Голем и джинн - Хелен Уэкер

— А при чем здесь я? Разве мать мальчика не умерла этой ночью? Вы ведь вроде бы тоже при этом присутствовали.

Мариам отшатнулась, словно он ее ударил.

— Я не знаю, кто вы такой, — медленно проговорила она, и в ее голосе зазвенел лед, — но вы не тот, за кого себя выдаете, это наверняка. Вы обманули Бутроса, потому что он слишком добрый и доверчивый, вы обманываете всю нашу улицу. Но вам не удалось обмануть ни Махмуда Салеха, ни меня. Вы несете опасность. Вам не место здесь. Я давно все это знала, но ничего не говорила, но теперь я не буду молчать. Человек, который говорит семилетнему мальчику, что душа его умершей матери вернется и будет гоняться за ним по улице, — такой человек не заслуживает ни сострадания, ни понимания.

— О господи, — ахнул Арбели, — неужели это правда? Ты в самом деле говорил такое Мэтью?

Джинн взглянул на него с раздражением и, кажется, с обидой, и Арбели решил, что сейчас он что-то объяснит, но вместо того Джинн повернулся к Мариам:

— Да, так все и было. И у меня имелись причины поступить так. И меня не волнует, понимаете вы их или нет, тем более вы сами признались, что невзлюбили меня с самого начала. Я никогда не искал вашего сочувствия и понимания, да и вы не были склонны делиться ими. Ни вы, ни Махмуд Салех, ни ты, если уж на то пошло, — он обернулся и пристально посмотрел на Арбели, — не вправе указывать мне, что делать. Моя жизнь принадлежит мне, и я буду делать все, что хочу.

На минуту повисло тяжелое, напряженное молчание. Мариам и Джинн сверлили друг друга взглядами, это походило на битву титанов.

— Ну все, — сказал вдруг Арбели. — У нас тут все кончено. Забирай свои вещи и уходи.

Сначала Джинн, похоже, не понял. Потом нахмурился:

— Что ты сказал?

— Ты все слышал. Выметайся отсюда. Я разрываю наше партнерство. Будешь делать все, что хочешь, только не здесь. Хватит.

— Но… — Джинн явно колебался, — заказ для Сэма Хуссейни еще не закончен.

— Я объясню Сэму. Считай себя свободным от всех обязательств. Тебе это будет нетрудно.

С сердитого лица Арбели Джинн перевел взгляд на торжествующую Мариам:

— Ты прав. У меня тут все кончено.

Он убрал свои инструменты, аккуратно завернул недоделанные ожерелья в кусок фланели и положил сверток на верстак. А потом, не сказав ни слова и ни разу не оглянувшись, ушел.

Хава,

в приютном доме возникло несколько срочных дел, и, боюсь, мне придется остаться здесь на ночь. Не волнуйся насчет ужина, поем на работе. Увидимся завтра.

Она отдала посыльному пенни, закрыла дверь и еще раз перечитала записку. Майкл как-то говорил ей, что старается не ночевать в приютном доме, поскольку все тогда привыкнут и станут от него этого ожидать. Интересно, что же заставило его нарушить собственное правило?

Она совсем недавно накрыла стол и теперь начала убирать обратно тарелки, чашки, хлеб, смалец и сковородку, выставленную, чтобы пожарить печенку, которую он принесет. Взявшись за ручку холодильного ящика, она замерла, задумавшись. Муж ведь будет думать, что она ужинала без него. Заметит ли он, что еды не стало меньше?

Досада, смешанная с гневом, вдруг захлестнула Голема. Неужели ей вечно придется гадать, что он подумает? С силой она захлопнула дверцу ящика. Если спросит, скажет ему, что не была голодна.

Уйдя в гостиную, она взялась за шитье. Хотя бы одну ночь ей не придется отгонять от себя его страхи и желания, не придется лежать неподвижно и изображать дыхание. При одной этой мысли все тело приятно расслабилось, но уже через минуту всколыхнулись угрызения совести. Ее бедный муж будет работать всю ночь, а она думает только о собственных удобствах. Может, все-таки стоит проявить заботу и отнести ему ужин?

Она отложила нитку с иголкой, но тут же, упрямо нахмурившись, взяла их снова. Она останется дома. Хотя бы на одну ночь она вернется к своей прежней жизни: одиночество, шитье и окно, отделяющее ее от мира.

Стоя посреди комнаты, Джинн раздумывал, что взять с собой.

Он расставался с Маленькой Сирией. Ничто больше не держало его здесь, и было непонятно, что держало раньше. Работа, помогающая заполнить дневные часы. Место, где можно укрыться от дождя и снега. Ничего больше. И все равно удивительно, как мало вещей он нажил. Несколько рубашек и штанов, две пары обуви, пальто. Ужасная шерстяная шляпа, купленная по настоянию Голема. Подушки на полу, приобретенные дешево и без всякого интереса. Несколько инструментов, которые он когда-то захватил из мастерской и собирался вернуть. Стеклянная банка, в которой лежали все его деньги. Приобретенные у Конроя цепочки. Зонт с серебряной ручкой. И в посудном шкафу его фигурки.

Он достал их и выставил в ряд на столе. Птички, мыши, крошечные насекомые, сделанные из жести, серебряная, вертикально вытянувшаяся кобра с узорчатым капюшоном. Недоделанная фигурка ибиса, у которой никак не получался клюв.

Он рассовал по карманам деньги и цепочки и, чуть поколебавшись, добавил к ним фигурки, но тут же передумал, достал их обратно и снова выставил на стол. Пусть следующий жилец делает с ними что хочет. А ему нужна только крыша над головой на случай, если пойдет дождь. И больше ничего. Совсем ничего.

Выйдя на улицу, Джинн почувствовал себя сильным и свободным, как будто он снова был в пустыне и мог отправиться куда пожелает. С какой стати он вообще связался с Арбели? Все старые разумные доводы казались теперь неубедительными и нелепыми по сравнению с этой свободой. Куда он направится теперь? Джинн взглянул на небо, на котором собирались облака. Наверное, надо найти себе пристанище на ночь. Бауэри? Он уже давно там не был, если не считать коротких визитов к Конрою за цепочками.

Проходя мимо дома Мэтью, Джинн замедлил шаг. Пожалуй, стоит в последний раз взглянуть на потолок.

В вестибюле было прохладно и темно: газовые рожки еще не горели. Над головой, в свете сгущающихся сумерек, переливалась и сверкала пустыня. На стене кто-то повесил вставленную в рамку газетную статью о потолке. «Будем надеяться, — говорилось в ней, — что это лишь первое из замечательных творений талантливого сирийского художника».

Перевернутые вверх ногами горные пики отбрасывали тени на долину. Дворца, как обычно, не было видно, и Джинн с тоской осознал, что не в силах оторвать взгляд от того места, где полагалось быть дворцу.

Вся вновь обретенная энергия вдруг оставила его. Никогда он не сможет освободиться от Маленькой Сирии, никогда до тех пор, пока существует этот потолок. Наверное, можно содрать листы жести и расплавить их, превратив в лужу, но от одной этой мысли его бросило в дрожь. Ну и ладно, пусть потолок останется им. Арбели, взглянув на него, возможно, вспомнит когда-нибудь, что сделал для него Джинн. И Мэтью тоже будет смотреть на потолок.

Джинн вышел на улицу. Тучи над головой становились все темнее и гуще. Хватит воспоминаний, пора уходить.

На самой границе сирийского квартала он повстречался с Салехом, толкающим домой свою тележку с опустевшей мороженицей. Увидев его, старик остановился и попытался вжаться в стену.

— Салех, — окликнул его Джинн, — что ты наболтал Мариам Фаддул?

В глазах у старика метнулся страх, но он храбро ответил:

— Ничего, чего бы она уже не знала.

Джинн хмыкнул, а потом сунул руку в карман и достал ключ от своей комнаты. Он кинул ключ Салеху, и тот, удивившись, поймал.

— Прощальный подарок, — объяснил Джины и назвал адрес. — Оплачена до конца месяца. А я буду на Бауэри, — добавил он, уже уходя, — если вдруг кому-то понадоблюсь.

В темной спальне приютного дома Иегуда Шальман готовился к очередной ночной охоте. Он тихо оделся, на цыпочках спустился по скрипучей лестнице и, приоткрыв дверь, выскользнул на улицу.

На этот раз он снова решил отправиться на север, в тот самый парк, куда однажды привела его волшебная лоза. Этот план не внушал ему особых надежд, но что еще он мог сделать? Он уже давно запутался в этих бесчисленных следах, которые то появлялись, то исчезали, как будто их оставлял неуемный дух…

Иегуда Шальман вдруг резко остановился, осененный простой и очевидной мыслью: то, что он ищет, главная цель его поисков — это живое существо.Парки, крыши домов на Бауэри — это все его маршруты. Он бродит по городу, а Шальман преследует его, словно гончая. Теперь становилось понятным, почему след иногда так резко обрывался: дойдя туда, куда ему надо, странник просто возвращался домой. А значит, все, что Шальману осталось сделать, — это найти след и идти по нему вспять до самого логова, где и будет ждать добыча.

Едва придя к этому решению, Шальман, словно в награду, почувствовал под ногами явный след — на углу Хестер-стрит и Кристи-стрит, еще в еврейском квартале. Он ходил по этим улицам десятки раз, но именно сейчас заурядный перекресток буквально светился перед его глазами, каждым своим дюймом излучая притяжение. Объект его поисков был здесь совсем недавно, возможно даже сегодня.