Книга 3. Пути. Дороги. Встречи - Георгий Сидоров

— Это специально, чтобы в амбар не залез медведь, — сказал Николай. — Он так крепче. Потому от удара и уцелел…

— Что же в нём хранится? — задал актуальный вопрос Старков.

— Сейчас посмотрим, — скинул лыжи Николай.

— Может, у него есть хозяин? — попытался остановить я его.

— Хозяин наверняка есть, — согласился со мной эвенк. — Но лабаз ему больше не нужен. Он его давным-давно бросил. С того момента, как выгорела грива. Очевидно, решил, что амбарчик тоже сгорел, а может, по другой причине.

— А когда, по-твоему, был пожар? — задал я охотнику вопрос.

— Лет пять назад, не меньше. На некоторых горелых брёвнах стал расти лишайник, — высказал он своё мнение.

— Тогда открывай, посмотрим, — кивнул головой Н.Л.

Мы сняли лыжи, и все окружили лабаз. Николай с Сергеем отодвинули покрытую берестой крышу. И первыми заглянули внутрь.

— Там что-то лежит, — сказал Старков. — Посмотрите сами.

— Неужели, правда? Неужто такое может быть? — побледнел эвенк отходя прочь от лабаза.

— Что ты там такое увидел? — оттащил я подальше крышку.

— Там лежит целиком шаманский костюм! — показал эвенк на лабаз.

— Ну и что? — подошёл я к озадаченному Старкову.

— Костюм не наш, не эвенкийский и не остяцкий.

— Тогда чей же? — заглянул я в открытый лабаз.

— Не знаю! О таких шаманах я слышал только в сказках, — уселся на поваленный ствол охотник.

— Давайте достанем и здесь как следует рассмотрим, — предложил Н.Л.

Пока мы доставали и раскладывали на снегу содержимое лабаза, эвенк сидел в какой-то прострации. Его глаза смотрели в одну точку, и было видно, что он сильно напуган и расстроен, наконец, всё, что лежало в заброшенном лабазе, оказалось перед нами: поразил отлично сработанный, обклеенный берестой охотничий лук. С ним в сшитом из бересты туле лежало десять оперённых со стальными наконечниками стрел.

— Вот диво! — показал на лук со стрелами Старков. — Никогда бы не подумал, что их ещё делают!

— Смотри, ещё одно чудо! — развернул какой-то свёрток Н.Л.

В руках у него оказалась старинная кремнёвая малокалиберная винтовка. К винтовке был приложен шомпол и запас кремней.

— Смотри-ка! В хорошем состоянии! Засыпай порох, пулю и стреляй! — изумился Н.Л.

— А вот какие-то кузнечные принадлежности, — показал на щипцы, маленькую наковальню и молоток Серёжа.

— Всё это нам понятно, — сказал я. — Но кто мне объяснит, что сшито из медвежьей шкуры?

— Николай сказал, что вроде бы чей-то шаманский костюм? — посмотрел на сидящего в прострации эвенка Старков.

Перед нами на самом деле было какое-то странное одеяние. Оно представляло сшитый из медвежьей шкуры длинный кафтан. С головой медведя в качестве накидки и с медвежьими лапами вместо обуви. Ни бубна, ни колотушки рядом с костюмом не было.

— С чего ты взял, что это шаманский костюм? — подошёл я к Николаю. — Скорее всего, маскарадный какой-то. Ни бубна, ни колотушки. И нагрудника шаманского тоже нет!

— Для таких шаманов, как хозяин этого костюма, не нужен ни нагрудник, ни бубен, ни колотушка, — нехотя сказал Лихачёв. — Они входят в свои миры молча, без камлания, но сильнее всех других!

— Что же это за шаманы? — снова спросил я эвенка. — Кто они, какого народа?

— Может, это костюм кетского шамана? — спросил подошедший Н.Л. — В этих местах когда-то и кеты жили.

— Узнаете у моей бабушки, — сказал эвенк, вставая. — Я вам не рассказчик. Всё, что я помню о таких вот шаманах-медведях, — из старинных сказок…

— Придётся забрать с собой всё, что нашли. По крайней мере, лук и кузнечные принадлежности можно передать в университетский музей, наверняка и этот странный костюм тоже, — сказал я. — Во всяком случае, всё это сохранится, а здесь со временем наверняка пропадёт.

Найденные нами вещи мы погрузили на нарты и, преодолев горелую гриву, снова вышли на чистый снег болота. После того, как нашли странный лабаз, стало заметно, что настроение у нашего проводника изменилось. Николай замкнулся: мало стал говорить и почти совсем перестал улыбаться.

— Что-то его гнетёт, — как-то кивнул головой в его сторону Н.Л. — Может, можно помочь?

— Вряд ли, — сказал я. — Похоже, чего-то он боится. Дойдём до стойбища, думаю, всё изменится. Бабушка-шаманка ему поможет лучше нашего.

Обратный путь у нас прошёл без особых происшествий. Через неделю мы оказались в избушке у второй речки. А ещё через два дня, перейдя гарь, поздно ночью мы вошли в эвенкийское стойбище.

— Всё, после такой гонки пару дней отдыхаем, — сказал я, снимая лыжи, — потом двинемся в жилуху. Уже конец марта, и, на самом деле, идти придётся в основном ночью.

— Ночью, так ночью! — согласился Н.Л. — Если мы из Туруханского края благополучно вернулись, то здесь дойдём.

Родные Николая и все остальные эвенки, как всегда, встретили нас радушно. Много было расспросов о передвижении диких оленей и о зимних отстоях лосей. Большой интерес вызвал наш поход в Вершину Тыма и на Сым. Многие пожилые эвенки переселились на Кеть из тех мест и поэтому услышать о родине им было приятно. Но, узнав, что мы не встретили ни на Тыму ни на Сыму никого из их родственников и даже не видели следов эвенкийских лыж, они расстроились.

— Однако, померли там все, — вздохнула Глаша Ивигина, старенькая маленькая старушка, родственница Николая.

— Не померли, — отозвался Борис Леонтич. — Просто, как и мы, перестали кочевать. Оленей сейчас у них мало, живут себе на одном месте, а то и вовсе в посёлки подались.

Хорошо отоспавшись и отдохнув, я, захватив с собой странный шаманский костюм, направился в чум к Колиной бабушке. Как я понял, шаманка меня давно поджидала.

— Ну что, Геша, видел то, о чём я тебе говорила? — не здороваясь, спросила она меня.

— Видел, — сказал я сдержанно. — Даже больше того, что от вас слышал.

— Чулукана хотел стрелить? — косо посмотрела она на меня. — Нехорошо!

— Николай уже успел рассказать! — сконфузился я.

— Он тебя оправдывал. Он твой друг. Чтобы ты ни сделал, для него всё хорошо. Но ты мог согрешить!

— Не согрешил же?

— Не согрешил… За что молодец! — наконец, улыбнулась шаманка.

— А почему нельзя трогать чулуканов? — задал я ей вопрос.

— Трогать их — вредить себе, — сказала бабушка уклончиво. — Вообще, редкий человек может им навредить, ты как раз из таких. Поэтому ггомни: они тоже дети Огды и тоже имеют право на жизнь. Николай сказал, что чулукан тебя послушал и перестал за вами следить.

— Перестал, — кивнул я головой.

— Надо же, не всякого человека чулуканы слушают.

— Наверное, я ему понравился.

— Тем, что поднял на него ружьё?

— Может, и так!

— Наверное, потому, что ты его не испугался и стал с ним разговаривать… — сделала вывод шаманка.

— О костюме, который мы нашли, Коля вам тоже рассказал?

— Рассказал, — спокойно сказала бабушка.

— Он со мной, мы решили его вам показать, — вынул я из мешка странное одеяние.

Наклонившись над костюмом, старушка внимательно осматривала все его части, изучив даже швы, потом, подняв голову, сказала:

— Однако одежда того шамана, который вызволил вашего друга из другого мира.

— Шамана эндри?!

Такое известие чуть не сбило меня с ног.

— Да, шамана народа эндри.

Только теперь я почувствовал дрожь в голосе эвенки.

— Но это не шаманский костюм, — продолжила она.

— А что же тогда?

— Одеяние для предсказаний. Для обращения к далёким предкам. Шаманы эндри не шаманят, как это делаем мы, — продолжила Колина бабушка. — Вместо трёх, они знают двенадцать миров. И могут входить в любой из них. Они не нуждаются в бубне, но всегда пользуются местами силы.

Шаманка говорила о мифических жрецах эндри как о чём-то вполне реальном, что не может вызывать никаких сомнений.

«Сказка какая-то, — думал я, слушая её. — Народ давным-давно исчез. То ли ушёл, то ли вымер, не ясно. От мест его поселений остались одни земляные валы, но старая шаманка говорит о жрецах этого народа так, как будто они всё ещё живы!»

— Николай сказывал, что за водоразделом вы нашли странную избушку с баней, — донёсся до меня голос эвенкийской знахарки. — Та избушка хозяина этой одежды, — показала она на лежащий перед ней медвежий костюм. Значит, он жил либо в Сыму, либо в Ярцево. Скорее всего, в среде старообрядцев-кержаков, — сделала она заключение.

— А почему жил? Вы считаете, что его уже нет, он умер? — спросил я.

— Пошто умер? Это мы ждём смерти, они — эндри, её не ждут. Он из этих мест уехал.

— С чего вы так решили? — не унимался я.

— В лабазе лежало письмо. Оно понятно каждому шаману, — продолжила свой рассказ бабушка.

— Никакого письма мы не нашли.