Эксперимент (СИ) - Игнатова Теодора

Богдан удивился, потом крепко обнял её прижимая сильно, сильно.

— Обещаю.

Она уткнулась носом ему в грудь, вдохнула давно уже привычный запах и снова заговорила.

— Когда вы все меня искали, я всю ночь гуляла с бродячей собакой. Так всё нафиг достало, что сил не было, — тут она всё таки соврала, — под утро совершенно случайно встретила трейсера. Он доставал нас, ну мы и согласились пойти к нему. Я согласилась, при условии, что и собака пойдёт. Грязная, страшная, мохнатая такая коричневая собака, с бородой. Худющая. Так мы оказались у него дома. Чаем напоил с бутерами и спать уложил. Была удивлена, оказался нормальным пацаном. А раньше мы знаешь, как с ним скубались, чуть не до драки. Утром обнаружила, как его мама намывает эту бродяжку. Я бросила её там и сбежала. Только ты и в этот раз не ори, — оторвавшись взглянула ему в глаза лукаво.

Богдан вздохнул.

— Не буду.

— В тот день, когда ты отвёз меня домой, я потом поехала к нему биту вернуть. Не смотри на меня так… А он представляешь гуляет с этой собакой! Я то думала выгнали давно, в приют может отвезли, как делала моя мама, когда я притаскивала живность домой. Нет, они её у себя оставили, уже раскормить успели, красавицей сделали. Любят её и заботятся о ней. Мне так стыдно стало. Притащила и бросила, я даже не вспоминала о ней. Тогда и узнала, что его матери операция нужна. И передумала деньги в сейф возвращать. Потому, что мы просто зажравшиеся сволочи. И мать моя по глупости залетела, аборт не сделала, может тоже мозгов не хватило, родила меня, как назло всем. Я обуза и навязанная ответственность, от которой она всё мое детство откупалась подарками и всем, чего бы я не захотела. Кроме маленькой зверушки, потому, что за неё тоже надо нести ответственность, а она не желает этого. Выставляет меня на показ, когда красиво, а как проблемы стыдно ей, не знает куда меня день. Хочется чтобы всё идеально было, а со мной так не выходит. Косяченная. Димку знаешь, как Вика любит? Можно только завидовать. Они семья, а мы… Так, драм театр. Вика даже меня любит, а она нет, — хохотнула девчонка.

Сильные руки покрепче обняли, Богдан тяжело вздохнул. Поцеловал в макушку и оторвав от себя сказал:

— Я тебя люблю, — чмокнул в губы, — такую какая есть, придурошную, маленькую, глупую, забавную, злую, неуравновешенную, красивую, непослушную, любую.

Она перепуганно уставилась в его глаза, хотела что-то сказать и перепугалась ещё сильнее. По глазам Богдан наблюдал быструю смену эмоций. Поведение насторожило, сердце ёкнуло и понеслось. Он не ждал ответа, взаимности, просто хотел чтобы она знала. Не только ей признался, но и себе, озвучив не просто про себя, а вслух, чтобы потом уже никогда не сдавать назад.

Запив соком застрявший ком в горле, девчонка быстро оправилась.

— Можешь не готовить речь и не переживать, я ничего не жду от тебя, — в упор смотрел на неё Богдан.

Она выбралась из рук родных и вздохнула. Выбора нет, надо идти до конца.

— Корми меня и веди на прогулку.

Спустя час молча шли за руку, почти стемнело. Небо заволокли тучи, где-то недалеко громыхал гром, порывы ветра заставляли жмуриться.

— Поехали, домой отвезу.

— Я не хочу домой.

— Сейчас дождь пойдёт, — Богдан крепче сжал её пальцы.

Давно он не гулял за ручку с девчонкой. Как-то его отношения за последние несколько лет иначе складывались.

— Хочу под дождь! — улыбнулась. — Дождь, молния слепит, гром оглушает, все мокрые… Потрясающе!

Оба засмеялись.

— Ненормальная.

— С чего бы? Люблю я дождь, грозу, ветер люблю.

Как по заказу прямо над головами громыхнуло оглушая и стали падать огромные капли, набирая темп. Девчонка передёрнулась, но улыбнулась.

— Боги гневаются.

— На кого, — засмеялся Богдан её бредням.

— На меня! — гордо заявила.

Обнял, опаляя губы поцелуем. Дождь ливанул с чудовищной силой. На меня, проговорила Алекса про себя, перечу их задумкам. Как всегда перечу. Богдан схватил за руку и потащил в сторону машины, стараясь перекричать шум ливня.

— Домой! Ты страшно болеешь, нельзя мокнуть.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Довольная сидела перед ним, мокрые насквозь, вода прямо стекала с одежды. Вытирала глаза, косметика растеклась по лицу. Нашла в сумке салфетки и принялась снимать макияж. Богдан стянул футболку, но отжать её некуда было, на улице лило, как из ведра. Алекса покосилась на полуобнажённого парня, щеки тут же потеплели.

— Куда, если не домой? Могу предложить ко мне. Обещаю приставать не буду.

Она собирала разбросанные салфетки.

— Я буду.

— Не дразнись! И хватит мусорить тут. Каждый раз после тебя мусору в машине валом. То бутылки, то салфетки, то ещё что… — отобрал у неё скомканый мусор.

— Да не правда!

Так и не дождавшись ответа, повёз к себе. Надеясь, что действительно сможет не приставать. Погода бушевала не желая прекращать разгул богов. Заехав сразу в гараж, повёл в дом. На ходу растегивая джинсы.

— Говорил приставать не будет, а сам уже раздевается.

— Да я весь мокрый, — возмутился Богдан.

— Дом ваш какой-то, будто необитаемый.

— Он и есть необитаемый. Я только спать приезжаю, мать всё лето по курортам летает, отчим частенько не ночует дома, то в разъездах, то в разлётах. Они и уговаривают меня не съезжать, наверное чтобы было кому за домом присмотреть, — усмехнулся Богдан.

Тут же в гостиной, с трудом снял мокрые джинсы и не успела она опомниться растегнул ей молнию на спине. Стянул платье через голову и унёс вещи. Красиво, но не уютно, осмотрелась Алекса. В прошлый раз почти ничего не заметила, не до этого было как-то.

— Через пару часов будут чистые и сухие, — появился, как из неоткуда. — Хочешь, я заберу тебя и сделаем дом обитаемым на лето. К осени мать вернётся и мы куда-нибудь съедем, с ней жить не возможно. Вы поубиваете друг друга.

Обернул Алексу большим полотенцем обнимая.

— Хочешь?

Она молчала, ошарашенно слушая его.

— Что?! Я уже мальчик взрослый, и могу жить с кем пожелаю. Я желаю с тобой, — развернул её к себе лицом. — Пугливый мой ребенок, в душ пойдёшь?

Она потянулась и обняла его за шею притягивая желанные губы к себе ближе. Богдан тут же уронил с неё полотенце. Большие ладони опустились на поясницу надавливая поглаживали. Девчонка еле слышно застонала. Не запомнила, как оказались в комнате наверху и уже без белья. Она напориста не меньше его, до головокружения доводят руки. Каждый поцелуй до боли, как последний, каждое прикосновение, словно прощальное, страсть, будто в последний раз. Она продалась, куплена чувствами, в чём сама себе не признавалась. Не могла смириться. Никогда не сможет и ни с чем смириться. Упиваясь страстью и его любовью, Алекса даже в эти минуты не могла отпустить горьких мыслей. Не получалось. Осознавала очень важное и ценное, но пути назад нет. Она понимала на, что идёт. Просто тогда не знала, что это будет вот так.

— Моя, любимая, — шептал Богдан, неустанно продолжая сжимать и покрывать поцелуями.

Она же молчала, ни проронив за ночь и слова. Ни одного. Что внутри дома, что снаружи пронёсся страшный уроган. Богдан крепко сжав любимую с рассветом уснул. Она еле касаясь гладила его спину, наслаждаясь каждым прикосновением. Ещё минутка, ну пару секунд и пять минут. Продлевала убегающее время. Если не сейчас, то никогда не сможет.

Слёзы застрявшие в горле подбирались наружу. Одна, затем другая скатились по щекам на подушку. Тихонечко, чуть дыша заставила себя выбраться из крепких объятий и уже таких родных, желанных. Сползла с кровати, прогоняя мысли, свою слабость.

Хорошо Богдан принёс высохшую одежду, когда спускался за водой. Одела мятое платье, босоножки сгребла за ремешки и на цыпочках кралась из комнаты. Остановилась у двери, не надо, повторяла про себя, но всё равно обернулась. Прекрасное зрелище загорелого, обнажённого парня на белых простынях, еле заметное дыхание, капризные губы даже во сне. Оторвав взгляд, быстро вышла.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Нашла сумку, телефон, обернулась на лестницу. И кинулась из дома прочь, с каждым шагом сердце билось тяжелее и тяжелее, выбежала через входную дверь и понеслась, как можно быстрее, как можно дальше от него, пока не передумала, сама себе не доверяя. Слёзы стекая по щекам уносило ветром. Внутри разрывало на части. Да простят меня боги. Противоречия убивали. Докажи или опровергни, стучало в мыслях надеждой.