"Великая река". Компиляция. Книги 1-8 - Токацин .

Небо опрокинулось над городом белесой плошкой, слегка подкрашенной золотом и подёрнутой рябью - в вышине проносились стаи небесных змей, реяли, расправив крылья, высоко взлетевшие тонакоатли. Ни облачка - от края до края земли...

- Великий Змей что-то не торопится нас услышать, - вздохнул рядом с Алсеком Кинти Сутукку. - Ты был на обрыве после Аймурайчи? Когда сеяли, снова запустили черпалки - а они до воды едва достают. Ил у берега ссохся - а раньше там впору было плавать!

- Год Каринкайес, что поделаешь, - пожал плечами Алсек. - Жарко. Мы не для себя просим дождей, Кинти, сам знаешь. Для запада и востока. Может, там второй день ливни.

Он старался добавить в голос уверенности, но сам знал, что лжёт - только вчера получил письмо из Чьонсы, с самого восточного востока, оттуда, где месяц без дождей считается страшной засухой. Небо было чистым и там - с самых первых дней Ассави. Тучи бродили над моховыми лесами Нерси"ата, но к Чьонсе не приближались - должно быть, мешала стена огня вокруг джунглей...

- Пепельная Четверть! - возвысил голос один из младших жрецов. На его повязке красовались блестящие чёрные перья.

- Алсек, Кинти, вы взяли оружие? - строго спросил он, подойдя к ним. - Вы в моей двадцатке. Вот ваши перья.

Алсек пристроил к повязке чёрное перо и усмехнулся, показывая "оружие" - длинную метёлку из тростника, прут с пуховым шариком на конце и большое пушистое перо из загривка гигантской птицы хана-хуу.

- Вы - отважные воины, - серьёзно кивнул жрец. - Ждите тут, я за краской.

Он быстро пошёл туда, где один из служителей размешивал в горшке густую грязно-багровую жижу. Там уже стояли, ожидая раздачи, ещё четверо с чёрными перьями. Алсек и Кинти переглянулись.

- Куйюкуси очень доволен, - вполголоса сказал Кинти. - Хэ-э... Я вот ни разу не был двадцатником в дни Кутиски. Собственно, в том году я и на Кутиске-то не был.

- Ничего, немного потерял, - махнул рукой Алсек. - Всех нас перебили в первый же день, а почтеннейший Гвайясамин не разрешил оживать. Так и бегали с погремушками.

- Око Згена! Погремушки забыл, - всплеснул руками Кинти и шмыгнул в толпу у соседнего короба. Оттуда доносилось бряканье.

Вдали, за жреческими кварталами, надрывался банный рожок - купальни следовало закрыть ещё на рассвете, но стражники из застенного дозора не успели вымыться, и теперь рожок звал их в город. Алсек покосился на свою праздничную накидку, думая, успеет он снять её до того, как начнётся беготня, или десять дней спустя будет долго и без особого успеха отстирывать.

Огромная летучая мышь пролетела над площадью, быстро снижаясь, и уцепилась когтями за ограждение на верхней площадке храма, едва не опрокинув барабан. Младшие жрецы, забыв обо всём, уставились на неё. Гвайясамин выплеснул из чаши остатки воды и дал знак храмовым девам. Они расступились, освобождая ему дорогу к лестнице.

- Ты видел?! - Кинти локтём пихнул Алсека под рёбра. - Воин Вегмийи, а с ним - сам почтенный Даакех!

- Вижу. Не толкайся, - коротко ответил изыскатель, щурясь на золотые ступени. Наместник, выбравшись из седла, ждал, пока Гвайясамин отойдёт от алтаря. Жрец поднял руку в благословляющем жесте, Даакех на мгновение склонил голову, потом сказал что-то вполголоса и протянул Гвайясамину свёрток.

- Ты гляди! - восторженно охнул Кинти, снова ткнув Алсека под рёбра. - Зелёные ленты и золотые бляшки!

Изыскатель молча вернул ему тычок.

На площади стало тихо - только слышно было, как шуршат одеяния жрецов, спускающихся с пирамиды. Алсек пытался расслышать, о чём говорят наверху, но не мог уловить ни слова. Наконец Гвайясамин, вернув наместнику свёрток, подошёл к лестнице.

- Я говорю это вам, а Даакех Гвайкачи скажет воинам Эхекатлана: завтра, с рассвета и до заката, вы будете сражаться во славу богов, и на закате вернётесь к храму с вестью о победе. С этого же рассвета и до первого дня Иттау помните о почтении к Великому Змею Небесных Вод.

- Всего один день?! - прошептал Кинти на ухо Алсеку, но руки удержал при себе. - Око Згена... это как-то непочтительно.

- Хвала Великому Змею! - повторил Алсек за более громкоголосыми жрецами. Летучая мышь сорвалась с крыши, унося на север наместника. Верховный жрец спустился вниз - разве что на самую малость быстрее, чем обычно. Он высматривал кого-то среди служителей - и Алсек вздрогнул, встретившись с ним взглядом.

- Иди за мной.

Алсек видел, что губы жреца не шевельнулись, но голос его отчётливо прозвучал в голове изыскателя. Тот поёжился.

"Что-то случилось, не иначе," - думал изыскатель, догоняя Гвайясамина в холодных затемнённых залах. "Я вроде ничего не делал, а Кегар жрецу жаловаться не стал бы. Или Интигваман что-то сообщил?.."

Каменная плита лязгнула о пол, опускаясь за его спиной. Верховный жрец остановился.

- Даакех считает, что тебе положено это знать. Я не стал с ним спорить, - ровным голосом проговорил он. - Вчера после полудня Джаскар взял священную столицу. Сегодня на рассвете он надел венец Сапа Кеснека. У Даакеха есть послание от него - требование подчиниться и перейти под руку Джаскара. Будет тебе прок от этого знания?

Алсек ущипнул себя, но ничего не изменилось. Он прикусил язык, чтобы не сказать лишнего, - поминать тёмных богов при верховном жреце было попросту опасно, а других слов изыскатель не находил.

- Теперь Манигонеа тоже у Джаскара? И это правда? - растерянно спросил он.

- Интигваман подтвердит, - без тени усмешки отозвался тот. - О венце пишет сам Джаскар... но в этом ничего удивительного нет. После захвата Манигонеа это первое, что он мог сделать.

Алсек снова ущипнул себя.

- Но как же Асконкавак Ханан Кеснек? Он же... он могущественный маг и властитель священной столицы, неужели Джаскар сумел его... - он не договорил.

- Тут не спрашивай, - покачал головой Гвайясамин. - Его не видели ни живым, ни мёртвым. Его казнью Джаскар не преминул бы похвалиться.

Изыскатель изумлённо мигнул. Верховный жрец, несмотря на явные свидетельства, продолжал называть великого властителя Джаскаром - и почтения не было в его голосе. И Алсека он не одёрнул - ни в первый раз, ни во второй.

- Значит, теперь у нас снова есть великий властитель? Отчего почтеннейший Даакех не объявил об этом с храма, не разослал гонцов по городу? Он скоро отправится в Манигонеа и присягнёт Сапа Кеснеку, зачем же скрывать такие новости? - спросил Алсек и приготовился стрелой вылететь из храма. По лицу Гвайясамина скользнула тень, но луч, даже невидимый, изыскателя не настиг.

- Не торопись, Сонкойок, - верховный жрец предостерегающе поднял руку. - Есть подозрения и у меня, и у наместника. А вот властителя у страны всё ещё нет. Если бы боги признали нового Сапа Кеснека, я узнал бы об этом не из его послания. Джаскар всё ещё самозванец - и вдобавок осквернитель священной столицы и священного имени Сапа Кеснека.

Алсеку захотелось ещё раз себя ущипнуть, но он удержался.

- Но как же это могло случиться? Если он принял венец в столице... если боги его не покарали... - младший жрец растерянно пожал плечами.

- Ну да, - Гвайясамин едва заметно скривил губы. - Принял и не был испепелён на месте. Возможно, кто-то из жрецов Манигонеа проводил ритуал в обмен на свою жизнь... там не все тверды в вере. Но это не так делается, Алсек. И так это не работает. Что будет дальше делать наместник, я не знаю, и это не моё дело. Но я присягу не приму. И я надеюсь, что боги всё же передумают, и Джаскар...

Он замолчал, резко мотнул головой и дотронулся до стены. Каменная плита за спиной Алсека с тяжким скрежетом поползла вверх.

- Ступай, Сонкойок. Прояви доблесть в священном сражении. Когда камень был опущен, я не говорил ничего, ты же ничего не слышал.

- Да будут дожди обильными! - склонил голову Алсек и попятился к выходу.

У опустевших коробов его ждал Куйюкуси, чуть поодаль топтался Кинти, вполголоса объяснял что-то своей сестре и ещё двум ученикам, пока не доросшим даже до младших жрецов. Увидев Алсека, все повернулись к нему и впились в него взглядами, Куйюкуси шагнул вперёд.