Врачу: исцелись сам! - Владимир Сергеевич Митрофанов

ее только для того, чтобы хоть как-то подкрепить. Шансов выжить не было никаких. Муж все время находился с ней, ребенок пяти лет – дома с бабушкой. За те несколько дней, которые она находилась в отделении, все ее полюбили и очень сочувствовали, хотя сделать что-то радикальное не могли. У Борискова сердце разрывалось от жалости, и именно для нее он и привез крест. Заглянув палату, он увидел, что женщина лежит под капельницей, муж сидел рядом. Борисков зашел, сел на стул и попросил мужа сходить в рентгенкабинет за историей болезни. Муж вышел, и тогда Борисков, что невнятно сказав, типа: "Смотрите, что у меня есть", вытащил из-за пазухи крест. Больная молча взяла реликварий и, закрыв глаза, прижала к губам, а потом к животу. Вечером того же дня Борисков вернул крест домой и положил назад в тайник. В ходе лечения той пациентке стало немного лучше, ее вскоре выписали, и о дальнейшей ее судьбе Борисков ничего не знал и узнавать боялся.

На этот раз, открыв шкатулку, он взял в руки реликварий, прижал его к груди и на несколько минут замер, закрыв глаза. Прошло какое-то время. Потом душ в ванной перестал шелестеть, Борисков очнулся и посмотрел на часы. Сначала ему показалось, что часы остановились, однако секундная стрелка, задержавшись на какое-то мгновение, двинулась дальше. Просто это время немного замедлило свое движение. Он бережно положил крест назад и убрал шкатулку на место.

Минут через пять в комнату вошла Виктоша с полотенцем, намотанным на голову в виде тюрбана. Борисков тоже решил помыться, пока есть напор воды. Напор воды бывал у них в квартире разный.

Приняв душ, Борисков посмотрел на себя в запотевшее зеркало ванной и вздохнул: хвастаться было нечем. Унылая предстала перед ним картина. Человек уже далеко не юный, поношенный. Живот торчал. По бокам – жировые складки. Вообще он выглядел довольно обрюзгшим. Подумал, что пора ограничивать себя в еде, больше заниматься физически, уже на молодом запасе не вытянешь. Вон, мешки под глазами. А ведь был момент, хотя уже очень давно, когда Борисков однажды проснулся, откинул одеяло, осмотрел себя, напряг накачанный квадратами брюшной пресс, и сказал сам себе вслух: "Я молодой!"

Освежившись, Борисков сел, было, за компьютер, чтобы писать статью в журнал, но потом вдруг понял, что статью писать в данной ситуации было просто бессмысленно. Она и так-то была заведомо никому не нужна, и писал он ее исключительно для будущего отчета, что-де у него есть печатные работы. Это в какой-то степени учитывали при сдаче квалификационных экзаменов, которые врачи проходили каждые пять лет. Тут же он подумал о том, что в человеке есть странная инерция, которая и раньше его изумляла. Пусть даже человек смертельно болен, жить ему осталось совсем недолго, и скоро деньги, слава ничего для него не будут значить, а все равно он куда-то стремится, по привычке собирается на работу, суетится. А какие роскошные памятники на кладбищах остались еще от позапрошлого века, и ведь наверняка похоронены там знаменитые люди своего времени, только кому они теперь известны? Какой-то тайный советник. Кто это? Что это? Зачем это?

Ночь прошла беспокойно. У Микоши вдруг начались какие-то непонятные судороги, лапки у нее подламывались, она не могла стоять. Микошу носили на руках, гладили. Потом она пришла в себя, как будто ничего и не было. Сначала подумали, что что-то такое слопала на улице, но потом не подтвердилось: не было ни поноса, ни рвоты. Утром позвонили ветеринару Даше. Даша подумала и сказала, что это наверно что-то с головкой, назначила колоть витамины.

Глава 3. День третий. Пятница

Пятница только кажется легким днем. В пятницу всегда большая выписка. Самые тяжелые больные имеют тенденцию поступать в пятницу, да еще и после обеда – к концу рабочего дня. А впереди – выходные, работа только дежурных служб. Иногда это приводит к серьезным проблемам в понедельник.

Утро началось как всегда с обжевывания насущных проблем на "пятиминутке". Только собрались расходиться, как Амалия Аркадьевна, заведующая клинической лабораторией, снова завела свою длинную песню, чего там у них не хватает из реактивов. Раз в неделю на нее находило. И опять ей как всегда сказали, что она сама виновата, так как не вовремя подала заявки и так далее. Та говорила, что подавала заявки, и даже копии есть, но ее никто не слушал.

Потом Борисков пошел в свое отделение, и сразу же начались проблемы. У поступившего вчера больного с предполагаемой пневмоцистной пневмонией сработал тест на ВИЧ, его тут же повторили и подтвердили. Теперь требовался перевод в инфекционную больницу в специализированное отделение по СПИДу. Тут же состоялся неприятный разговор с женой этого больного. Ей ведь тоже нужно было делать анализ. Борискову, впрочем, показалось, что она не слишком-то была и удивлена и явно что-то не договаривала.

На памяти Борискова была история одного такого ВИЧ-инфицированного. Он скрыл от родственников, что заражен, расстался со своей подругой, которой это было известно (они вместе обследовались), и женился на другой женщине, которая этого не знала, и заразил ее.

Мимо Борискова по коридору, шаркая тапками, прошли слепой мужчина лет пятидесяти и сопровождавшая его женщина. Борисков знал этого слепого, фамилия его была Торич. Моряк торгового флота, он имел стабильную высокооплачиваемую работу на иностранном судне, курсируя между северными странами Европы и к тому же довольно часто бывая дома в Питере, когда однажды их работодатель приказал перевезти партию зерна из Аргентины на Канарские острова. Они находились посреди Атлантического океана, было очень жарко, и он проснулся ночью оттого, что в каюте билась залетевшая в открытый иллюминатор птица. Птицу прогнали, но когда члены экипажа вышли на палубу, оказалось, что на корабль села большая стая. Весь корабль был густо загажен пометом, который всей командой отмывали целый день. Через какое-то время у Торича заболела голова, и в итоге оказалось, что он заболел криптококковым менингитом – вдохнул грибок, содержащийся в помете тех самых птиц, и в результате потерял зрение. Грибок в мозгу моряка убили лекарствами и теперь в институте мозга пытались в какой-то степени восстановить зрение, и дело хоть медленно, но продвигалось: он уже начал различать световые пятна. Была одна цель: хотя бы чуть-чуть видеть, хотя бы куда идешь. Только чтобы не полная тьма. Сюда в клинику он приходил на консультацию профессора Самсыгина.

Проводив бывшего моряка и его супругу взглядом, Борисков снова нырнул в палаты на обход. Вынырнул он оттуда