Конспирология - Александр Дугин

Положение дел усугублялось еще и тем, что все больше самостоятельности приобретали не просто биржевые операции с акциями, но бурный рост рынка деривативов — опционов, свопов, варрантов, фьючерсов, опционов на фьючерсы и т. д. Объем денежных средств, задействованных в этом секторе, постоянно возрастал, и на этом фоне цепной индукции все более и более виртуальных операций с финансами сектор реального производства утрачивал свое значение, переставал играть весомую роль.

Так сложилась некая самопродуцирующаяся система "визуального капитализма", "визуального экономического роста", который существовал, скорее, в области пропаганды и обеспечивался подчас хитростями подсчета. Так, например, в цифру роста ВВП включались потенциальные затраты американцев на жилье, которые, однако, в реальности не производились в том случае, если это жилье было частным. Этот и многие другие примеры даны у профессора Кобякова[28]. Названный автор, в частности, обращает внимание на введение т. н. "гедонистического индекса", призванного учитывать (довольно условно) "степень наслаждения" потребителя от приобретения какой-то вещи или услуги. Если бы те же самые процессы оценивались по критериям "старой экономики", с позиции рыночного фундаментала, то экономическая картина получалась бы куда более печальной, а развитие основных процессов вообще внушало бы самые серьезные опасения.

Неоэкономическая модель, развивающаяся в США, ставшая там главенствующей (Литвак дал ей название "турбокапитализм") перешла, по мнению целого ряда специалистов, некий рубеж, критический порог перегретости. Экономическая состоятельность флагманов американской (соответственно, мировой) новой экономики зависела от довольно эфемерных процессов, и при первом серьезном испытании — например, при требовании обращения критической массы акций в некий эквивалент из области реальной (старой) экономики, скажем, в товарное покрытие или в деньги, — опасность тотального краха всей мировой финансовой системы, в той или иной степени связанной с американской экономикой и с долларом, становилась вполне конкретной и весьма вероятной.

Еще одним важным показателем является резкое увеличение в американской экономике сервисного сектора по отношению к производственному. В настоящее время около 30 процентов всех американцев, занятых в экономическом процессе, относятся именно к этой категории. Это также яркое выражение виртуализации экономики, маргинализации основных секторов "старой экономики", явной переоценки автономного значения многообразных имиджевых структур.

Собственно производство, инвестиции в реальный сектор, не приносящий тех быстрых доходов, которые стали нормой в перегретых механизмах биржевой игры, напротив, не развивались, смещаясь в иные геоэкономические сферы — в Азию, Евразию, Латинскую Америку и т. д., где цена рабочей силы и отсутствие экологических стандартов позволяли создавать реальные товары, добывать и перерабатывать энергоресурсы в ином экономическом режиме, как бы на периферии основной виртуальной экономики, задействуя малый экономический потенциал, без особенных проблем извлекаемый из игры цифр.

Сложная ситуация складывалась и с долларом. Доллар как мировая резервная валюта является таким же геополитически важным элементом доминации США, как ядерное оружие, новые технологии, информационные сети[29]. Причем, будучи точкой пересечения глобальной геополитической стратегии (атлантизм) и экономического механизма хозяйствования самих США, доллар включал в себя и магистральные процессы американской экономики (в частности — виртуализацию). Следовательно, рост зазора между реальным сектором и виртуальными финансами не мог не отражаться на геополитическом статусе Америки.

Перспектива введения наличных «евро» в Старом Свете, эмиссия которых Евросоюзом опиралась на экономические структуры более конвенционального образца, приближенные к реальному, а не виртуальному капитализму, не только подрывала "долларовый империализм", но ставила под вопрос всю геополитическую и экономическую мощь США. При отсутствии угрозы со стороны демократической России и с учетом новых энергетических горизонтов, открывающихся перед Европой в свете беспрепятственного освоения ресурсов Евразии (минуя отлаженную модель снабжения из арабского мира под жестким контролем США), ситуация становилась для Вашингтона критической.

Аналогичные проблемы назревали и в геоэкономическом секторе Азии. Несмотря на рецессию, Япония остается второй страной в мире по объему ВВП, а темпы роста Китая и экономическое развитие всего Тихоокеанского региона постепенно подводили к логической неизбежности эмиссии новой «тихоокеанской» валюты — "тихоокеанского юаня" или "новой йены". В этой геоэкономической области валютное обеспечение логически привязывалось бы к реальному сектору производства.

Автономизация Евразии — экономическая, ресурсная, а впоследствии политическая и стратегическая (особенно если в этом вопросе активную позицию заняла бы ядерная Россия) — на фоне стремительной «виртуализации» экономической мощи США (что не могло не сказаться и на их геополитическом статусе) создавало фундаментальную угрозу дальнейшей доминации США в планетарном масштабе. При этом "падение Америки", "the decline of the Great Power" (если вспомнить название апокалиптического бестселлера Пола Кеннеди[30]), становилось чем-то почти неизбежным, особенно, если предположить мирное и эволюционное развитие основных мировых процессов.

Единственной солидной основной американской экономики, действительно и прочно связанной с реальным (а не виртуальным) сектором, а также с конкретикой геополитического контроля, был ВПК, где наличествовали реальное производство и технологическое развитие, реальные рабочие места и инвестиции. Этот сектор и представлял серьезный оплот американской экономики. Однако именно этот наиболее весомый, конкретный и адекватный модуль американской экономики в ходе мирного развития событий в эпоху после окончания "холодной войны" на глазах утрачивал свой raison d'etre, свою оправданность, свою социально-политическую легитимацию. Он обеспечивал содержание американской мировой доминации, давал ей устойчивую базу, в то время как американская система виртуальных финансов — при всех ее гипнотических информационных атрибутах и PR-стратегиях — напротив, делала позиции США в мире более шаткими и уязвимыми, неся в себе серьезную угрозу скорой и необратимой катастрофы.

Ситуация усугублялась еще и тем, что США — в той мировой конфигурации, которую они приняли на себя, заняв позицию центра однополярной глобализации и став единственной «гипердержавой» — не могли сделать шаг назад и сузить пределы своего контроля до границ Американского континента. Сталкиваясь с колоссальными трудностями, сопряженными с "мировым господством", США не могли и отказаться от него. Экономическая картина сложилась так, что важнейшие центры реального производства находились уже не только вне национальной территории США, но и вне Нового Света, а гигантская масса ничем (кроме геополитики и финансово-имиджево-информационной сети) не обеспеченных долларов, хлынув в США, мгновенно затопила бы экономику, породив гиперинфляцию. Иллюзия процветания США, тесно связанная именно с планетарным масштабом американского присутствия, могла бы рухнуть в одночасье. Безысходность ситуации отразилась в беспрецедентно жесткой президентской компании Буш-младший (ставленник ВПК) — Гор (выразитель интересов "новой экономики"). Предвыборный «message» Буша-мл. американскому народу состоял примерно в следующем: "США не способны более продолжать курс на перегрев экономической системы и перерастяжку геополитического присутствия; продолжение втягивания в процесс глобализации во взятом ритме может привести к катастрофе". «Message» Гора был иным: "США не могут не продолжать этого курса, так как в противном случае реакция на затормаживание этих процессов со стороны остальных стран похоронит Америку. Стоит только прекратить индуцировать виртуальную иллюзию экономического процветания — и все те, кто сегодня вкладывает в этот сектор реальные средства, начнут их оттуда выводить. Это повлечет за собой коллапс всей системы, что скажется в конечном итоге и на геополитическом статусе США. Следовательно, единственным выходом для Америки является продолжение активной глобализации".

Самое интересное, что оба они были абсолютно правы…

Нетрудно было бы подсчитать тот момент, когда мыльный пузырь такого состояния в экономике достиг бы критической точки.

Сделаем вывод: эффективная игра с финансовыми технологиями, дававшая краткосрочную иллюзию "экономического процветания" США, на деле маскировала собой неизбежно назревающий коллапс всей хозяйственной системы, сопоставимый с биржевым крахом 1929 года и Великой Депрессией. Причем сравнение показателей этих двух эпох — нашей и конца 20-х годов — убеждало в том, что нынешний кризис должен был бы стать чем-то намного более масштабным. Особенно если учесть доминирующую роль США в планетарном масштабе и их геополитическую функцию «гипердержавы».