Львовская гастроль Джимми Хендрикса - Андрей Курков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты себя сваришь! — закричал Алик и ринулся снова к кабине. Просунул руку к стенке и прикрутил кран горячей воды.
— Дай ладонь! — скомандовал он бомжу, но тот не услышал.
Алик открутил крышечку с пластиковой бутылки с шампунем и выдавил на голову моряку немало густой тягучей жидкости зеленого цвета.
— Голову мой! — произнес он громко прямо ему в лицу.
Бомж очнулся, видимо ощутив на голове что-то чужеродное. Алик показал ему жестом на себе, что надо мыть волосы. И моряк лениво поднял руки и сначала медленно, а потом чуть интенсивнее стал прорывать пальцами свои грязные мокрые лохмотья волос.
Алик прикрыл дверь душевой кабинки и вернулся к столу, за которым уже сидел и отдыхал Рябцев.
— Знаешь, — повернулся к нему бывший капитан, — если дать ему протрезветь, то никаких проблем с ним в поезде быть не должно. Он же, когда трезвый, на окружающих не действует!
— Нереально, — отрицательно мотнул головой Алик. — Всё равно сорвется, и тогда…
Рябцев тяжело вздохнул.
— Ладно, — сказал он. — Я пойду на двор, позвоню знакомому, у него сын на вокзале работает. Может, он что подскажет? Лучше бы его в каком-нибудь почтовом вагоне, без людей!
Рябцев вышел. Алик смотрел на него через окно комнаты. Наблюдал, как Рябцев долго и сосредоточенно ищет в мобильнике чей-то телефон, потом его улыбка облегчения сообщает, что номер найден. Потом он звонит, и лицо его оживает во время разговора.
«Интересно, — подумал Алик. — У меня тоже так всё на лице движется, когда я по телефону говорю?»
Ответить себе на этот вопрос Алик не успел. Резко открылась дверь душевой кабинки, и шум воды стал громче. Алик обернулся и увидел голого бомжа, стоящего босиком на полу комнаты. От его тела вверх шли испарения.
— А еще шампунь такой есть? — спросил моряк, установив свой неустойчивый взгляд на Алике.
Тот поднялся, взял с полки пластиковую бутылку. Выдавил из нее зеленой жидкости на подставленную ладонь бомжа, после чего тот снова зашел в душевую и закрыл за собой дверцу.
В комнату вернулась рыжеволосая женщина, неся в руках аккуратно сложенные вещи: брюки, свитер, рубашки, носки. Она опустила стопку одежды на подоконник и оглянулась на Алика.
— Там и куртки хорошие есть. Даже старая дубленка, но она пока без пуговиц.
Алик одобрительно кивнул, и женщина, довольная своей полезностью и сообразительностью, улыбнулась ему короткой улыбкой, наполненной чувством собственного достоинства. Потом натянула на руки белые матерчатые перчатки, вытащенные из кармана халата, подняла с пола грязную одежду моряка и унесла ее. Осталась лежать у стенки только его непарная обувь.
— Мне перезвонят, — сообщил вернувшийся со двора Рябцев. — А он что, еще моется? — покосил он взглядом на душевую кабинку, над которой поднимался пар и скучивался возле большого, закрытого пластиковой решеткой, вентиляционного отверстия в углу комнаты под потолком.
— Да пускай, — махнул рукой Алик. — Вода облагораживает!
— Если этого моряка рассматривать с точки зрения воды, то я бы с тобой не согласился, — задумчиво произнес бывший капитан. — Там, кстати, у тебя мой мотороллер никто не утащит?
— У нас во дворе преступности нет, — ответил Алик. — За все годы ни одной кражи!
Женщина, пока бомж стоял под душем, заходила еще пару раз. Но потом сказала, что отойдет в магазинчик, и попросила, если придут другие бомжи, поторопить их товарища.
Их «товарищ», однако, вскоре выбрался из душевой кабинки сам. Его движения доказывали, что тело моряка вошло в фазу протрезвления, а значит, его голова была готова вот-вот вступить в противоречие с состоянием тела. И он, казалось, действительно собирался произнести свои несложные слова о том, что «пора бы выпить», но тут его взгляд, упавший на пол в том месте, где он оставил одежду, ничего там не увидел, кроме своего правого ботинка и левого сапога.
— А чего это?! — произнес озадаченно он.
Алику захотелось смеяться — настолько абсурдной и веселой выглядела эта картинка: голый бомж, бородатый, волосатый, с волосатой грудью и тяжелым тазом, с коротковатыми и толстоватыми ногами, несколько непропорционально смотрящимися по сравнению с нормальным торсом и длинными руками. И вот такое чудо уставилось на валяющиеся на полу ботинок и сапог.
Но смеяться, конечно, Алик не стал.
— Тебе чистую одежду принесли, вон там, на подоконнике! — подсказал он.
Бомж недоверчиво глянул на подоконник, нахмурился, подошел. Стал трогать и щупать брюки и прочие предметы одежды, не разрушая стопки. В конце концов взял в руки бордовый свитер, прикинул на себя, потом отложил обратно и потянул из стопки брюки.
— Это что, мне вместо моей одежды выдали? — спросил он. — Так не пойдет! У меня там тельняшка и бушлат! Я без них никуда отсюда не пойду! — твердо добавил он, но, тем не менее, оделся в чистое и устало присел за стол.
Голос его звучал четко, не чувствовалось в нем в этот момент водочных мотивов.
— Да я скажу, чтобы их постирали, — пообещал Алик. — Хозяйка вот-вот вернется!
— Скоро два часа, — замедленно произнес вдруг Рябцев. — А твой друг-писатель, кажется, про нас забыл!
— Он, наверное, с детьми возится, — предположил Алик Олисевич. — Или с женой… Или с собакой. Я ему потом позвоню!
Но позвонил ему Алик намного позже, часа через четыре, когда уже и старая одежда бомжа была постирана, и более или менее высушена в барабане электросушилки, и уложена в клетчатый баул; когда даже внешний облик моряка-бомжа изменился в лучшую сторону благодаря счастливому стечению обстоятельств, а если конкретнее — благодаря своевременному появлению в этот день благотворительного парикмахера, худого, остроносого и очень болтливого, но, тем не менее, подстригшего моряка очень аккуратно, и даже его разнонаправленную бороду превратившего в аккуратную короткую бородку, такую, какую носят иногда молодые преподаватели университетов для того, чтобы студенты не считали их своими одногодками.
К этому времени определились и их планы на вечер. Сын бывшего сослуживца Рябцева сообщил, что найти пьющего проводника не составит труда, причем на любом маршруте. Но главное, сказал он, чтобы в этом поезде и начальник поезда был хорошо пьющим. Бригада поезда «Львов — Одесса», отправлявшегося этим вечером, отвечала всем требованиям Рябцева. И поэтому, получив конкретную задачу, а точнее — конкретное время отправления поезда, Рябцев стал более собранным и сосредоточенным.
Рыжеволосая хозяйка благотворительного заведения уже часиков с трех стала поглядывать на посетителей напряженно. Особенно, когда моряк потребовал водки, а длинноволосый высокий мужчина, имени которого она не знала, быстро достал бутылку и налил всем троим. Но вели они себя при этом смирно и тихо. И поэтому женщина переключилась на воспоминания о своей предыдущей жизни, наполненной непредсказуемостью и алкоголем. И так пролетело время до шести, когда наступил момент закрытия и вежливого выпроваживания гостей.