Господин художник - Сергей Анатольевич Дорофеев

– Так ты журналист-писатель, успешный, завистников много, жена налево не смотрит? – Насыпал вопросы Евгений, явно понимающий толк в расследованиях.

– Завистников полно, успехом избалован, жена хочет подать на развод, за ней издатель один ухаживает. И отвечая на еще незаданный вопрос: есть накопления, в собственности большая квартира в Нижнем, еще есть приличная дача в ближайшем пригороде, и машина, мерседес. Все на мне.

– Да, ты прям «буржуй». С таким букетом, тебя грохнули вечером 30 апреля. Рубль за сто отдаю. Прям к бабке не ходи. Точно тебя грохнули. А вот кто и за что, хотя пардон, за что и так понятно. Осталось только найти кто. – Женя прикурил сигарету и задумчиво посмотрел в сторону, видимо рассуждая о том, почему всего этого богатства нет у него.

– Слушай, Женек, но при таких делах, все более чем просто. Едем в Нижний, дожидаемся нужного времени в парке, не даем случиться трагедии. Мне кажется несложно.

– Может быть ты и прав, – остепенил рвение Максима Евгений, – но давай для начала, как говориться, опишем круг подозреваемых самого начала. Начнем с редактора в Москве. Потом из Москвы переходим в Нижний, там куча товарищей-завистников и наконец возвращаемся к главным подозреваемым. Это твоя супруга, которой, по наследству, переходит все твое состояние и герой любовник ее, из местных издателей, которому ты мешаешься в достижении его любовной цели. Кажется, всех назвали, никого не забыли?

– А вот еще, там в парке, когда я за ресторан вышел, желудок почистить, группа подростков была. Они мне еще что-то кричали. Может они?

– Вполне может. А может и не они. Все могли. У всех интерес был. Начнем с редактора из Москвы. Давай по часам расклад делай. Что с ним делали, сколько времени прошло до момента трагедии? Может он тебя еще в Москве отравил чем, по принципу, на дорогу и несчастный случай спишется.

– Ну получил я от него деньги, выпил у него в кабинете немного коньяку и отправился на вокзал на такси. На все не больше минут сорока и ушло. А забыл, мы с ним еще новый контракт подписали. Он за него предоплату тоже дал. На вокзале сразу в поезд сел. Он уже на перроне стоял. Потом на дорогу еще около пяти часов ушло. Я спал в вагоне, не выходил никуда. В нижний приехал, прям с вокзала взял такси и в ресторан.

– Так, Московского издателя вычеркиваем. Если бы был яд, то он уже подействовал.

– Ну да. – Согласился Максим. – Да и смысл ему от меня избавляться, достаток его в разы моего больше, да и интерес он в моей работе имеет.

– Значит круг сузился до размера Нижнего Новгорода. – Немного подытожил Евгений. – Следовательно нам туда нужно торопиться. Но по поводу твоего предложения, ждать в парке, думаю неверно. Мы должны исправить ситуацию, заранее не довести ее до трагедии. Я, конечно, не знаток путешествий во времени, но мне, почему-то кажется, что нельзя в данном случае резких действий творить. Нарушим плавность движения времени. Но это только мне так кажется. Ну тем не менее, не будем терять этого драгоценного времени, а отправимся прямо сейчас на вокзал. Доберемся до столицы и пересядем на транспорт до Нижнего. А уж там и будем принимать решения по месту. Хорошо, что у меня есть немного сбережений, а то на банальном безденежье прогорели бы. Где лежат доллары ты уже знаешь, бери их все, пригодиться. На вокзале обменяешь.

– А как ты переедешь? – Удивленно поинтересовался Максим.

– Я думаю, что если ты положишь это зеркало в карман, то этого и будет вполне достаточно. Ты только его в нагрудный положи и смотри аккуратней, не разбей. Я хрен его знает, какие последствия могут быть. В дороге со мной не разговаривай и не привлекай внимания. Помни, что я – это ты, а ты – это теперь я. Увидишь знакомых, внимания не обращай, не узнают. От своего отражения не шарахайся. Ксиву мою не забудь, может пригодиться. Веди себя скромно, в дороге не пей, знакомств не заводи. Короче спи, да в окно глазей.

– А тебе удобно будет, в кармане? – Поинтересовался Максим.

– Чудак, это ты едешь, а я в своей квартире остаюсь. Мне более чем удобно.

Глава 2.

По залу прокатилась волна очередного объявления о задержке всех рейсов. Она пробежала по головам пассажиров, как волна по песчаному берегу и откатилась, оголяя легкое негодование и усталость от ожидания. Официант принес еще две чашки кофе и поставил их на стол. Мой случайный собеседник взял белоснежную чашку двумя руками, как бы стараясь согреть ладони, но мне показалось, что не ладони он хотел согреть, а душу. Немного наклоняясь над чашкой, он вдохнул аромат полной грудью и с грустью улыбнулся. Не глядя в мою сторону вновь заговорил.

– Сначала была пустота. Неосязаемая, бесцветная, неуловимая. Пустота была до тех пор, пока на брусчатую мостовую не вылетел бешеный, черный конь. Разбивая булыжники мостовой в пыль, промчался по городу и доскакав до большого перекрестка, в один прыжок оказался на черном небе. Тело его теперь светилось золотым светом. Облака вокруг его головы образовывали гриву. Искры, вылетавшие из-под его копыт, кометами разлетались по небу и угасали за городом, рядом с горизонтом. По городу растекся свет, луна взошла. Улица заполнилась высокими людьми с белыми крыльями. Они шли беззвучно и зажигали фонари. На стене комнаты, задребезжав, часы начали отбивать полночь. Висячая, часовая гиря, зашаталась и согласно своей природе, по задумке часовщика, поехала вниз. Но проскочив свою точку невозврата, видимо от старости, оторвалась и упав ударилась о старый паркет комнаты. От удара по полу побежали маленькие трещинки. Соединяясь друг с другом и покрыв весь пол, перебрались на стены и потолок. Там, где трещины становились крупнее, из глубины возникало свечение. Краска с лепнины, с дверей, с рамы старого окна осыпалась на пол и пропадала в светящихся разрывах. В одну секунду распад перебросился на улицу, на противоположные дома, а потом и на небо. Моментально все исчезло, а на месте пустоты, возникло поле, алый рассвет на горизонте, со стороны востока, белая дорога, с дремлющей на ней пылью, готовой в любой момент подняться и закрутиться в своем бешеном вихре танца. По розовеющему, утреннему небу, пролетали неспешные люди с белыми крыльями. Они собирали сны тех, кто привык рано просыпаться, просыпаться с первыми лучами