Порою нестерпимо хочется… - Кен Кизи

…Она подходит к дереву, через которое еще недавно так легко перелетела; теперь ей приходится ползком перебираться через него: ХОЛОДНО. Ах ты холодная лунишка! Холодно, жарко и еще так далеко…

Джо срезает смолистый сосновый сук и поджигает его. Как только огонь разгорается, он отвязывает собаку и пускается в путь. Но эти сосновые сучья горят совсем не так, как в кино, где толпы поселян несутся по лесу, преследуя какое-нибудь чудище, которое хватает первого же парня без факела и отрывает ему голову, как виноградину! Не прошло и десяти минут, как Джо вернулся назад, чтобы снова поджечь свой факел…

Тяжело, холодно и ничтожно. Может, лечь? Там, на мягкий мох. Заснуть там. Нет…

На этот раз он привязал Дядюшку к ремню и взял в обе руки по факелу. Они продержались двадцать минут.

…Или под сосну на хвою. Устала, холодно, жжет, далеко. Заснуть. Нет…

В третий раз Джо с Дядюшкой добираются аж до дна низины. Луна мечется из стороны в сторону, пытаясь прорваться сквозь облака. Пробившийся сквозь деревья луч, как главный аттракцион вечера, высвечивает землеройку, разделывающуюся с лягушкой. Заметив их, Дядюшка делает скачок, сбивая Джо Бена с ног и лишая его сразу обоих факелов. Шипя, они гаснут в глубоких мокрых зарослях папоротника…

Долго лежать на сосновой хвое, просто спать и чтобы не было холодно и жарко. Нет…

Темно. Вив рыдает в доме, обретая странное облегчение, и пытается понять, что только что произошло внизу между Хэнком и Ли. Хэнк свирепо пьет на кухне пиво. Ли стоит у своего окна, глядя на реку. «Где ты, луна? Где ты и все твои глупости о волшебных миндальных печеньях? Если не возражаешь, я бы перекинулся с тобой словечком-другим…»

— Дядюшка! Папа! Господи! — Джо Бен обескураженно встает, пока Дядюшка поедает и лягушку и землеройку. Он пробует из Писания: «И да будешь светом в моей лампаде», — но это не помогает. Особенно… когда там что-то! там всегда что-то ждет тебя большое и черное, чтобы подмять под себя… где луна больше не будет так жечь, где не будет холода и не надо будет тащить задние ноги. Нет… Нет! Вив успокаивается и, обернувшись, осматривает свою комнату — ей кажется, что у нее за спиной только что раздался насмешливый хохот вороны, но там всего лишь пустая клетка. Генри, лежа в постели, пытается прогнать юное и легкое привидение с ножом за отворотом, которое вдвойне неуловимо по сравнению с обычным, так как шныряет по времени — из прошлого в будущее, где Генри даже и не рассмотреть этого коварного сукина сына! Ли наконец находит обманщицу луну, которая робко прячется за расщепившимся облаком: я презрительно плюю в ее направлении — это за весь твой вздор о любви и цветах и о том, как закопать боевой топор! А это за твою порцию Патентованных Алисиных Стимулянтов, которую ты влила в меня вместе с глотком сметаны, — карнавальная дешевка, чистое жульничество, после которого человеку становится еще хуже!

От долгого стояния Дядюшка начинает подвывать, и Джо поддает ему ногой по заду, чтобы тот умолк. Луна, как сигнальный фонарь, то появляется, то исчезает, и в горах, на востоке, ей отвечают безмолвные всполохи молний. Дядюшка снова начинает выть. «Заткнись, пес! Мы все в таком положении, все до единого. Он там!» — Тяжело тяжело, холодно холодно, устала, лечь в хвою, чтобы стало тепло навсегда. Нет! Да, отдохнуть… — Джо стоит, в ужасе прислушиваясь к тяжелой поступи человека, который никогда не умел тихо ходить по лесу: «Черт, он не станет сам подходить ко мне, он знает — он подождет, когда я подойду к нему!» — и слышит лишь, как ветер перебирает схваченные морозцем красные осиновые листья. Ли отворачивается от окна, оставив луну и ее колдовство: возвращаюсь к старому доброму СГАЗАМУ или чему-нибудь такому же. Может, верное волшебное слово и труднее найти, чем волшебное миндальное печенье, но давай, луна, будем смотреть фактам в лицо; карбогидраты и полисатураты помогают прибавить в весе и обрести душевный покой, но никто еще не слышал, чтобы они способствовали наращиванию стальных бицепсов. Мне от магии нужна сила, а не брюшко сластены. И молния, черт возьми, посильнее выдерживания на дрожжах.

Эта молния оставила после себя в воздухе легкий звон. Джо сглотнул и вытянул шею, прислушиваясь к этому звону.

— Дядюшка! Слышишь? Только что, слышал? — …тяжело тяжело холодно отдыхать да ЧТО? да просто лечь… слышишь ЧТО?

С вершины холма снова доносится слабый свист, резко обрывающийся в конце, как изогнутый нож для срезания кустарника.

— Это Хэнк в хижине! — восклицает Джо. — Пойдем навстречу ему, Дядюшка, пойдем!

Ликуя, они идут назад по тропинке по направлению к звуку, и вдруг все вокруг заливает свет прожекторов… да ЧТО? Молли приподнимает морду с лап и поворачивает неслушающуюся голову в сторону свиста ЧТО? Все вокруг пропахло медведем, но запах уже не свежий. Здесь его подняли. Именно здесь. И она побежала за ним. Свист снова прорезает тьму ЧТО? ОН? Она отталкивается передними лапами и здоровой задней и снова начинает идти, снова ДА ОН… ИДТИ. А Ли достает себе таблетку и три сигареты, собираясь писать письмо: «Дорогой Питерс…», и Вив не понимает, не может понять…

Когда Джо Бен появился у костра, Хэнк курил, сидя на мешке с манками.

— Вот уж не ожидал тебя услышать, — небрежно замечает Джо. — Я думал, ты давно задал храпака. Да. Я бы, по крайней мере, точно так сделал. Чуть не заснул, болтаясь здесь…

— Никаких следов Молли? — Хэнк не поднимает головы от углей.

— Ничего. Я прочесал все у ручья вверх и вниз. — Он глубоко вдыхает, чтобы справиться с одышкой, — иначе Хэнк догадается, что он проделал весь путь назад бегом, — и идет привязывать Дядюшку, глядя, как Хэнк смотрит на огонь… — А ты что не в своей тарелке?

Хэнк откидывается, переплетая пальцы рук на колене, и моргает от сигаретного дыма.

— Ой… я с Малышом вроде повздорил.

— О Господи, из-за чего? — укоризненно спрашивает Джо и вдруг вспоминает, с какой поспешностью Вив с Ли отпрыгнули друг от друга, когда они появились.

— Из-за чего, неважно. Дерьмо. Какой-то ерундовый спор по поводу музыки. Дело не в этом.

— Очень плохо, очень плохо. Ты понимаешь? Вы с ним так хорошо ладили. После первого дня я сказал себе: «Может, я ошибался». Но потом