Мужики и бабы - Борис Можаев

- Здорово, часовой! - сказал Кадыков, подходя.

- Здравия желаю, - сипло ответил Максим, переступая с ноги на ногу.

- Ты чего спишь, ай озяб?

- Баба где-то провалилась, ни дна ей ни покрышки. Приди, говорю, утречком, подмени, а я схожу картошки поем, погреюсь. Не идет!

- Ружье-то стреляет? А ну-ка?!

Кадыков протянул руку, Максим проворно снял ружье и подал.

- Зачем же ты ружье отдал? А ну-ка я тебя этим ружьем да по уху? А хлеб казенный увезу?

- Дак на то вам и власть дадена.

- Ты же часовой! Ты никаким властям не подчиняешься, только тому, кто тебя ставил. - Кадыков свалил вправо хвостовик, переломил ствол - ружье было заряжено. - Кто тебя поставил на пост?

- Председатель Кречев.

- Вот ему и подчиняйся. Больше никого не слушай. На, держи! - вернул Кадыков ружье.

Максим взялся за веревочную поцепку и закинул ружье за спину, как кошелку.

- Как же у тебя из-под носу яблоки увезли?

- Так вот и увезли. Из ружьев палили, отогнали нас ажно к Волчьему оврагу.

- Сколько вас было?

- Я да Маркел.

- А вы чего ж не стреляли?

- Дак у нас одно ружье на двоих с одним патроном. На крайний случай, ежели сильничать начнут. Они ж с трех концов палили. Куды тут!

- Хороши сторожа. Нечего сказать... Ты хоть видел, куда ваши яблоки повезли? По какой дороге?

- Повезли в Тиханово на двух подводах.

- В какой конец?

- В Нахаловский... В какой же ишшо?

- Ладно... Разберемся, - сказал Кадыков.

Он сходил в казенку, купил поллитру сладкой наливки облепихи и зашел к Насте Гредной. Несмотря на позднее время, хозяева все еще дрыхли, - Настя лежала на печи, как в окопе, наружу торчали только ее подшитые валенки носами кверху. Степан, завернувшись в свиту, валялся на деревянной кровати в шапке с завязанными ушами, лицом к стенке. В избе было холодно, пар валил изо рта, как в предбаннике.

- Есть кто живой? - спросил Кадыков, переступая порог.

- Кого там черт занес? - нехотя отозвалась Настя, и даже валенки ее не шевельнулись. Она проявляла интерес только к тому, что свершалось на улице, у себя же в избе она делалась сумрачной и глухой.

Степан приподнял голову и, увидев фуражку со звездой на Кадыкове, вдруг застонал.

- Ты что, или заболел? - спросил его Кадыков.

- Заморила, проклятая баба. Всюю ночь у окна просидит, а потом дрыхнет до обеда. - Степан встал с постели, опустил на пол ноги, обутые в валенки. - Веришь ай нет, в валенках ноги зашлись от холода.

- Что ж вы не топите избу?

- Спроси вон ее, ведьму, - кивнул Степан на печь.

- Сперва надо избу ухетать, а потом топить, - отозвалась Настя. Сделай, говорю, защиток вокруг избы, все теплее будет.

- Изба не сарай. Что ж вокруг нее застреху делать? От людей совестно, сказал Степан.

- Ну и не кряхти, ежели совестно.

- Слезай, Настя! У меня тут есть обогревательная. - Кадыков поставил бутылку на стол и сам сел на скамью.

- Это каким тебя добрым ветром занесло? - веселея, спросил Степан.

- Да иду вот по селу, вижу - окна замуравели, зацвели серебряными цветиками. Дай, думаю, загляну. Хоть печку растоплю им - не то замерзнут.

Настя подняла голову, приставила очко к единственному оку и, разглядев бутылку на столе, проворно слезла с печки.

- Ну, погреемся, хозяйка? - обернулся к ней Кадыков и потер ладони. Давай стаканы.

Настя достала стаканы с полки, занавешенной шторкой, поставила на стол. Выжидательно спросила:

- А как же насчет закуски? У нас ведь, окромя квашеной капусты, ничего нет.

- Эту не закусывают, - сказал Кадыков, разливая облепиху, - она сладкая. Вроде чая с сахаром. Ну, будьте здоровы!

- Спасибо вам, Зиновий Тимофеевич. - Степан слегка поклонился и выпил залпом.

Настя долго тянула и кривилась.

- Ты чего морщишься? Или горько? - спросил Кадыков.

- Вино, она и есть вино. Ты ее пьешь, а тебе страшно, инда сердце замирает, - ответила Настя, ставя стакан. - А вы чего ж не пьете? - А сама поглядывала на оставшееся вино в бутылке.

- Я пью только чистое белое, - ответил Кадыков, забирая в руку бутылку. - Что, Настя, еще хочешь?

- А ты петь меня не заставишь? - осклабилась Настя, раскрывая свой щербатый рот.

- А спела бы.

- Ой, не греши! Ну тебя к богу за пазуху. - Она кокетливо махнула рукой и рассмеялась.

- Ты, Настя, вот что мне скажи: ночью накануне Покрова ребята на улице шибко гуляли?

- Да ну их к лешему, - ответил Степан. - До полуночи спать не давали.

- А выстрелы вы не слыхали? Говорят, стреляли в больничном саду?

- Ен далеко, аж за горой. Вон игде, - сказал Степан.

- Далеко, это верно. Но если люди бдительность проявляют... Не спят. То услышать можно. А? Как ты думаешь, Настя? - Кадыков покрутил бутылку и стал наливать Насте вино.

- Да слыхала я эти выстрелы, - сказала Настя, глядя на вино.

- Молодец! И я, пожалуй, выпью за твое здоровье. - Кадыков плеснул и себе в стакан. - Ваше здоровье! - И выпил вместе с хозяевами. - Н-да, дела... - Кадыков покачал головой и спросил: - Говорят, в мешках таскали яблоки?

- Врут, - отрезала Настя. - В кадках увезли. На двух подводах.

- Да что вы говорите! - сделал удивленное лицо Кадыков. - И вы сами видели?

Настя только высокомерно усмехнулась:

- Я все вижу.

- Н-да... молодец... Просто молодец. - И снова налил ей вина. - Настя, яблоки-то кооперативные. Общественное добро! Ведь это ж, можно сказать, и нас с вами обокрали.

- Не говори! - подхватил плаксиво Степан. - Всюю жизнь над нами издеваются. Грабют! То дрова растащат, раскидают, то окна соломой завалют. С крыши натеребят. С моей крыши. А с первесны портки сташшили да в трубу мне ж и затолкали. Вот чего они делают.

- И яблоки - их дело?

- А то чье же. Да вон пусть Настя скажет. - Степан махнул рукой и сделал обиженное выражение.

- А ты нас не выдашь? О, мотри! Тады они нас подожгут, ей-богу правда.

- Не выдам, Настя. Я ж лицо официальное. Хочешь, расписку напишу? Кадыков полез в карман за блокнотом.

- Да мы верим, верим, - остановила его Настя и шепотом заговорила: Ребята все это озоруют. Я все видела. Стащили они одну телегу у соседа нашего Климачева, на проулке стояла, вторую у Максима Селькина. Смеются. Пущай, говорят, он яблоки караулит, а мы в его же телеге их увезем. А лошадей с выгона пригнали. Яблоки отвезли к Козявке. Там у них посиделки устраиваются. Вот тебе, истинный бог, правда, - Настя перекрестилась.

- Ну спасибо, Настя, спасибо! - Кадыков вылил им остаток вина.

- Только ты мотри, не выдавай.

- Ну что вы. Могила!

Козявка жила под горой, у самого оврага, промытого речкой Пасмуркой. Кадыков зашел от оврага к большому амбару, покрытому тесом. Здесь на травянистой лужайке, полузасыпанные снежком, четко виднелись узкие вмятины, недавно оставленные колесами тяжело груженных подвод. Дальше к дороге следы колес остались вдавленными в податливую когда-то, а теперь замерзшую грязь. Ясно как пить дать, сюда привезли яблоки, подумал Кадыков, сворачивая к дому.

От окна запоздало метнулась в избяной полумрак Козявкина голова, покрытая клетчатой шалью. "Подглядываешь, плутовка. Чуешь, что дело ткном [взбучкой] пахнет", - подумал Кадыков и застучал в дверь.

- Кто там? - с притворным испугом спросили из сеней.

- Открывайте! Милиция.

Дверь моментально открылась, и маленькая щуплая бабенка, с лучезарным от множества морщинок лицом, с приклеенным посреди его, точно пуговкой, носом, выросла на пороге. - Тебе чего? Ай опять насчет самогонки? Дак я эта, шинок не держу. - Ни тени испуга на лице, одно хитренькое лисье выжидание и настороженная улыбочка.

- Чего ж ты дорогу загородила, Мария Ивановна? Чай, не на пороге нам стоять и разговаривать.

- Дак милости просим. Проходите в избу! - А сама не сводит с Кадыкова настороженных глаз.

В избе было чисто прибрано, на стенах над фотокарточками висели расшитые рушники, и в переднем углу над божницей тоже рушники - красные петухи да крестики на широком белом полотне.

- Гуляют у вас, говорят? Посиделки собираются?

- Гуляют! Дело молодое. Смолоду и погулять не грех.

- А не случалось такое, что за гуляньем-то закон нарушался?

- Э-э, батюшка мой! Нешто за ними углядишь? Их вон сколь собирается. Иной раз и до тридцати, и до сорока человек.

- И то правда, за всеми не углядишь. А что у вас в ночь на Покров творилось?

- Что творилось? Пели да плясали... Веселились, одним словом.

- Хорошенькое веселье с ружейной пальбой. Даже сторожей из больничного сада поразгоняли.

- Дак то ж в больничном саду-у! Я за тем садом глядеть не поставлена.

- А яблоки из того сада, случаем, не к тебе переехали?

- Как это - переехали?

- А так... На колесах да на телегах.

- Ты, батюшка мой, сперва окстись. Сатана тебя путает.

- Вот уж не думал встретить ноне сатану. - И, поглядев на нее, добавил: - В сарафане.

- Ежели ф вы на меня подозрение имеете, так ишшите. Вот вам подпол, вон сени, подвал. Ишшите!

- Открой-ка мне амбар.

- Это можно... Отчего ж не открыть, амбар-от?