Александр II и его время: Кн. 1 - Евгений Петрович Толмачев

юстиции Д. В. Дашков в 1836 г. представил «державному повелителю» записку о мерах по упорядочению судебной системы и судопроизводства, получившую одобрение32.

К сожалению, суды и судьи остались прежними. Судьи, прокуроры, подьячие, повытчики — все и повсюду брали взятки. Это было одним из главных зол старого суда. Люди состоятельные, чиновные, титулованные могли считать себя вполне безнаказанными при таком суде. Кражи и хищения, особенно казенных денег, считались делом «от Бога положенным». С малосостоятельными же людьми особенно не церемонились. Побоями, а часто пытками и истязаниями добывала от них полиция признание в разных проступках. По таким «дознаниям» выносилось обвинение. Нередко человек присуждался к Сибири, каторге или плетям только за то, что не выдерживал побоев и истязаний. Из-за канцелярской тайны и бесконечной волокиты дела затягивались так, как это было выгодно для судей или богатых подсудимых. Скажем, дело «о пропаже из Московского уездного казначейства медной монеты на 115 тысяч», начатое в 1844 г., окончилось через 21 год, в 1865 г.33 Иногда истец и ответчик успевали состариться, а дело, начатое в их молодости, не кончалось. Все сословия, без различия, чувствовали на себе недостатки законности34.

Философ, религиозный мыслитель, историк А. С. Хомяков в 1854 г. в стихотворении «России» гневно обличал:

В судах черна неправдой черной И игом рабства клеймена; Безбожной лести, лжи тлетворной, И лени мертвой и позорной, И всякой мерзости полна!35

«Старый суд! — писал через десять лет И. С. Аксаков, сам испытавший службу в дореформенном Уголовном департаменте. — При одном воспоминании о нем волосы встают дыбом, мороз дерет по коже!..»36

Пороки дореформенного суда и правосудия смело осуждались в произведениях Гоголя, Островского37, Некрасова, Салтыкова-Щедрина и других писателей. Всю судебную систему обоснованно критиковали ученые-юристы Ровинский, Стояновский, Зарудный, Спасович, Куницын38 и др.

Имея представление о положении в судах, Николай I в 1848 г. повелел II Отделению канцелярии, главноуправляющим которого был граф Д. Н. Блудов, приступить к составлению проектов уставов гражданского и уголовного судопроизводства. Однако законодательная деятельность в этой области не увенчалась успехом, поскольку была поставлена задача не преобразовать суды, а только улучшить их. Сам Николай I был, например, категорическим противником введения адвокатуры, считая ее революционной силой. Вот что рассказывал московский военный генерал-губернатор князь Д. В. Голицын39. Встретившись однажды с царем, Голицын посетовал на отсутствие в России защиты. На это царь ответил: «У тебя есть прокуроры и стряпчие, чтобы судить о правильности решения».

— Нет, государь, прокуроры и стряпчие — не защитники, а преследователи, — тут нужны адвокаты. При слове адвокаты государь нахмурился и сказал: — Да ты, я вижу, долго жил во франции и кажется, еще во время революции, а потому неудивительно, что ты усвоил себе тамошние порядки. А кто погубил францию, как не адвокаты, вспомни хорошенько! Кто были Мирабо, Марат, Робеспьер40 и другие! Нет, князь, пока я буду царствовать — России не нужны адвокаты, без них проживем. Делай то, что от тебя требует закон, более я ничего не желаю»41.

2. Подготовка реформы

Три взгляда на судебную реформу

Задача в корне изменилась, когда на престол вступил Александр II. В Манифесте 19 марта 1856 г. Россия услыхала веское царское слово: «Правда и милость да царствуют в судах». Надо было основательно преобразовать суды, искоренить из них неправду, лихоимство и взяточничество, подобрать честных и образованных людей. При этом надлежало переделать прежние законы, чтобы они согласовывались с современным состоянием государства.

«Судебная реформа, — писал А. Ф. Кони, — рождалась на свет не сразу, как Минерва из головы Юпитера, а с болью и потугами»42. Во взглядах на судебную реформу наметились три направления. Выразителем одного из них стал министр юстиции граф В. Н. Панин. Рутинер-крепостник до мозга костей, он не считал возможным внесение каких-либо изменений43.

За 20 лет своего владычества в Министерстве юстиции (1841—1861) он не провел ни одной значительной, что-нибудь улучшавшей реформы. Поэтому неудивительно, что работы по подготовке судебной реформы начались не Министерством юстиции, которое, конечно, должно было бы первым взяться за это дело, а при II Отделении с.е.и.в. канцелярии44.

Ярким представителем другого направления был главноуправляющий II Отделением Д. Н. Блудов. Этот «благонадежный практик» хотел улучшить судопроизводство без радикальной ломки, путем некоторого усовершенствования старого законодательства. Человек замечательного остроумия и изумительной памяти («говорил, как книга»)45, Блудов отражал настроения большинства русского общества того времени, считавшего недопустимым заимствовать «теоретические начала» правоведения стран Запада.

Рупором третьего направления стал директор Комиссариатского департамента Морского министерства князь Д. А. Оболенский46. Он полагал нужным полностью отказаться от наследия прошлого в отечественном законодательстве, взяв за образец институты, широко практикуемые в западных странах: ввести гласность, устное ведение дел, состязательность, адвокатуру, отменить формальную теорию доказательств и т. д. Отсталые принципы Панина не нашли поддержки. Противоборство развернулось между направлениями, представляемыми Блудовым и Оболенским.

Первым документом, вызвавшим острую полемику в правительственных сферах и общественных кругах, явился проект устава гражданского судопроизводства, представленный в Государственный совет Блудовым в 1857 г. В объяснительной записке к этому проекту от 8 июня того же года, содержащей 149 печатных страниц, глава II Отделения подчеркивал: «Предполагаемые перемены должны быть заключены в указанных заранее пределах, которые переступить было бы, может быть, преждевременно». Поэтому реформа требует «крайней осторожности»47. Предлагая частичные улучшения — отстранить полицию от участия в гражданском судопроизводстве, сократить переписку, число судебных инстанций для рассмотрения дел и другое, Блудов не решался, однако, внести в законодательство радикальные изменения.