Древний Восток - Наталья Александрова

В тот период в городе Библ создается слоговое письмо упрощенного типа (так называемое протобиблское), имевшее около 100 знаков. В XV–XII вв. до н. э. в Угарите употреблялся клинописный алфавит из тридцати знаков. Наиболее совершенной системой оказался финикийский алфавит. Применение его (воспринятого впоследствии с некоторыми изменениями греками) сделало грамотность доступной любому гражданину, что имело огромное значение для развития торговли и мореплавания.

Для ритуала Восточного Средиземноморья характерна роль экстатических культов плодородия с умирающими и воскресающими божествами и сезонных празднеств, опять-таки обеспечивающих плодородие. Под влиянием хурритов в середине II тысячелетия до н. э. кристаллизовался западносемитский миф о смене царствований на небесах, по которому бог неба Баал-шамем (Господин Небес), он же «Ил (Бог) отцовский» был сменен Илом (Богом — верховным божеством западных семитов до середины II тысячелетия до н. э.), а тот богом бури Баалом (Алийян-Баалом, реально выдвинувшимся на первое место в пантеоне во второй половине II тысячелетия до н. э.).

Угаритские тексты, реликты, удержанные в Ветхом Завете, и античные авторы дают представление о развитии ханаанейской (финикийской) мифологии. В каждом городе почитался прежде всего местный бог-покровитель, называвшийся обычно просто по прозвищу: Баал («владыка») или Эл «бог», иногда Мелек («царь», вариант — Молох), а в Тире — Мелькарт («царь города»). Чаще всего эти боги считались солнечными. Все это не мешало существованию особых общезападносемитских богов с именами Эл (Ил) и Баал. Супруга главного бога также порой именовалась просто Баалат («владычица»), но чаще носила более конкретное имя Астарта, что соответствовало ассиро-вавилонской Иштар. Астарта ассоциировалась, в отличие от Иштар, с Луной, а не с Венерой.

От исконных древнееврейских представлений к теоцентризму

Древнееврейская религия на первых порах не отличалась от прочих западносемитских верований, в том числе ханаанейских. Главным общеплеменным богом израильтян с Исхода XIII в. до н. э. считался Яхве, до того являвшийся местным божеством областей Синая и Южной Палестины, владыкой грома и огня, посылающим на землю благодатный дождь. Иных богов не просто признавали, но и почитали, в том числе на государственном уровне. Западным семитам была присуща концепция «берита» («завета», т. е. особого договора) народа с его богом-покровителем. В то время как у их соседей связь данной общины и ее бога-покровителя считалась изначальной и неразрывной, западные семиты рассматривали ее как результат сознательной сделки общины с богом, которую обе стороны могли и пересмотреть, если она не оправдывала надежд. Именно от этой концепции отталкивались «ветхозаветные» пророки, движение которых, как говорилось, привело в конце концов к формированию догматического сверхценного монотеизма.

Как и в других религиозных системах I тысячелетия до н. э. (буддизме, зороастризме), отношение к Богу в учении пророков носит сугубо личный характер (каждый предстоит перед Ним персонально) и жестко связывается с этикой (в частности, пророки резко осуждали закабаление бедноты, скупку земель и неправедную наживу богачей). В центре мироздания стоит Яхве, старый верховный бог евреев, а первыми вероучителями своего толка пророки объявляли величайших легендарных героев древних евреев: Авраама, родоначальника «ибри», переселившегося некогда из-за Евфрата в Палестину, и Моисея.

И в самом деле, отношение пророческого монотеизма к Богу было принципиально новым: в былые времена Яхве не представляли ни всемогущим, ни всесовершенным, ни всезнающим, ни всеблагим, ни единственным источником всякого существования, как это делали пророки. Раньше считалось, что понятия о добре и зле принадлежат самим людям, которые и вырабатывают их по своему собственному желанию, опыту и вкусу. Боги могут надзирать за выполнением этих правил, но не являются их источником (точно так же, как человеческие власти).

Согласно иудаизму, требования морали исходят от Бога и предписаны людям извне, Им одним. Люди должны безусловно выполнять эти требования исключительно потому, что это требования Божества. Сам Бог вне критики, что бы Он ни делал. В отличие от былых времен человек вступает в общение с Богом не для реализации своих собственных устремлений, а для самодовлеющего выполнения воли Бога, которой он безусловно обязан подменять свою во всех случаях расхождения. Наконец, религиозные представления предшествующих эпох никогда не претендовали на абсолютную истину, где нет места сомнению, исправлению и пересмотру (древнееврейская пословица гласит: «Со временем любое пророчество теряет силу», — из-за нарастания изначально имеющейся в нем погрешности). Именно поэтому на Древнем Востоке господствовала полная веротерпимость, а внутри каждой религии мирно уживались спорящие друг с другом течения.

Иудаизм был первым вероучением, основанным на догмах, иначе говоря, на положениях, априори считающихся абсолютно истинными помимо любых доводов и контрдоводов. О принципиальном разрыве между старым и новым восприятием Бога и его отношений к человеку говорят приведенные выше ответы израильтян на пророческую проповедь.

Древнееврейская литература и Ветхий Завет

Древнееврейская литература известна в основном в том обработанном виде, в каком сохранила ее Библия. Само это слово означает по-гречески «Книги» (в данном случае книги, канонизированные иудеями и христианами).

Иудейское «Писание» (Танах) почти полностью совпадает с Ветхим Заветом, первой частью христианской Библии. Этот свод текстов, сформировавшийся в V–III вв. до н. э., представлен масоретским еврейским «Писанием» и выполненным еще до его кодификации греческим переводом — «Септуагинтой». По традиции, окончательно утвердившейся в первой половине I тысячелетия до н. э., свод делится на три раздела: «Учение» (оно же «Закон» и «Пятикнижие Моисеево», древнееврейская Тора), «Пророки» и «Писания», каждый из которых включает тексты разного времени и характера.

«Пятикнижие» излагает переработанные в монотеистическом духе фрагменты общеизраильского предания о происхождении мира, людей вообще и западносемитских племенных союзов (в том числе Израиля) в частности. Многие из этих преданий отражают ближневосточные мифы или подверглись их сильному влиянию.

Так, рассказ о сотворении первочеловека Адама из земли происходит из аморейского предания, где Адам тоже считался предком всех людей, но при этом его отцом называется бесплотный дух Арар, а матерью Мать-земля Маддар. Унаследовавшие этот миф от своих аморейских предков евреи видоизменили его, превратив отца Адама в Бога-творца, а Мать-землю в глину, материал для творения. История о Потопе, погубившем все живое, также перешла к евреям от их предков-амореев, а к тем от шумеро-аккадцев Южной Месопотамии.

Значительную часть «Пятикнижия» составляют жреческие установления и догматизированные моральные предписания, получающие отныне внечеловеческий и внерациональный божественный источник («десять заповедей» и др.). «Пятикнижие» окончательно сложилось в конце VII — середине V в. до н. э. В раздел «Пророки» входят произведения реальных пророков VIII–VI вв. до н. э. — Исайи, Иеремии, Иезекииля и других — или приписывавшиеся им. К ним примыкают по концепции и времени составления «исторические книги» (Иисуса Навина, Судей, Самуила, Царей и др.), излагающие историю древних евреев XII–V вв. до н. э. в рамках концепции их периодического отпадения от монотеизма и возвращения к нему, причем первое карается Яхве, второе вознаграждается им (в действительности систематически повторяющиеся дискредитации и возрождения столь жесткой духовной системы, как определенная догматическая религия, невозможны ни для какого общества).

Материалом для «исторических книг» послужили в основном летописи и несохранившиеся сборники эпических песен о славных деяниях предков. Некоторые из них по своему духу прямо противоположны детально разработанной религиозной концепции составителей Танаха. Откровенно фольклорный характер носит предание о Самсоне — удачливом богатыре, сражавшимся с филистимлянами. Старинный дружинный эпос об Ахаве, в целом прославляющий этого царя, ненавистного монотеистической традиции, лег, по-видимому, в основу нескольких эпизодов «Книги Царей»: редакторы-компиляторы не осмелились пренебречь им и лишь сопроводили его несколькими главами, рисующими неблагочестие этого царя, его готовность почитать самых разных богов (засвидетельствованную и археологически) и его враждебность к попыткам монотеистической проповеди (впрочем, сомнительно, что в IX в. до н. э. проповедь такого рода вообще имела место).