Неинтересное время - Константин Костин

Сергей встряхнул головой, пытаясь понять, что происходит:

— Ну прежний участковый… надзиратель…

— Ах, Денисыч! — участковый хлопнул себя по лбу ладонью, — Думаю, имя-отчество знакомое, а кто — не понимаю. Он тоже участковый надзиратель, нас на этом участке двое работают. Он придти не смог, он вчера утром… это… заболел сильно… В госпитале лежит.

Сергей вспомнил утреннюю перестрелку. Ну понятно, какой такой скоропостижной «болезнью» захворал напарник товарища Линкевича…

— Чем обязан визитом, Борис Карлович?

— Казимирович. Как это чем? А вон, — он безошибочно указал на обгорелый угол, — поджог. И стреляли тут у вас вчера. Так что давайте составим протокол о происшествии…

Участковый отпустил Сергея только через два часа, когда полностью оформил все бумаги.

Ночное происшествие пришлось описать в подробностях. Правда, в изложении Сергея — ребят тот не стал впутывать, сказав, что ночевал один и они ничего не знают — мастерскую пытались поджечь неизвестные хулиганы, спугнутые его, Сергея, криков. Рассказывать об угрозах, наличии у него револьвера — то есть уже двух — а также о применении отравляющих газов Вышинский не собирался.

От стрельбы он открестился, заявив, что никто не стрелял, скорее всего, послышалось. Милиционер покосился на кровавое пятно на плече Сергея, но ничего не сказал. Зато Сергей, обративший внимания на взгляд, рассказал длинную захватывающую историю о борьбе с пламенем, об обгорелой куртке, кою и продемонстрировал, а также о ржавом гвозде, торчащем из доски, на который он и напоролся, когда у него закружилась голова и он привалился плечом к забору.

После допроса Сергей и в самом деле почувствовал головокружение. Ночная катавасия не прошла бесследно: руки пострадали от огня, покраснели и чесались, в горле першило, в голове пульсировал пузырь боли. Сергей бодрился, говоря, что все замечательно, он порывался помочь Кириллу в работе, помочь химику в составлении чернильной пасты, или, в крайнем случае, поработать с шариками…

Ребята не повелись на его заверения, изловили Леночку и отправили ее за врачом.

Врач, лет так сорока, с широкой черной бородой, больше похожий на старого пирата, осмотрел больного, заставил высунуть язык, прослушал грудь забавной блестящей трубочкой, в точности такой, как торчала из кармана доктора Айболита. Посел чего заявил, что признаков отравления не наблюдает, но для профилактики рекомендует выпить крепкого чая или кофе и погулять на свежем воздухе. Смазал Сергею руки желтоватой мазью, приятно пахнущей пчелиным воском и травами, не чинясь, принял червончик и откланялся. Рану на плече Сергей показывать не стал, кто его знает, все же врач, наверняка сумеет отличить пулевое ранение от, так сказать, гвоздевого. Еще в милицию сообщит…

Ребята заверили Сергея, что справятся без него и чуть не силой вытолкали его на прогулку.

— Ой, привет! — Зоя обрадовалась Сергею, как давно пропавшему родственнику, — А чего ты такой бледный?

Пришлось рассказать историю ночного пожара еще раз. Зоя ахнула и потащила поить чаем.

— Надо же, — она сидела, уперев подбородок в сплетенные пальцы, наблюдая, как Сергей тихонько отхлебывает горячий чай, — Такие интересные вещи происходят в городе, а я даже не видела ничего. Слышал, в городе позавчера арестовали банду белогвардейцев?

Сергей опять вспомнил выстрелы:

— Да, слышно было хорошо.

— Вот! У нас в городе действуют беляки, устраивают перестрелки, даже убили двух огэпэушников, твою мастерскую жгут, а я сижу тут, в библиотеке! Можно, я с тобой подежурю?

— Нет! — только Зои не хватало. Нет, она девчонка бойкая, и наверняка сумела бы постоять за себя, но все равно, в случае чего Сергей не смог бы оставить ее, пришлось бы одновременно и ее оборонять и мастерскую. То есть, в конечном итоге, Зоя бы только мешала.

— Нет, так нет, — в отличие от большинства знакомых Сергею девушек, Зоя понимала значение этого слова, — Тогда можно я хотя бы приду посмотреть на мастерскую? Завтра? Можно?

Она изобразила такую умильную, умоляющую мордочку, что Вышинский не выдержал. Рассмеялся и разрешил приходить в любое время дня. Не ночи!

Сергей заглянул на работу к Славе, но тот был чем-то занят, и пообещал нагрянуть в мастерскую завтра с утра, чтобы вместе провести эксперименты по подбору требуемой вязкости чернильной пасты. Заодно пообещал привести Катю, чтобы помирить их двоих.

Выйдя из губоно, Сергей отправился к портному. Запасные штаны у него были, а вот запасной куртки — нет. А он уже как-то привык к джинсе.

— Добрый день, молодой человек! — старик-портной обрадовался ему, как родному, — Что привело вас к старому Менахему?

— Хочу у вас куртку заказать. Такую же, как в прошлый раз.

— Ну да, ну да… Я и не надеялся, что вы пришли поздравить меня с Ту бе-Авом. Тем более что он через четыре дня. Ну что ж, пойдемте.

Сергей ожидал, что его опять начнут измерять, однако портной выложил перед ним несколько курток, точно таких, как погибшая в борьбе с пожаром.

— Что вы так удивленно на них смотрите, как будто не с вас началась эта мода в Пескове? Примерьте. Какая больше на вас подойдет, ту и подгоним.

Сергей накинул первую.

— Я слышал, вы уже имели разговор с Михаилом Потаповичем? — негромко произнес старик-еврей.

Сергей вздрогнул и зашипел: булавка впилась ему в плечо, и без того раненое.

— Ай-я-яй, простите старика, — запричитал Шумахер, — Так как насчет моего вопроса?

— Да. Приходили… представители.

— Ну да, ну да… Конечно, без мокрого можно было и обойтись, но вы все сделали правильно. Особенно, когда не стали впутывать ментов… Не крутитесь, иначе я не смогу правильно подогнать и куртка будет сидеть на вас хуже, чем костюм на покойнике… Вам нужен такой костюм, в котором вы будете хорошо смотреться только в гробу? Уверен, что нет. Так вот, Сергей Аркадьевич, чтобы вам не пришлось лежать в моем костюме в неудобной позе, когда все вокруг плачут, и хоть бы один улыбнулся, слушайте, что говорит вам старый Менахем.

— Слушаю, — настороженно произнес Сергей.

— Михаил Потапович человек настойчивый и от своих планов касательно вашей мастерской не отказался. Сегодняшняя неудача его не остановит…

— Скажите, гос… тов… гр…

— Называйте меня просто — дядя Менахем, раз уж тут меня все так называют…

— Скажите… дядя… Почему вы предупреждаете меня?

— Потому что вы, Сергей Аркадьевич, в отличие от братьев Потаповичей — человек разумный. Вы на их месте или сделали бы все правильно с первого раза или не стали бы и браться. Они же будут бодаться с вами, пока не разобьют лоб до крови…

— Нет, почему вы вообще помогаете мне?

— Я всего лишь старый еврей, который хочет жить в спокойном городе. Если вдруг люди, создающий в спокойном и тихом городе лишний шум вдруг исчезнут БЕЗ лишнего шума, в этом городе многие вздохнут спокойно. Поэтому, Сергей Аркадьевич, слушайте старого Менахема… Или тех, кто придет от него… Вы меня понимаете…

— Да.

— Вот ваша курточка. Как на вас шита.

Старик портной, несмотря на то, что он помогает, Сергей не нравился и, выйдя из мастерской, Вышинский вздохнул с явным облегчением.

Тихий город, тихий город… Скажем так: город без лишней активности милиции и спецслужб, мешающей вести свой маленький бизнес.

Не нужно иметь семь пядей во лбу, чтобы сообразить чем, кроме портняжного ремесла, зарабатывает своим внукам на хлеб с икоркой старый еврей.

Наркотики.

Скорее всего, кокаин. Та самая белая фея, которую пользуют местные проститутки и продают мальчишки, торгующие с лотков. Те самые мальчишки, хозяин которых в ресторане о чем-то активно общался с гражданином Шумахером. Который иногда встречает неких курьеров, приносящих ему нечто ценное под видом пакетов с тканью. Старик портной плотно завязан на наркоторговлю.

Сергю вспомнилось собственное рассуждение о трех путях, которыми идут люди: путь Кати, путь профессора Крещенского и путь капитана Ждана.

Да, теперь определился четвертый путь. Путь портного Шумахера.

Такие, как он, а их здесь немало, есть и взяточник Иван Абрамович, и гопники-хулиганы, вроде возглавляемого тезкой Серегой, вожаком «Общества городской шпаны», и те же братья Потаповичи. Люди, которых не заботят ни светлое прошлое, ни светлое будущее. Люди, чей девиз: «Лишь бы мне было хорошо, а другие пусть заботятся о себе сами». Люди, которые не собираются делать ничего для блага людей, общества, государства, которые считают, что никому ничего не должны, но очень хорошо помнят, что должны им.

Четвертый путь. Путь паразитов.

Почему-то думать об этом было неприятно.

Сергей замотал головой, отгоняя ненужные мысли.