Социализм. Экономический и социологический анализ - Людвиг Мизес

Неработающий аскет может существовать только в том случае, если аскетизм не обязателен для всех. Поскольку он не прокормит себя без труда других, необходимо существование работников, за счет которых аскет мог бы жить [392*]. Он нуждается в платящем дань мирянине. Его половое воздержание требует существования мирянина, который бы выращивал для аскета последователей. Если бы отсутствовало это необходимое дополнение, род аскетов быстро вымер бы. Аскетизм в качестве общего правила поведения означал бы конец рода человеческого. Истребление собственной жизни есть цель, к которой стремится отдельный аскет, и хотя аскетизм не обязательно требует воздержания от всех действий по поддержанию жизни -- ради скорого конца, преодоление сексуального влечения предполагает разрушение общества. Аскетический идеал есть идеал добровольной смерти. Следует ли пояснять, что ни одно общество не может быть основано на принципах аскетизма? Ведь это разрушение жизни и общества.

Этот факт можно упустить из виду только потому, что аскетический идеал редко додумывают до конца и еще реже реализуют до его логического конца. В полном ладу с принципами тот аскет, который живет в лесу подобно животному, питаясь травами и корешками. Такая строгая логичность поведения редка; на деле не так уж много людей, готовых отринуть все плоды культуры, как бы уничижительно ни относились они к ним в мыслях и на словах, готовых без дальнейших церемоний вернуться к жизни оленей и коров. Св. Эгидий, один из самых ревностных спутников св. Франциска, считал пчел суетными, поскольку они слишком уж заняты накоплением запасов; он полностью одобрял только птиц, которые не запасают пищи в амбарах. [337] Ведь птица в воздухе, животное на земле и рыба в море довольны, когда у них есть корм. Сам он считал, что живет в соответствии с теми же принципами, когда кормит себя трудом собственных рук и собиранием милостыни. Когда он вместе с другими бедняками выходил подбирать колоски во время жатвы и люди предлагали поделиться с ним урожаем, он отказывался со словами: "У меня нет амбара для хранения, и он мне не нужен". Тем не менее, этот святой извлекал свои преимущества из осуждаемого им экономического порядка. Его жизнь в бедности, возможная только внутри и благодаря этому экономическому порядку, была бесконечно лучше, чем у тех птичек и рыбок, которым он подражал. За свой труд он получал доход из запасов упорядоченного хозяйства. Если бы остальные не собирали добро в амбары, святому пришлось бы голодать. Вот если бы и для всех остальных рыбка была жизненным идеалом, святой смог бы узнать, что значит жить подобно рыбе. Критически настроенные современники осознавали это. Английский бенедиктинец Матвей Парижский сообщает, что папа Иннокентий III, выслушав св. Франциска, посоветовал ему идти жить к свиньям, на которых он похож больше, чем на человека, рыться с ними в грязи и учить их своим правилам [393*]. [338]

Правила аскетической жизни не могут быть универсально обязательной нормой. Последовательный аскет добровольно уходит из жизни. Аскетизм, стремящийся к утверждению на земле, не доводит собственных принципов до логического конца, он останавливается в каком-то пункте. И неважно, какой софистикой он пытается это оправдать, -- достаточно, что он это делает и должен делать. Более того, он обязан терпимо относиться к неаскетам. А в итоге возникает двойная мораль, одна -- для святых, другая -- для мирян, что раскалывает этику. Жизнь профанов терпима, но не более. Действительно моральным является образ жизни монахов, какое бы имя они ни носили, которые стремятся к совершенству с помощью аскезы. Раскалывая таким образом мораль, аскетизм отказывается от своих претензий на руководство жизнью. Единственное требование, которое аскетизм может после этого предъявить мирянам, -- это маленькие даяния с их стороны, чтобы у святых душа не рассталась с телом.

Идеал аскетизма вообще не знает об удовлетворении желаний. Он вне экономики в самом прямом смысле слова. Разбавленный идеал аскетизма, единственно доступный на практике мирянам общества, поклоняющегося аскетизму праведников, как и аскетизм монахов, живущих самодостаточной общиной, может ограничиваться производством только хлеба насущного, но при этом никак не враждебен крайней рационализации хозяйственной деятельности. Напротив, он требует такой рационализации. Раз уж погруженность в мирские заботы, которые приходится терпеть как средство для достижения промежуточных, но, увы, неизбежных целей, сбивает, людей с единственно праведного пути, тем важнее, чтобы эта далекая от святости деятельность была бы максимально экономичной, сводилась к минимуму. Рационализм, нужный мирянину, чтобы смягчить тяготы и сделать жизнь приятнее, делается обязательным для аскета; тяготы труда и лишения есть, конечно, ценные уроки смирения, но его прямой долг -- уделять временному не больше, чем абсолютно необходимо.

С аскетической точки зрения, следовательно, социалистическое производство можно предпочесть капиталистическому только в том случае, если оно окажется более производительным. Аскетизм может требовать ограничения всякой деятельности, направленной на удовлетворение потребностей, поскольку питает отвращение к чрезмерному комфорту. Но в допускаемых им границах комфорта он не имеет оснований для отказа от требований рационального хозяйствования.

Социалистическое святое благовествование сначала игнорировало воззрения аскетизма. Социалисты яростно отвергали успокоительные обещания жизни после смерти и стремились к прижизненному раю для всех. Обещания грядущего рая, как и любые другие религиозные приманки, не интересовали их. Единственной заботой социализма было гарантировать каждому наивысший возможный уровень жизни. Его принципом было не самоотрицание, но наслаждение. Вожди социализма всегда и со всей определенностью противостояли тем, кто выказывал безразличие к росту производительности. Они подчеркивали, что для смягчения тягот труда и увеличения радости жизни нужно умножить производительность труда. Широкие жесты выродившихся наследников богатых семей во славу обаяния бедности и простой жизни никогда их не привлекали.

Но при более внимательном рассмотрении мы можем обнаружить постепенное изменение социалистических установок. По мере того как бесхозяйственность социалистического производства становилась все более явной, социалисты начали менять свое отношение к желательности изобильного удовлетворения человеческих нужд. Многие даже стали проявлять свою симпатию к авторам, которые восхваляли средние века и презирали капиталистическое богатство. [394*]

Утверждение, что мы можем быть счастливы или даже более счастливы при меньшем количестве благ, нельзя ни опровергнуть, ни доказать. Конечно, большинство людей воображают, что у них нет материального достатка; они истощают себя напряженным трудом, поскольку ценят рост благосостояния больше, чем тот досуг, который стал бы им доступен при меньших притязаниях. Но если даже принять тот половинчатый аскетизм, о котором говорилось выше, то из него никак не следует преимущество социалистических методов производства перед капиталистическими. Если капитализм производит слишком много благ, то лекарство всегда под рукой -- достаточно уменьшить количество труда. Такими аргументами нельзя оправдать требования об уменьшении производительности труда просто за счет выбора менее плодотворного способа производства.

Глава XXIX. Христианство и социализм

Христианство не только как церковь, но и как философия подобно любому другому оплоту духовной жизни есть продукт сотрудничества людей. Наше мышление никоим образом не есть индивидуальное явление, оторванное ото всех общественных отношений и традиций. Оно имеет общественный характер просто в силу того факта, что использует методы мышления, выработанные за тысячелетия сотрудничества бесчисленных групп людей, и мы способны овладеть этими методами только потому, что являемся членами общества. Именно по этой причине мы не можем представлять себе религию как изолированное явление. Даже мистик, забывающий действительность в благоговейной радости слияния с Богом, не только своим усилиям обязан собственной религиозностью. Не он один создавал те формы мышления, которые привели его к религии: они принадлежат обществу. Каспар Гаузер не может стать религиозным без помощи извне. [339] Религия, как и все остальное, возникла исторически и постоянно изменяется, как и всякое другое общественное явление.

Но религия и сама является фактором общественной жизни в том смысле, что она под определенным углом истолковывает общественные отношения и соответственно устанавливает правила поведения. Она не может уклониться от формулирования принципов этики общественного поведения. Ни одна религия, претендующая на решение жизненных вопросов, на утешение своих последователей в самые ответственные моменты жизни, не может ограничиться истолкованием отношения человека к физическому миру, к рождению и смерти. Если она обойдет вниманием отношения между людьми, не выработает правил поведения в обществе, то оставит верующего одного, когда он начинает размышлять о недостатках общественных отношений. Религия должна отвечать на вопросы: почему есть богатые и бедные, насилие и суд, война и мир, -- иначе человеку придется искать ответы в другом месте. А ведь это будет означать утрату влияния на последователей, утрату духовной власти. Без этики общественного поведения религия мертва.