Северная корона. По звездам - Анна Джейн

Странное оцепенение, как и страх того, что его нашли, мигом сползли с кожи Кларского на траву и впитались в слегка влажную, редко прогревающуюся солнцем землю. По дорожке перед ним медленно шла рыжеволосая стройная девушка в длинном легком летнем сиреневом платье, ведущая за собой маленькую, очень милую девочку с большими голубыми глазами, в которых не было ни капли печали, а только любопытство. В руках рыжеволосой были живые темно-бордовые розы.

«Зачем тащить на кладбище ребенка?» – подумал Ник раздраженно, но плечи его облегченно опустились. Опять же они напряглись, когда девушка направилась не куда-нибудь, а прямиком к могиле Андрея.

Кажется, рыжеволосая была удивлена не меньше, чем Ник.

– Вы… кто? – удивленно спросила его девушка, крепче сжимая руку дочери. Нику показалось, что она слегка побледнела.

– А вы? – спросил он, хмуря брови.

– Я… Я к Андрею пришла, – так и не назвала себя девушка, пытаясь отвести маленькую дочку в розовом сарафанчике за спину. В ее глазах появился испуг. – Я просто… цветы положить. Мы… я сейчас уйду.

– Подожди! – резко перешел на «ты» Кларский, чувствуя, что ее лицо ему знакомо.

– Что?

Вместо ответа молодой человек склонил голову набок. Да, он точно видел ее раньше, только без ребенка. Давно, три года назад. Сначала в адвокатской конторе. Потом в особняке старшего брата. Тогда он даже представил рыжую Нику.

– Кстати, запомни ее.

– Зачем?

– Повежливее, хамло. Просто запомни. Ее зовут Настя. А это мой брат. Никита. Когда он молчит, он мил. Все, олень, иди. Делай, что я сказал.

Тогда, помнится, Ник даже слегка пожалел девчонку, когда Март представил ее брату. Она явно по доброй воле не стала бы общаться с таким, как Андрей. Какой нормальной женщине нужен властный тип в наколках с несколькими ходками за спиной, в движениях которого живет опасность, а в глазах – искры затаенного, но время от времени прорывающегося наружу сумасшествия? Наверняка она его боялась. А пойти против не могла. Зато сам Март относился к этой Насте очень даже хорошо, что ему в принципе было несвойственно. Никита запомнил, как нежно старший брат глядел на рыжеволосую, которая как-то отрезвляла его, превращая временами в почти нормального. Кажется, когда Андрея и пристанских взяли на том ублюдочном благотворительном вечере, она была рядом с ним.

Надо же, он, Никита, и не думал ее больше увидеть, но нет, встретил на могиле брата. Неужто она помнит того, кто три года назад заставил ее натерпеться страху?

Кларский смерил обладательницу огненно-рыжей копны еще одним внимательным сканирующим взглядом – и почему она спустя столько времени пришла в это место с цветами в руках? Да еще и с ребенком.

– Это ведь ты с Андреем три года назад встречалась? – прямо спросил Никита. Рыжеволосая отвела в сторону глаза, а парень продолжал уже более уверенно, тоном человека, только что разгадавшего сложную загадку: – Тебя ведь Настей зовут?

– Да, – нехотя кивнула девушка, которой, видимо, не очень нравилось общество незнакомого парня с холодными внимательными глазами, в которых от доброты и нежности было только одно воспоминание. А вот светловолосая дочка ее с любопытством разглядывала этого взрослого дядю. Он ей почему-то понравился и казался добрым, только немного сердитым. Правда, говорить с ним малышка стеснялась и пряталась за встревоженную маму.

– А вы кто? – Настя все же осмелилась взглянуть в глаза Кларского.

– Я его брат, – просто сказал Никита, небрежно кивая на могилу Андрея, как будто бы позади него находилось не его последнее скорбное пристанище, а сам Март, сидевший на самодельном троне.

– Младший брат? Так вы – Никита? – удивленно переспросила Настя. Теплый ветерок скользнул ей в огненные волосы и игриво взлохматил прямую челку, достающую до тонких, красиво очерченных и подчеркивающих правильный овал лица бровей.

Молодой человек кивнул.

– Я вас… не узнала, Никита, простите.

Испуг из ее выразительных, широко распахнутых, как и у дочки, только не голубых, а серо-зеленых глаз прошел. Сначала девушка подумала, что это кто-то из криминальных дружков Андрея, которые только рады были, когда его не стало. Потому и испугалась. Мало ли что им взбредет в голову, когда они увидят ее с дочкой?

Но это оказался его брат – младший брат, о котором Андрей почти не говорил, но которого, кажется, любил. Она видела его всего лишь пару раз, и, кажется, с тех пор он почти не изменился – только стал еще крепче и шире в плечах. А вот светло-грифельные, обрамленные светло-коричневыми ресницами глаза еще больше повзрослели, и в них появилось что-то неуловимо мартовское: жесткое, настороженное, ожидающее отовсюду подвоха и готовое нападать, чтобы защититься. Правда, в глазах Никиты было и еще кое-что – в них до сих пор оставался юношеский максимализм, смешанный с дерзостью, и толика отлично скрываемой печали: то ли тоски по дому, то ли усталости, то ли желания быть кому-то нужным. А впрочем, может быть, ей это просто показалось.

– Ничего страшного, переживу, – без доли юмора ответил Насте Ник. – Это ты ухаживаешь за могилой?

Рыжеволосая девушка кивнула. Никита удовлетворенно покачал головой.

– Думаю, он доволен, – словно сам себе сказал Кларский и похлопал ладонью по граниту памятника. – Неплохо смотрится. Незнакомые люди, видя этого парня, – он указал глазами на ангела, – будут думать, что его поставили хорошему человеку.

Он понимал, что несет бред, но ничего умнее придумать не мог. К тому же Ник начал все сильнее осознавать, что Марта нет в живых и что из-за своей подземной двери он никогда не выйдет. Разве что только в день Страшного суда.

– Андрей был хорошим человеком, – мягко сказала Настя, осторожно, с нежностью опуская бордовые розы на могилу. – Не всегда, но… Я не могу по-другому судить. Не хочу. – В ее голосе была жалость. Не к себе, не к Андрею, а к их больным, как изломанные ледяные цветы, чувствам.

– Мама, – позвала ее дочка, до этого с любопытством разглядывающая Ника из-за ее спины.

– Полина, потом, – поспешно сказала рыжеволосая. – Я разговариваю с дяденькой.

Дяденька едва заметно поморщился. Его так пока еще никто не называл.

– Мама, я папе тоже хочу цветочки дать, – деловито сказала девочка, чуть-чуть шепелявя, и протянула вперед руку с зажатыми в ней двумя белоснежными лилиями. Они отлично гармонировали с нежно-розовым сарафанчиком.

– Папе? – поднял бровь Ник. Само слово «папа» было для него каким-то незнакомым, неприятным даже.

Настя замешкалась, и в серо-зеленых глазах опять появился испуг. Она никогда и не думала, что родственники отца Полины встретятся с девочкой.

– Серьезно? – продолжал изумленно Никита. – Он что, – парень в который раз кивнул на зеленый холмик, как на живого человека, только молчащего, – ее отец?

– Отец, – не стала ничего скрывать девушка.

Никита давненько так не удивлялся. На какое-то мгновение у него даже дар речи пропал. Чего? Март – папа? Что она несет? Как это вообще случилось? У таких, как его старший брат, детей не может быть априори. Откуда у него дочка? Как у грубого, жесткого Андрея могла родиться маленькая хорошенькая голубоглазая девочка в милом розовом сарафанчике? Бред же? Полный бред. Может, рыжая лжет ему? А какая ей с того выгода? Да и малявка сама сказала: «Папа», он не ослышался.

– Да, он ее отец, – повторила девушка, видя, как снежным комом растет в серых глазах Никиты недоверие.

Андрей так и не узнал, что стал отцом. Да она сама слишком поздно узнала об этом, а потом, не веря в беременность, ревела как сумасшедшая. Сначала хотела избавиться от ребенка – все подружки, да и сестра советовали ей это сделать. «На фига тебе ребенок от непонятно кого?» – твердили Насте одни. «Как ты будешь одна его воспитывать?» – горячились другие. Мама осталась нейтральна, сказав, что будет уважать любой выбор дочери, отец был жутко недоволен и хоть не кричал, не упрекал, но смотрел так, что Настя чувствовала себя какой-то дворовой девкой, нагулявшей ребенка непонятно от кого. Единственным человеком, поддержавшим девушку, была ее начальница, в адвокатской конторе которой работала Настя.

– Это, конечно, целиком твое решение, – сказала она задумчиво, глядя в окно на дождливое низкое серое небо. – Но знай, дорогая, что ребенок – собственный ребенок – это кое-что особенное. Я не знаю, как объяснить тебе это, Настя. Возможно, меня поймут лишь женщины, ставшие матерями, поэтому не буду распинаться по поводу того, что свое дитя – это частичка тебя, твое счастье, твоя кровиночка и прочее, прочее, прочее. Скажу только одно. Когда-то давно я тоже думала о том, рожать мне или нет. В результате родила двух близняшек, девочек. Хоть я почти не занималась ими, выбрав карьеру, я очень любила их. Очень, Настя, поверь. И ни разу не пожалела о своем выборе.