Служители тайной веры - Роберт Святополк-Мирский

— Что случилось? — тревожно допытывался князь. У него мелькнула мысль, что старик умирает.

Иона виновато, неловко улыбнулся и, отирая со щеки слезы, проговорил, крепко сжав руку князя:

— Вот странно-то как... Все сидят за столом... А я смотрю и явственно вижу: многие — БЕЗ ГОЛОВ. И крови кругом... целые озера...

Иван почувствовал, как мороз пробежал по всему телу и спрятался где-то у сердца.

— Успокойся, Иона... — Он ласково погладил руку старика. — Пройдемся по двору... Тебе станет лучше...

— По двору? — удивился Иона. — А где же тут двор?

— Иона! — воскликнул Ольшанский — Да посмотри же вокруг! Разве ты не видишь — вот замок, вот ворота, мост, вон луна в небе!

— Луна?.. Да, луна светит... И тебя я вижу хорошо... А замка — нет... и ворот — тоже... И моста... А вокруг только груды земли, голый берег... И ветер разносит мусор...

— Господи, помилуй! — прошептал Ольшанский и потряс Иону за плечо. — Да очнись же, очнись!

— А я при памяти, — обиделся старик — я все вокруг вижу...

Он оглянулся и, когда его взор остановился на Ольшанском, вскрикнул и отшатнулся.

— Боже! Что это?!! И ты? — С тихой тоской Иона тронул Ивана за руку и сокрушенно покачал головой. — Ах, князь, князь... Зачем ты откажешься?..

— От чего откажусь, Иона?! — закричал Ольшанский, схватив старика за плечи. Иона вдруг обмяк и безжизненно повис на его руках.

Князь бережно, как ребенка, отнес старца Иону в комнату, где у старой иконы горела маленькая лампадка.

Иона открыл глаза и тихо спросил:

— Что со мной было, князь?

— Ничего, Иона, ничего... В зале душно, и у тебя, верно, закружилась голова...

— Я что-нибудь говорил? — испуганно спросил старик.

— Н-н-нет... — чуть помолчав, ответил Иван. — Нет, ты ничего не говорил.

— Это хорошо... — облегченно вздохнул Иона. — Я так не хотел тебя огорчать... Устал... Посплю немного...

Ольшанский еще долго сидел у постели старика, прислушиваясь к его дыханию, но Иона спал спокойно, и ничего не говорило о том, что он болен.

Скрипнула дверь, и Федор, заглянув в комнату, шепотом спросил:

— Что случилось? Старику худо?

— Нет, нет, — успокоил его Ольшанский и на цыпочках вышел за Федором из комнаты.

— Куда ты исчез? Мы тебя по всему замку ищем! Ну-ка пошли!

Слегка захмелевший Федор повел Ивана в бронный зал, где их ждал Олелькович.

— Братья! — сказал Федор. — Я пригласил вас, чтобы спокойно поговорить о наших делах, покуда гости будут веселиться. У меня есть одна очень интересная мысль. Я вижу блестящие возможности для каждого из нас! И прекрасное будущее! Но прежде чем мы все это обсудим, я предлагаю выпить за человека, который недавно спас наши жизни и приоткрыл нам путь к тому будущему, о котором я сейчас расскажу...

Князь Федор поднял чашу.

— Сказал бы хоть, как его зовут, — недовольно буркнул Олелькович.

— Зачем тебе, Михайлушка?!

— Федор прав, — кивнул Ольшанский. — Не это важно. Главное — чтоб человек был хороший, и я выпью!

— Так я разве что говорю?! — обиделся Олелькович. — Я всегда готов выпить!

Трое князей залпом осушили кубки за здоровье человека, имя которого произнес про себя один лишь Федор.

Василий Медведев лихо и весело плясал, обнимая Анницу обеими руками, и не было ему никакого дела до всех людей, которые вспоминали о нем в эту минуту в разных концах земли. Сейчас его заботило только одно: не сбиться с такта и не наступить на маленький сафьяновый сапожок Анницы.

Подходил к концу первый день свадьбы Филиппа и Настеньки.

Дом Бартеневых едва вместил всех приглашенных.

Здесь были Картымазов со всей семьей, Медведев и его люди, причем Алеша, как и обещал когда-то Филипп, был первым дружкой. Здесь были Леваш с Ядвигой, которая уже успела забыть, что нынешняя невеста не так давно была пленницей ее бывшего мужа, здесь были западные соседи Филиппа — старые друзья его отца, были все трое священников — из Бартеневки, Картымазовки и Медведевки, и, наконец, здесь был князь Андрей, за которым Филипп посылал специально гонца.

Оркестр — с миру по нитке — дудел в дудки и бил в бубны, а все пускались в пляс, кто умел, потом девушки пели жалобные свадебные песни, потом все кричали «Горько!», и маленькая Настенька тонула в могучих объятиях Филиппа, потом опять все радовались, хлопали в ладоши, пили старый мед и плясали снова...

Все окна и двери в доме были распахнуты настежь, чтобы гости могли разгуляться вволю. Когда кончился очередной танец, Василий, проходя мимо окна, увидел вдруг серебряную луну, синий с белым лес и медовые пятна полян. Он остановился и, крепче сжав руку Анницы, заглянул ей в глаза. Анница улыбнулась, зажмурилась и чуть заметно кивнула. Улучив момент, Василий ловким прыжком нырнул за окно и протянул Аннице руки. Через минуту, крадучись, чтобы их не заметил простой люд, пирующий во дворе, они пробрались к конюшням, и вот уже серый Малыш и черная лошадка тихо идут бок о бок по тропинке, ведущей к берегу Угры.

Василий смотрит на Анницу и, поравнявшись с большим дубом, говорит.

— А помнишь, ты ехала следом и сказала, что будешь меня ждать... Я каждый день думал о тебе...

— И я каждый день думала о тебе... — как тихое лесное эхо, повторяет Анница.

Они выезжают на берег и с разгона влетают на паром. Василий отвязывает его, и быстрые воды Угры плавно переносят их на ту сторону.

И снова они едут верхом по лесу и останавливаются возле густой ели.

— Здесь я увидел тебя впервые...

— «Прекрасный выстрел — в самое сердце!», — сказал ты. — Я помню!

— В мое сердце...

— И в мое...

Они уже в Медведевке...

Пусто вокруг. Стоят темные дома, как покинутые, — ни скрипа, ни шороха, ни души вокруг...

Василий наклоняется в седле и хочет поцеловать Анницу, но вдруг спохватывается:

— Леший меня раздери! Кто же остался в карауле?! Свадьба свадьбой, но землю-то охранять надо!

И не успел он закончить, как из кустов, подобно лешему, появляется Ивашко с самострелом.

— Все в порядке, Василий Иваныч! — улыбается он. — На нашей земле все спокойно!

— Ладно, ладно, Ивашко, — смутился Медведев. — Пошел бы ты глянул, нет ли кого с той стороны?!

— Так ведь там — Гаврилко... — удивляется Ивашко и вдруг начинает понимать. — Раз на то твоя воля — пойду гляну, — весело подмигивает он и исчезает в зарослях.

И вот Василий и Анница стоят у могилы под молоденькой березкой.

Они долго молчат, а потом Василий начинает говорить, и к его голосу примешивается едва слышный шорох — это падают с берез желтые листья, которые тихо срывает ночной ветер.