Им помогали силы Тьмы - Деннис Уитли

Геринг слушал повествование с интересом, иногда даже смаковал кое-какие подробности, но когда Грегори перешел к изложению Заксенхаузенского успеха Малаку в качестве оракула, рейхсмаршал насупился и отметил:

— Но вот уж последнее — это из области ловких догадок. Я, скажем, уже долгое время могу предсказать, как будут разворачиваться события для Германии, ошибаясь лишь в незначительных подробностях.

— Ничуть в этом не сомневаюсь, — согласился Грегори. — Но в вашем распоряжении вся информация, у Малаку, когда он сидел в концлагере, не было на руках ничего, кроме слухов и новостей, которые запаздывали на многие недели. Даже вам бы не удалось предвидеть провал высадки британских парашютистов при Арнеме.

— Еще как удалось. Все успешные операции вашего Монтгомери объясняются его исключительной осторожностью и тем, что он пользуется своим превосходством в воздухе.

— Положим, что так. Но не забывайте, что в вашем распоряжении были карты боевых порядков, как своих, так и противника, а у Малаку не было ничего. А наступление на Арденнах? Откуда ему было заранее знать его ход из обычных источников?

— Вроде, неоткуда. Тут вы, быть может, правы. Скажите тогда, вы всерьез верите в то, что он сказал о мае месяце, как критическом для Германии, когда мы, нацистские лидеры, все между собой передерёмся, а некоторые из нас предпримут попытки к заключению мира с союзниками?

— Абсолютно точно, верю.

Геринг тяжело вздохнул:

— Боже, чего бы только я ни отдал за то, чтобы заключить этот мир уже завтра! С нами уже покончено, нация погибла, ее вызывает к жизни лишь стальная воля фюрера. Теперь хоть ползи да помирай!

— Вы забываете о Великобритании. Ее голыми руками не возьмешь! Британский народ сплотился вокруг Черчилля и готов драться до последнего.

— В конце концов вам бы пришлось смириться с этой участью, — с горьким смешком отвечал Геринг. — Это в том случае, если бы все пошло, как я задумывал. Ведь мы знаем, что действительной опасностью для западной цивилизации был и остается коммунизм или, иными словами, Советская Россия. Но Россия могла подождать. Она бы не осмелилась напасть на нас, поэтому нам надо было приложить все усилия на подавление тех правительственных режимов, которые относились терпимо к коалиции с коммунистическими партиями и силами. Мы уже завоевали Австрию, Чехословакию, половину Польши, Данию, Норвегию, Голландию, Францию, Югославию и Грецию. В Италии, Испании, Румынии, Португалии и Финляндии уже правили режимы, которые поставили компартии вне закона. Швеция и Швейцария — с этими проблем бы не возникло. Во всей Европе только одна Британия оставалась прибежищем наших настоящих врагов, которые вовсю пользуются себе на благо вашей доисторической традицией давать приют всяким анархистам, саботажникам и революционерам. Если бы Германия не растратила двух третей своих сил на вторжение в Россию, то мы сумели бы так надавить на Великобританию, что она бы вынуждена была принять наши условия и втянулась бы в войну против Советов, но уже на нашей стороне.

— Я в этом позволю себе усомниться, Ваше превосходительство. А что вы скажете о Соединенных Штатах?

— Ах, янки, скажите пожалуйста, янки, видите ли, — развеселился Геринг. — Ну вы же умный человек, неужели вы тоже разделяете эту веру простолюдинов в вашей стране, что Дядя Сэм такой уж бескорыстный друг и помощник британскому льву? Под прикрытием высокопарных речей о «доброй воле» их Госдепартамент только и делает, что отрывает у вас куски вашей Империи. Все, что их интересует, — это деньги, а на мировом рынке Британия для них — жесточайший конкурент. При всей своей хваленой демократии они в 1939 году не бросились на помощь Великобритании и Франции. Ну уж нет! Они тихонько переждут за океаном, пока Британия и Франция, их конкуренты, истощат свои силы.

— Это несправедливо по отношению к ним. Введя свой ленд-лиз, президент Рузвельт оказал Великобритании неоценимую поддержку.

— Но это когда Британия порвала на себе последнюю рубашку и не могла больше давать деньги на дальнейшие военные затраты. Ленд-лиз, друг мой, чтобы вы знали, — это хитрый ход, рассчитанный на то, чтобы Британия продолжала истощать все свои силы на войну и тем самым ослаблять себя.

Слушая откровения такого хитрого и многоопытного политика, как рейхсмаршал, Грегори забыл страхи за свою собственную судьбу и, увлекаясь, вступил, как всегда, в спор. Они долго спорили о том, правильным ли было со стороны Гитлера начинать войну в России. Обсудили проблему уничтожения еврейской нации, наконец, Геринг, пожав плечами, промолвил:

— Я понимаю, что от вас нельзя требовать понимания того, что именно еврейский вопрос является главенствующим в нашей стратегии последнего года. По крайней мере вы обязаны знать тот факт, что единственная цель жизни Гиммлера — извести на корню всю еврейскую нацию, а фюрер от всего сердца поддерживает его в выполнении этой задачи.

— Мне известно, что их миллионы уничтожены в Польше, а теперь начали сгонять со всей Европы, чтобы отправить в газовые камеры. И таких сотни тысяч.

— Это безумство, когда превыше всего ставят убийство евреев. Мы ничего не выигрывали от вторжения в Венгрию. Вплоть до последней весны венгры сохраняли благоразумный нейтралитет по отношению к нам, снабжая нас первоклассным продовольствием, даже давали дивизии своих солдат, чтобы те помогали драться с русскими. Но в Венгрии было семьсот тысяч евреев, и венгры не желали, чтобы их убивали, и тогда Гиммлер получает согласие на посылку туда частей СС для этих целей — вместо того чтобы использовать их на поле боя. Собрать такое количество евреев и всех уничтожить требует все-таки немалого времени, так что половина из них еще живы. И одна только мысль о том, что их могут спасти русские, придя в Будапешт, совершенно взбеленила фюрера. И вот, вместо того чтобы выпустить их подобру-поздорову, он переводит туда еще одну германскую армию, снимая ее с жизненно важного Центрального фронта, приказав им всеми правдами-неправдами продержаться, пока человек Гиммлера — Эйхман не проведет в жизнь это их «окончательное решение» с остатками евреев.

Требование Гитлера не отдавать противнику ни пяди земли приводило к страшным потерям немецких войск в окружениях — это знали все и каждый, но то, что эта его губительная для германской армии политика была обусловлена в большей степени его идеей фикс об уничтожении еврейской нации, — это для Грегори было новостью. Он подумал секунду и произнес.

— Если бы мне это сказал кто-нибудь другой, а не вы, признаться, я бы не поверил. Но вам, конечно, известно истинное положение вещей. И надо же, как странно получается: преследование фюрером иудейской нации пусть и косвенным образом, но сыграло роковую роль в поражении Германии. Тут хочешь не хочешь, а увидишь перст судьбы.