Deng Ming-Dao - ХРОНИКИ ДАО

– Ты давно в Соединенных Штатах? – спросил он.

– Около двух лет, – ответил Сайхун. Шел 1953 год.

– В таком случае, ты уже многое знаешь об этой стране. Сайхун на мгновение задумался.

– Нет, я так до конца и не привык к этому народу. Людей здесь не всегда легко понять. Некоторые относятся к тебе хорошо, как только ты с ними познакомишься; но от большинства можна всякого ожидать. Все здесь… по-другому.

Сайхуну захотелось добавить, что он до сих пор чувствует страх и одиночество.

– Да, – согласился Сэм, – жизнь здесь – настоящая борьба. Это непросто. Чтобы хоть как-то прожить, нужно постоянно работать локтями. Я был простым крестьянином, жил на холмах. Если бы не помощь моего дядюшки, я, наверное, до сих пор бы рыскал по деревням в поисках пропитания.

Сайхун давно уже решил держать в секрете свое прошлое.

– И я тоже. Мои дядя и тетя, из семейства И, помогли мне осесть здесь. Теперь мне приходится не только зарабатывать себе на жизнь, но еще и возвращать им долг, поддерживать их. Они уже старые, и надеяться им больше не на кого.

– Так ты из семьи И? – спросил Сэм с печальной улыбкой. – Тогда нам не стоило бы дружить.

– Мои дядя и тетя не кровные родственники, – ответил Сайхун, – но я знаю, что семьи И и Ли – заклятые враги.

- Кто знает, отчего они воюют? – сказал Сэм, – Я знаю только, что мой дедушка ненавидел всех И. Никто сейчас уже не помнит, как началась эта распря.

– Это Америка, – бросил Сайхун, – какая нам разница сейчас?

– Да, вся эта вражда – частица дома, – согласился Сэм, глядя на тот берег реки. – А дом остался очень далеко.

 На мгновение оба остановились на самом высоком пролете выгнувшегося аркой желто-зеленого моста. Ли был достаточно рассудителен, чтобы не мешать Сайхуну в эту минуту одиночества на обочине ночного шоссе. «Хороший он парень», – подумал Сайхун, когда они пошли в сторону кварталов Северного Побережья, где жили оба. У каждого из них были грустные воспоминания о доме и несбыточные мечты.

Стоя у воды, Сайхун стоически сдерживался, хотя ему очень хотелось выплакаться, в самых ужасных криках поведать свою скорбь чужому небу. Вместо того чтобы жить в своем раю, он стал изгоем. Он чувствовал себя несчастным и разбитым. Он был обречен на скитания в поисках неизвестной судьбы.

Сайхун испустил легкий вздох, и теплое облачко пара вырвалось у него изо рта. Его изгнали из Хуашань в ссылку, не дав никаких дальнейших объяснений или напутствий.

– Ты думаешь о Генерале Яне? – мягко спросил Ли.

Сайхун обернулся и посмотрел на него: в отблесках фар проезжавших Автомобилей вытянутое, с неправильными чертами лицо Ли попеременно •становилось то бледным, то темным. Ли имел в виду повара, вместе с которым они работали. Именно Генерал Ян и познакомил Сайхуна с Ли.

– Нет, – честно ответил Сайхун. – Просто мне всегда нравились мосты. Мне нравится глядеть с моста на воду: она всегда выглядит такой умиротворенной.

– Да, дома мосты выглядят именно такими, – согласился Ли. – Помнишь, лунные мосты? Они совершенно круглые. Я тоже любил гулять по ним, особенно когда был мальчишкой. Мне рассказывали, что призраки не могут переходить через воду. Мне это нравилось. Наверное, это все неправда, а?

– Зачем ты так?

Ли взглянул на товарища; выражение его лица было одновременно ужасным и полным симпатии.

– Разве на работе ты не слышал? Прошлой ночью Генерал Ян убил себя. Он прыгнул с этого моста и размозжил себе голову о речное дно.

Сайхун посмотрел на покрытую рябью речную воду. Внизу, под ним, скользила баржа на буксире. Известие неприятно поразило Сайхуна. Мост совершенно не казался высоким. Сайхун хотел было крикнуть «Нет!», но он давно уже научился молча воспринимать смерть, какие бы чувства ни сжимали горло.

– Даже не верится, – сказал он, глядя вдаль – туда, где Аллегейни-Ривер сливается с широкой Огайо. – Сегодня человек здесь, завтра его нет. Как сон.

Он вспомнил военную выправку Яна, который вышагивал по кухне так, словно все еще командовал войсками на поле брани.

– Он слишком многое потерял,-пробормотал Сайхун, – утратил веру в националистическую Китайскую державу, лишился звания, потерял жену. Он любил только азартные игры да своего сына.

– Он и умер из-за сына, – тихо сказал Ли, когда Сайхун завершил свои воспоминания. Сайхун однажды видел фотографию двадцатилетнего юноши в сильных очках. Снимок всегда лежал в бумажнике генерала, словно бюллетень голосования.

– Как это случилось?

– У его сына был туберкулез. Он нуждался в медицинской помощи.

– Он мог бы обратиться ко мне.

– Ты что – богач? – печально переспросил Ли. – Яну нужно было столько денег, сколько ни у одного из нас не наберется.

– Ну и что же он сделал?

– Он начал играть, – хмуро бросил Ли.

– Нет, только не это. – Перед внутренним взором Сайхуна явственно предстала картина азартных игр.

– Да, – продолжал Ли. – Он играл всю прошедшую ночь и проиграл практически все. На последнюю ставку он поставил все, что у него оставалось. Но и это он потерял. Ян был в таком отчаянии, что даже начал умолять крупье дать ему немного в долг; он просил помочь ему. Но ты же знаешь, какие бессердечные эти азартные игроки. Его нашли сегодня утром. Семейные общины собираются взять на себя расходы на похороны.

– Не поздновато ли? – горько произнес Сайхун. – Немного пораньше эти деньги могли бы спасти жизнь двум людям.

– Они так не думают, – пожал плечами Сэм, и два друга снова пустились в путь.

Они прошли под железнодорожным переездом, дошли до угла Ист Огайо-стрит и пересекли Сендаски-стрит. Там был памятник солдату. У подножия видавшего всякую непогоду мрамора лежали десятки букетов – многие из искусственных цветов – и бурый, немного потрепанный американский флаг. В Китае это могло бы сойти за придорожный храм, где Сайхун мог бы помолиться. Здесь не было места, где можно было бы помолиться за упокой человеческой души.

Он посмотрел на Ист Огайо-стрит, которая располагалась рядом с кварталом выходцев из Китая. Эта оживленная торговая улица представляла собой сумрачный коридор кирпичных зданий, возведенных в конце 80-х годов прошлого века. Покосившиеся дома в стиле викторианской готики пугливо жались друг к другу, открывая взгляду мутные, убогие витрины; в подслеповатых глазницах окон и дверей затаились снег и тень. Большинство домов когда-то были украшены причудливой лепниной в римском стиле, но под ^даянием льда и времени эти изыски давно уже утратили свою привлекательность.

Сайхун все еще думал о Яне, когда они дошли до сквера Сендаски-парк - большого участка земли размером с пару кварталов, на котором росли редко разбросанные деревья. В солнечную погоду он любил посидеть там вместе с Яном; несмотря на то что парк представлял собой лишь островок посреди ревущих автомобилей, где были скамейки, лужайка да несколько деревьев, они пытались представить себе спокойствие природы.

Сендаски-парк представлял собой своеобразную «ничейную землю» между центральной частью города и местом проживания китайской общи-яы. Добираться до дома через парк было быстрее. Сайхун никогда особенно не задумывался над этим. Однако Сэм неожиданно занервничал.

– Кван, я тебе еще кое-что не рассказал, – дрожащим голосом сообщил он Сайхуну.

– Ты о чем?

– Каждый вечер, когда я иду нарком, меня преследуют. Они бьют меня. Всю дорогу домой я бегу, а потом подпираю дверь изнутри. Они измазали мри окна смолой и угрожают моей жене.

– Успокойся, – ответил Сайхун. – Я никого не вижу здесь. Может быть, на двух сразу они нападать не станут.

– Надеюсь, – с сомнением в голосе произнес Ли. Потом он нервно закурил сигарету.

Голые, без единого листочка ветви деревьев придавали парку унылый вид. Вокруг то и дело сновали машины, но уличная суета не прибавляла спокойствия и уверенности. Вне всяких сомнений, в случае чего ни один из про-.рзжающих мимо не остановится, чтобы помочь; возможно, что они вообще ничего не заметят. Одинаковые в своей безликости стальные коробки на ко-йесах мчались вдоль всех сторон парка.

Как и опасался Ли, их поджидали трое. Сайхун задумчиво оглядел троицу, оценивая шансы. Один из хулиганов был внушительным толстяком с сальными патлами. Посередине стоял самый высокий; плечи и грудь у него были мускулистыми, внушительными. Третий в сравнении с остальными кажется более тщедушным, но лицо у него было самым жестоким. Подведя итог сюих наблюдений, Сайхун почувствовал удовлетворение: его методика ведения боя основывалась на определении всех слабых мест противника заранее, до того, как произнесены первые слова или посыпались первые удары.

– Эй, китаеза! Дружка с собой привел? – произнес высокий, наклонив голову и сардонически ухмыляясь.