Ратоборцы - Влада Воронова

— Поставьте куратором Чижика — будут, — посоветовала Линда.

— Нет уж, спасибо, — буркнул Славян.

— Ты не хочешь стать наставником? — поразился Мельес. — Но это же здорово — учить, видеть, как люди чего-то не умели, а теперь умеют. Тебе совсем не нравится? У тебя так получается хорошо, я видел, как ты вашу «четвёрку» учил различать пространственные сдвиги и свёртки.

— Сорняки полоть у меня ещё лучше получается. Каждому своё, Рене.

— А я готовить обожаю, — загрустила Линда. — Если бы не родилась старшей, могла бы стать хозяйкой ресторана и шеф-поваром. Но против судьбы не попрёшь, придётся стать рыцаркой.

— Не самая плохая судьба, — без особой уверенности ответил Мельес.

— Но не лучшая.

— Мы будем там, где нам суждено быть, — процитировал «Слово о рыцарстве» Мельес, — сделаем всё, что нам надлежит сделать.

Славян внимательно посмотрел на Мельеса. Что-то его мучило, требовал решения какой-то сложный вопрос. Знакомое состояние. Но благополучному рыцарю-то чего раздраем душевным мучиться? Только если причина в рыцарских делах.

— Тебя переводят? — спросил Славян.

— Нет.

— Взыскание получил?

— С чего бы? — удивился Мельес.

— А из дома какие новости?

— Всё в порядке, все здоровы.

— Ну и хорошо, — не стал настаивать Славян. — Куда пойдём?

— Давайте в Пять Пальм, — предложила Линда, — давно не были.

— Лучше в Сент-Луизу, — сказал Мельес.

— Да ну, — отказалась Линда, — далеко.

— Вот именно. От крепости отдохнём. Там нет её тени.

А вот это уже серьёзно. Если рыцарь не хочет видеть тень крепости… Но не нужно спешить, Рене и сам всё расскажет.

— Идём в Сент-Луизу, — решил Славян. — Там трактир гоблинский.

Линда немного поворчала о мужской тирании, о том, что делать нечего идти в эдакую даль по такой жаре, но больше для вида, гоблинская кухня ей нравилась. Всем известно, если хочешь поесть очень быстро, чисто, дёшево и, самое главное, очень вкусно — иди в гоблинский трактир.

Всю дорогу Мельес отделывался неопределенными репликами, мысли были далеко.

Инспектировать базы Декстр и не собирался, там его найти будет проще всего. Надёжнее отсидеться в деревенском кабаке где-нибудь подальше от крепости.

Но кабака в деревне Сент-Луиза нет, только гоблинский трактир — хижина с большим трапезным залом и несколько беседок во дворе. Сидеть в зале не хотелось, и Декстр расположился в беседке. О чём вскоре и пожалел — пронзительная жара, мухи, а в хижине чистота и прохлада. Зато множество посетителей, в том числе и курсантов. Лучше остаться в беседке, по такой жаре сюда никто не пойдёт. Декстру хотелось одиночества.

— Вот тут никого нет, — сказал знакомый женский голос. Декстр глянул через частую деревянную решётку беседки. Так и есть, Линда Прежан. И в курсантской форме.

— В беседке жарко, — ответил наставник Мельес. — Будем сидеть как в духовке.

Тоже в орденской форме.

По неписанному соглашению между орденом и поселенцами в последние месяцы Ястребы могли появляться в деревнях только в гражданском, нарушители рисковали нарваться на крепкую драку. С геометриками деревенщина связаться не рискнёт, но тухлую рыбину из кустов в физиономию швырнут обязательно, причём меткость у плебеев в таких случаях великолепнейшая, ладно бы зомбаки, но и человеки не отстают.

А вот Чижик с первого дня учёбы в гражданское не переодевался ни разу. Но рыбаки и крестьяне здоровались с ним за руку, гончары и плетельщицы сетей азартно рассказывали свежие деревенские новости. Форму словно никто не видел. Больше того, они даже гордились, что собрат скоро станет рыцарем, Чижик так и остался для деревень своим парнем, людем их крови. Ни одному другому курсанту из деревенских, хоть геометрику, хоть общажнику или моряку, такое чудо оказалось не под силу. Спустя примерно три месяца в форме могли оставаться и те Ястребы, которые приходили в деревню вместе с Чижиком.

Декстр выругался. Вот уже девятый месяц, куда бы он ни пошёл, везде натыкается на рыжего поганца. Своего неученика, орденского полукурсанта, неразрешимую головоломку. А вот и он сам.

Сидеть в беседке Чижик не захотел, идти в битком набитый народом зал тоже не согласился.

— Вон там сядем, — показал на лежащее под высокими кустами толстое дерево.

— Хозяин прогонит, — усомнилась Прежан.

— Договоримся, — заверил Чижик.

Расположились они с таким удобством, что Декстр позавидовал — на сквознячке, в тени, а в беседке как ни крутись, всё время один бок припекает. Да ещё придётся всё время на их развесёлую компанию смотреть. Или в зал уйти?

— Чижик, — сказал вдруг Мельес, — Соколы возродили «Полночный Ветер».

— Долгонько ж они копались, — удивился курсант.

— И тебе всё равно? — рыцарь смотрел на траву у себя под ногами.

— А тебе какое дело до Соколиных погремушек? Пусть забавляются.

— «Полночный Ветер» не забава, — напряжённо сказала Прежан. — Он столько крови пролил.

— Не он, а им, — поправил Чижик.

— Это воплощённое зло, — ответила Прежан.

— Как и любое оружие.

— Нет, — жёстко сказал Мельес. — Оружие — это вещь, а предназначение вещи определяют люди.

— Вот они и определили, — согласился Чижик. — Предназначение оружия — убивать. Или, по-твоему, мечом можно грядки вскапывать?

— Всё не так просто, Чижик! — Мельес вскочил, заходил по полянке. — Убийство омерзительно, я согласен. Меч — просто железка… А я — спятивший на древних игрушках вечный недоросль… Тоже пусть… Согласен. Но всё не так просто!

— А конкретней? — взгляд у Чижика внимательный, сочувствующий. И ведь не лжёт, терзанье с Мельесом действительно пополам разделит.

Чёрт, теперь не уйти, упустил время. Придётся дожидаться, пока уйдут они. Показываться Чижику в такие минуты Декстр не хотел. Разговор для них слишком важный и личный, подглядчика, пусть и невольного, Чижик не простит.

— Всё не так просто, — опять сказал Мельес. — Меч может стать не только оружием. В первую очередь он символ. Но почему обязательно символ зла, почему не символ благородства, чести?

— Потому что в первую очередь меч — приспособление для убийства и только потом символ, — ответил Славян. — А поскольку убийство — зло, меч становится символом зла.

— Смотря какое убийство.

— Вот именно. Крайне редко вооружённые люди удосуживаются объяснить, во имя чего воюют. А раз толковых объяснений нет, они становятся самыми обыкновенными преступниками.

— Но ведь меч — символ воинского благородства, — сказала Линда.

— В чём заключается воинское благородство? — спросил Славян. — Конкретизируй.

— Быть честными, смелыми. Не бросать друга в беде. Держать данное слово. Помогать слабым, защищать их.

— Ну и чем благородство воина отличается от благородства дворника? Если дворник честен, смел, верен друзьям и слову, если он защитил барышню от хулигана, чем дворник отличается от рыцаря?

— Ну, дворнику благородным можно быть один раз, — ответила Линда, — а рыцарю надо всегда.

— Почему один раз, если порядочный людь порядочен всю жизнь, а подонок всю жизнь предаёт?

— Есть ещё благородство происхождения.

— Ага, порода, — охотно согласился Славян. — Как у свиноматки.

— Чижик! — возмутился Мельес, даже метаться по поляне бросил.

— Ась? — подчёркнуто по-деревенски откликнулся Славян.

— Ладно, ты прав. Нет благородства происхождения, это выдумки тех, кто ни на что не годен, кому, кроме как родословной, что аристократической, что плебейской, и гордиться нечем. На происхождение умные люди внимания не обращают, ценят только поступки. — Мельес кивнул, ещё раз подтверждая сказанное, и вперился острым взглядом в лицо Славяна. — Но понятие воинского благородства не исчезает, какие времена бы ни были.

— И правильно, — спокойно ответил тот. — Потому что воинское благородство неизменно во все времена. А смысл его — до конца, всеми силами и средствами, не считаясь с собственной жизнью, защищать свою землю и людей, которые на ней живут, от тех, кто пытается принести им смерть и боль. Благородство воина — в защите жизни, в сохранении мира.

— Воин живёт и умирает ради мира — интересный оборот, — сказала Линда. — Странный. Особенно когда тебе годами твердят, что жизнь воина в сражении. Но Чижиков вариант мне больше нравится, как-то порядочнее получается. А тебе? — спросила у Мельеса.

— Тоже. Но я это и раньше слышал. И теперь не могу понять, зачем превращать символ защиты в призыв к войне. Они ведь ничего не собираются сохранять, защищать. Только разрушать. Опять измажут «Полночный Ветер» в грязи и невинной крови.

— Соколы всегда… — начала Линда.

— Да причём тут Соколы! — с яростью перебил Мельес, Линда даже отшатнулась и обиженно заморгала. — Когда Ястребы есть… Орден собирается начать войну. Захватить у Соколов «Полночный Ветер», великий меч Тьмы и уничтожить. Якобы, чтобы спасти мир от зла. А какое зло может причинить музейный экспонат?! Да пусть Соколы хоть закланяются своей реликвии, кому это мешает?!