Кусочек жизни. Рассказы, мемуары - Надежда Александровна Лохвицкая
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Везде люди, — отвечает мне собеседник, — а где люди, там несправедливость, там больше зла, чем добра, больше плохого, чем хорошего.
Я начала, однако, перебирать все страны, где бывала или о которых читала, и уже впала в унылую меланхолию, как вдруг меня пронзило — Перу!
Почему Перу, отчего Перу, зачем Перу, не знаю, но только я была уверена, что Перу. Вот бывает такое наитие свыше. Теперь меня не сбить, и я сразу вздохнула спокойней: пусть делают, что знают, — воюют, воруют, убивают, я в этом посторонняя зрительница, у меня есть оазис, куда сразу уеду, когда мне окончательно надоест.
Да что там — я сразу собралась и пошла просить визу. Поеду не поеду, а виза в кармане, всегда спокойней.
— С какой целью вы едете в Перу? — спрашивает меня консул.
— Без цели, безо всякой цели. Если бы была цель, то я бы и не поехала.
Консул удивился.
— Но у вас есть по крайней мере знакомые там или лица, которые вас знают?
— Ни я никого не знаю, ни меня никто не знает! Поэтому и еду.
У консула брови поднялись совсем высоко. Он подумал и со смущением говорит:
— Послушайте, мадам, будем откровенны. Если вы избрали Перу, чтоб скрыться… ну понимаете, не преступление даже, а ошибка, недоразумение, наконец в порыве… словом, может быть, вы вступили в конфликт с законом и хотите укрыться в Перу, то я вам скажу — выберите другую страну.
— Почему? — необдуманно спрашиваю.
— Лучше, мадам, скрываться в большой стране, — с убеждением говорит консул, — там вы сразу затеряетесь.
Однако через месяц консул был завален рекомендациями от разных лиц, которые меня знали и не знали, и, наконец, мои посещения так странно начали нервировать его, что визу он мне дал.
Перу, моя мечта, моя обетованная земля — ты моя.
Я поселилась у самого подножья Кордильер. Там, где истоки Амазонки, величайшей реки в мире. Интересно, что величайшая река начинается именно в Перу. Почему река избрала Перу для своих истоков? В этом какое-то знамение. Она могла бы начаться с той стороны Кордильер или вообще в другом месте, никто ей не мешал. Нет, Амазонка начинается именно в Перу. К счастью, реки начинаются и кончаются там, где они хотят, человек тут ни при чем, и в избрании ею Перу есть какой-то мистический смысл, какое-то знамение.
Я живу в древнем замке инков, прекрасно сохранившемся. Моя комната в левой башне, сплошь увитой плющом. Там, вдали, начинается зеленая лавина джунглей. Прислуживает мне метис Умберто. Он очень интересуется Европой.
— Так вы действительно, мадам, из Европы?
— Из Европы, настоящей Европы, из Парижа, куда уж больше.
— Гм! — удивляется Умберто, — и они вас не съели?
— Да, голубчик, почти съели, еще немножко и ничего не осталось бы.
— Зверский народ. Все воюют?
— Воюют, отдохнут и опять воюют.
— А сейчас что?
— Сейчас они отдыхают, но чтобы время не пропадало — воруют, убивают, предают, умирают с голода.
Умберто настоящее дитя Перу, на глазах у него слезы:
— Пошлем им, мадам, немного бананов.
— Не стоит, Умберто. Они подумают, что у нас слишком много бананов, и объявят нам войну.
— Да, народ… Это счастье, мадам, что вы вырвались оттуда.
Из-за Кордильер поднялась луна. Такой луны я в Европе не видала. Здесь, как поднимается луна, хочется петь, играть, скакать. Мир прекрасен, но смотреть на него надо из Перу. Снаружи башни раздалось бренчанье гитары и какой-то баритон упоительно выпевал: «О, миа каро дульче…»[121]
— Кто это, Умберто?
Умберто немного сдвинул занавеску и выглянул. Полянку перед башней заливает луна.
— Это наш президент, мадам.
— Как президент? Ведь ему сто сорок лет!
— Да, но у нас это самый цветущий возраст.
Какая все-таки удивительная страна. Притом президент… Разве европейский президент пошел бы так романтически приветствовать чужестранку? Я наспех попудрилась и выглянула в окно. Звуки гитары прервались.
— Здравствуйте, господин президент! Как это любезно с вашей стороны.
— Это моя приятная обязанность, мадам.
— Но ведь как президент вы, наверное, обременены государственными делами?
— Моя государственная обязанность — выразить свое почтение иностранке. Сердце президента находится у ног прекрасных женщин, мадам. Таков закон Перу.
В тот вечер мне не суждено было успокоиться. Очаровательнейшая страна, замки инков, серебристая лента Амазонки, джунгли, отовсюду звон гитар, чувствовалось, что весь воздух напоен любовью. Боже, как можно хорошо жить, а мы и забыли об этом.
У меня на глазах почти слезы. Как вразумил меня Бог найти мое Перу? И как бы я продолжала жить там, в Париже. Какое счастье, какое невероятное счастье.
Облокотившись на балюстраду, я глубоко задумалась. Написать разве кое-кому из друзей в Париж? Когда человек очень счастлив, то ему хочется поделиться с другими.
«Напишу!» — решаю.
— Умберто!
Где-то в кустах раздается слабый визг, заглушенный шепот, кусты раздвинулись, и показался немного смущенный Умберто.
— О, Умберто, — ласково упрекаю я, — ведь вам исполнится скоро сто шестьдесят, а и вы туда же.
— Но ведь мы, к счастью, не в Европе, мадам.
Я невольно улыбаюсь.
— Ничего, идите, Умберто, вы мне не нужны, я раздумала.
Я действительно раздумала. Я вообразила людей, отравленных Европой. Что они устроят здесь, в нашем милом замке? Прежде всего, политика. Опять все поссоримся, возненавидим друг друга. Потом начнем снисходительно критиковать Перу, Божью страну. Кой-кто напьется и начнет скандалить. Умберто оставляет свой кошелек где попало — конечно, украдут. Жителей начнем вводить в обман, рассказывая небылицы про Европу и ее культуру. Президента — такой прекрасный баритон — конечно, убьют. Так, не из-за чего, дурная привычка, — не ходи, мол, без охраны. Откроют веселый домик. Добьются власти и такие закатят налоги, что небо покажется с овчинку. Пропало Перу.
У меня похолодели руки и ноги. Нет, никому не скажу, хотя это, быть может, и грех. Вообще, напрасно болтала так много о Перу.
Утром я проснулась поздно и подумала, что проспала кофе. Знаменитый перуанский кофе, от которого в жилах начинает бежать бурно кровь, а аромат от чашки разносится на километр. Но, к моему удивлению, весь замок еще спит. Я вышла на плоскую крышу нашего замка, сплошь убранную розовыми кустами, напоминающими наш шиповник, но здесь каждый цветок в кулак. В туманной дали вздымался туман над джунглями, а передо мной пустынные сады. Ни одного существа. Только там, на истоках Амазонки, сидел рыбак в огромной
