, когда почти стемнело и красные отблески заката играли с хрустальными подвесками на люстре. Обнаружила себя в теплых объятиях Райана и испытала приступ стыда за собственную слабость.
– И снова привет, – шепнул Райан. – Тебе легче?
С молчаливой холодностью я поднялась с его колен, чтобы отряхнуть платье и пригладить растрепавшиеся волосы.
– Не злись на меня, Кайла, и не проклинай. Я обещал, что отпущу тебя, как только поможешь, и я отпущу. Но Герберт Уолдер лишь осложнит ситуацию. Я еще раз повторяю: никто не причинит тебе боль. Никто не опустится до насилия. Девочка в безопасности, Вероника не знает, где она, как и то, что я с тобой вообще знаком. Но пойми меня, Кайла, я…
– Замолчи, Райан, – глухо произнесла я. – Мне плевать.
Я подошла к окну и замерла, вглядываясь в сумеречный туман до тех пор, пока не заболели глаза. Я готова была смотреть куда угодно: на птиц, на кроны деревьев, на облака и закатное солнце, но не на Райана и опостылевшие апартаменты.
И вдруг я увидела Герберта. Он шагал по дорожке, а Хефнер-старший его провожал, что-то миролюбиво рассказывая, активно жестикулируя и посмеиваясь. И в миг, когда Мэнфорд отвлекся на указания дворецкому, Герберт поднял голову.
Он смотрел прямо на меня, каким-то непостижимым образом безошибочно нашел мой взгляд. И подмигнул. Весело, как мог только он, с обещанием вернуться. Я действительно думала, что в Кордеро-холле после свадьбы сестры для меня не осталось места. Но что, если это не так?
Я улыбнулась. И Герберт эту улыбку заметил, а затем снова повернулся к Мэнфорду, сделав вид, что лишь окинул восхищенным взглядом дом.
В этот момент никого роднее у меня не было.
* * *
– Злишься, – констатировал Райан.
– Нет, – пожала я плечами. – Не злюсь.
– А глаза злые. Кайли, не злись.
– Я не злюсь, Райан. – Меня бесило его чуть насмешливое «Кайли». – Я разочарована, только и всего.
– Ты не знаешь всей ситуации. Не понимаешь, насколько нам нужна.
– Нет, не понимаю. Не знаю. Вы не объясняете. Не просите помощи. Заперли в доме, отобрали ребенка. Вы даже не допустили мысли, что я могу помочь вам добровольно. Что Кортни не наш отец и у нее не каменное сердце. Значит, вы или считаете меня бесчувственной тварью, от которой можно добиться помощи лишь безобразным шантажом. Либо лжете, и дело вовсе не в помощи бедному больному ребенку. И я не обязана быть приветливой. А в данный
