Александр Дюма Великий. Книга 2 - Даниель Циммерман

— Успокойтесь, — говорили Крои и ему подобные, — король Франции полностью исчерпал свои возможности, на вторую выплату его уже не хватит, и вы останетесь при своих городах и двухстах тысячах экю в придачу.

Герцог еще надеялся, но уже не так сильно. Время от времени он качал головой, повторяя: «Бедные мои города, бедные мои города».

8 октября, снова в полдень пришли деньги. Король Людовик XI оказался очень обязательным должником, когда платить было выгодно.

— Ну вот, Сир, — сказал ему его друг Биш, — вы получили свои города.

Король тяжело вздохнул.

— Мне не хватает Кале, — сказал он.

Ему всегда чего-нибудь не хватало.

— И шляпы, — добавил Биш.

В самом деле, шляпа короля совсем износилась.

Он взял ее в руки, повертел так и сяк. Сказал:

— Денег нет.

И снова надел старую шляпу на голову.

И все было бы неплохо, если бы король не оказался во власти одной идеи, слишком уж смелой для того времени.

Речь шла об упразднении безоговорочного права на охоту, не в том смысле, что оно сохранялось во Франции за одним лишь королем, как говорят иные, но дабы продавать его в розницу.

Все прежде безропотно сносили сеньоры — конфискацию, ссылку, тюрьму, но лишить их права на охоту, это было уж слишком. И они восстали против тирана.

Восстание это получило название — война за Общественное благо.

В какой-то момент дворяне сочли себя победителями и выставили свои условия.

Условия были жесткими.

Король вместе с Иль-де-Франс должен был вверить себя герцогу Немурскому. Нормандию он должен был отдать Дюнуа, Шампань — Жану Калабрийскому, Пикардию — Сен-Полю, Гасконь — графу Арманьяку, Лион и Минервуа — герцогу Бурбонскому.

Людовик был злопамятен и этих условий не забыл. Через восемь лет, 6 марта 1473 года, Арманьяка в Тулузе заколят кинжалом на глазах у одной из его жен, той самой, что одновременно была ему и сестрой.

Через десять лет, 19 ноября 1475 года, настает очередь Сен-Поля. Его не заколят кинжалом, но казнят на Гревской площади.

Этим ударом король еще и выигрывает Нанси.

Затем приходит черед герцога Немурского, но тут следовало подождать подольше. Кстати, к Немурскому он питал слабость и два-три раза даже прощал. Покончит с ним он лишь в 1477-м, но с размахом: посадит на лошадь в черном облачении, велит отвезти на городской рынок и там отрубить голову.

Ни один из свидетелей не говорит о детях, сидящих под эшафотом. Это современные выдумки: чего ради пачкать их в крови отца? Куда лучше отдать старшего сына одному из судей отца — Ломбару Бонтало дель Джудиче, который, уже присвоив себе имущество умершего, присвоил себе также и его сына. То был более надежный способ наследования имущества. Через год ребенок умрет.

В то время, куда мы перескочили так быстро, у Людовика XI все складывается прекрасно. Только что убит в Нанси его кузен Карл Смелый, который так напугал Людовика в Перонне, после того как швейцарцы разбили его при Мюртене и Грансоне.

Пока Людовик XI брал свой кровавый реванш, время продолжало двигаться вперед вместе с событиями. Эдуард кончил тем, что пресытился Варвиком, который то и дело его изготавливал и переизготавливал, и убил его в битве при Барнете. И вместо того, чтобы покупать фаворита, Людовик XI решил тогда купить самого короля. Немного дороже — вот и вся разница.

Это стоило ему пятьдесят тысяч экю. За пятьдесят тысяч экю Эдуард утопил Кларенса в бочке с мальвуазийским вином и выслал Гастингса.

Все это не давало власти над Кале, но зато он получил Аррас, Булонь, ту самую, что, по словам Шатлена, представляет собой драгоценнейший уголок христианского мира. Поэтому он произвел Богородицу в графиню Булонскую. Святых он жаловал дворянством с такой же легкостью, как и простолюдинов, что в результате опростолюдинивало дворянство.

У Карла Смелого осталась лишь одна дочь — Мария. Когда Бургундия, эта младшая дочь Франции, перешла по наследству в женские руки, Мария вышла замуж за Максимилиана.

К Людовику Бургундия могла возвратиться лишь в том случае, если бы Мария умерла бездетной. Поэтому он так часто справлялся о здоровье своей дорогой кузины. Однажды он узнал, что она беременна. Холодный пот выступил у него на лбу при этой прекрасной новости, и, чтобы утешиться, ему ничего не оставалось, кроме как прогуляться к своим клеткам.

Держал он в клетках герцога Немурского, который в то время был еще жив, брата герцога Бретанского и кардинала Ля Балю.

Истинно королевский зверинец.

Мария родила сына, потом дочь.

Лишь одно могло его утешить при известии об этих двойных родах — смерть Карла дю Мэна, племянника и наследника короля Рене.

Сей добрый король обещал Людовику XI, что после смерти его самого и его племянника Прованс отойдет королю. Пока что на правах наследника Людовик, не дожидаясь смерти короля, забрал у него Анжу, Конта, Оранж. Старый король, который потерял всех своих родных — Жана Калабрийского в Барселоне, дочь свою Маргариту в Тэнкисбери, утешался, украшая рукописи миниатюрами. Когда он узнал о потере Анжу, он был взволнован, но взял себя в руки и, успокоившись, продолжал рисовать, подобно Иову, говорит Бурдине.

Со смертью доброго короля Рене в 1480 году Прованс оказался под властью Людовика XI.

Почти в то же время, когда Людовик узнал о смерти Карла дю Мэна, последовавшей 22 марта 1483 года, пришло известие и о смерти Марии Бургундской 27 марта того же года. Она убилась, упав с лошади.

Две роскошные новости с разницей всего в пять дней. На юге — Марсель, на севере — Дижон.

Еще бы чуть-чуть, и он бы и Смерти даровал графский титул, как Богородице.

Осталось двое детей — мальчик и девочка. Однако Людовик принял меры предосторожности. Уже давно в Генте содержал он двух друзей, на которых вполне мог положиться. Один был Вильгельм Рим, человек разумный и хитрый, другой — Жан де Коппеноль, вначале простой чулочник, затем старшина чулочников и, наконец, глава цеха.

Они и занялись детьми.

Шестимесячную Маргариту обручили с тринадцатилетним дофином.

Это было делом рук Рима и Коппеноля. Затем они явились к королю в его башню. К тому времени король уже из башни не выходил. Он боялся, что его убьют, прежде чем ему удастся скроить Францию по мерке, которую он представлял себе в своих мечтах. В то время правителей убивали часто. В Домской церкви убили Юлиана Медичи, в Сент-Амбруаз — герцога Миланского, в Льеже — епископа Людовика Бурбона, поэтому Людовик XI ставил бесконечные решетки, засовы, бойницы. Он стал почти таким же пленником, как брат герцога Бретанского или кардинал Ля Балю. Просто клетка его была побольше.