Мастер снов - Алексей Пехов

Этот сновидящий был более других симпатичен Гесперу, и тот прекрасно отдавал себе отчет — почему. У молодого мастера снов оказались неплохие задатки целителя, но он предпочел учиться охоте на дэймосов.

Он первым заметил представителя Пятиглава, бесшумно появившегося в комнате, и выпрямился на стуле. Трое других оглянулись, увидели вошедшего и замолчали. Нефела опустила руки, крепко сложенные на груди, и поставила обе ноги на пол, разрушая свою закрытую позу. Домиан глянул исподлобья, ожидая справедливого порицания.

— Теперь вы наглядно убедились, — произнес эпиос ровно. — Никакого контакта. Ни с кем. Никогда. Даже если вас будут умолять. Подумайте еще раз, быть может, эта работа не для вас.

Все четверо напряженно безмолвствовали.

— Я знаю, зачем ты полез к дэймосу. — Геспер прошел к своему столу и сел за него. — Ослепление собственной силой — вот главная причина. Мнимой силой. И заключенный наглядно продемонстрировал, что рядом с ним ты — ребенок.

Домиан хотел что-то сказать, возразить, но вовремя сдержал это неуместное желание.

— Нефела права. Никто не знает, что сейчас происходит в твоей голове.

— Целер Геспер. Я не чувствую никаких признаков…

— Ты и не должен ничего чувствовать. — Эпиос протянул руку, опустив ее ладонью вверх на стол.

Домиан нахмурился, но поднялся, рывком снял знак сновидящего, подошел и без особой охоты отдал его представителю Пятиглава.

— Дориус, — обратился тот к несостоявшемуся целителю, — проводите коллегу в свободную камеру и проследите за тем, чтобы он занял ее.

— Сколько мне там быть? — сухо спросил жертва создателя кошмаров.

— Пока я не смогу убедиться в твоей полной безопасности для общества.

Стажеры в сопровождении коллеги вышли. Нефела, оставшаяся наедине со старшим сновидящим, отбросила со лба непослушную прядь и спросила:

— Вы действительно думаете, что у дэймоса было время навредить?

— Я ничего не думаю. Я проверяю любые возможности воздействия и отсекаю их.

— Не понимаю, как это могло произойти, — произнесла женщина, глядя на стул, где только что сидел Домиан. — Создатели кошмаров могут воздействовать только на личную вещь жертвы. Массажер не был личной вещью, его даже не держали в руках.

— Говорят, в древности некоторые дэймосы обладали такой силой, что влияли на человека, просто оказавшись в той комнате, где он был несколько минут назад, — ответил Геспер.

Нефела сдержанно улыбнулась. Она тоже слышала подобные истории, но никогда не относилась к ним всерьез. Однако теперь, после недавнего инцидента, начала сомневаться.

— Зачем они это делают? Зачем продолжают нападать? Они же в плену, побеждены…

— Victoria nulla Quam quae confessos animo quoque subju gat hostes…[16] Настоящая победа только та, когда сами враги признают себя побежденными, — ответил Геспер, чувствуя, как затылок вновь начинает сжимать обруч боли.

Видимо, ее отголосок отразился у него во взгляде, потому что женщина быстро поднялась и со словами: «Не буду вас отвлекать, целер» — ушла. Едва за ней закрылась дверь, целитель сжал в кулаке бронзовый мак. Если бы не происшествие с Аметилом, Леонард — часть сознания, постоянно обитающая в нескольких снах, — уже «оповестила» бы хозяина об опасности или ее отсутствии, и Гесперу не пришлось бы сейчас самому разбираться с жертвой дэймоса.

За тонкой перегородкой, разделяющей кабинет, стояли две узкие кушетки. В их изголовьях на металлических полках, под бронированным стеклом лежали, каждый в своей нише, несколько десятков предметов. Расколотая чаша, порванная нитка бус, фрагмент металлического браслета, камея, часы с разбитым стеклом… Личные трофеи, осколки дэймосов, которых он пытался лечить, но не справился с этой задачей. Напоминания. Постоянный укор.

Эти на первый взгляд безобидные мелочи можно было назвать оружием против создателей кошмаров. И в то же время — средством управления ими. Опытный мастер снов, обладающий подобной вещью, мог обрести огромное могущество. Поэтому хранилище можно было открыть только с помощью сложного кода, а также отпечатков пальцев Тайгера и самого Геспера.

Среди трофеев — перламутровая запонка Феликса. Криво улыбаясь, ложный целитель сам снял ее со своего манжета, чтобы бросить небрежно на стол. Самый сильный удар за все время работы Геспера. Его обманывали, не раз пытались подкупить и убить, но не предавали…

По правилам, установленным самим эпиосом, давно полагалось убрать эту вещь, ее владелец был мертв, но рука не поднималась. Что-то останавливало. Желание помнить о том, что ему нельзя расслабляться и нельзя никому доверять безоговорочно.

Геспер еще раз осмотрел бронзовый мак, который ему дал Домиан, провел пальцами по всем выпуклостям, впадинам и неровностям, запоминая. Он отдавал себе отчет, что плохо различает запахи, в отличие от Талии, которая для своих снов создавала целые симфонии ароматов, но тактильная память у эпиоса была высочайшей. Отложив значок сновидящего, он опустился на кушетку и прикрыл глаза.

Сначала ушла головная боль, затем тесная комната раздвинулась, с шорохом осыпались стены, стенд с вещами дэймосов покрылся изморозью, превращаясь в глыбу льда, и рухнул в пустоту, потолок развеялся клубами дыма. Вместо привычной комнаты вокруг эпиоса вырос другой мир. Тоже давно знакомый.

Геспер стоял на краю обрыва. Прямо перед ним, через широкое ущелье, по которому с грохотом несся поток воды, возвышался склон горы. Черный и гладкий, как будто срезанный чудовищным лезвием. На нем белыми пятнами выделялись фигуры людей, прикованных к камню. Вот она — настоящая тюрьма дэймосов.

Усилием воли Геспер заставил приблизиться один из фрагментов скалы. Тот дрогнул и ринулся вперед, заслоняя собой все окружающее пространство. Теперь эпиос стоял напротив полуголого, атлетически сложенного пленника. Настоящего титана. Его глаза горели яростью, могучие мускулы вздувались, пытаясь разорвать оковы, и металл врезался в плоть. Из оскаленного рта вырывалось рычание бешенства. Воплощение первобытного Хаоса, машина бездумного разрушения. Он ненавидел стоящего перед ним эпиоса и разорвал бы в клочья, если бы мог добраться.

Глядя на это существо, Геспер чувствовал печаль и досаду. Жаль было усилий и времени, потраченного на попытки цивилизовать его, и еще более жаль, что эта прекрасная форма может лишь убивать и наслаждаться убийством.

— С тобой будет говорить Тайгер, Стикс, — сказал целитель и успел заметить отблеск смятения в темно-серых, как виток смерча, глазах.

Пленник боялся перековщика. Единственное чувство, которое могло сдерживать его, — страх. И это тоже не радовало.