Том 8. Театральный роман. Роман, пьеса, либретто. «Мастер и Маргарита» (1937–1938 гг.) - Михаил Афанасьевич Булгаков

Ха-ха... я сделалась иной!..»

Все вместе.

Ах, умчались времена!

Где ты, буйная весна?

Где вы, звезды яркие?

Поцелуи жаркие?

Рашель.

Эх, внучки, внучки дорогие,

Наивны вы, как погляжу...

О том, что было в нашем браке,

Я сатане не расскажу!..

Все вместе.

Ах, умчались времена!

Где ты, буйная весна?

Где вы, звезды яркие?

Поцелуи жаркие?

Гросслинг, Шейнаубург. Браво, браво!

Эйрик. Да ты — артистка! Браво, браво!

Все вместе. Да у нее большой талант!

Эйрик. Иди ко мне, моя смуглянка, ты разбудила жар в крови! Иди ко мне скорее, жрица продажной легонькой любви! (Целует Рашель.)

Рашель. Отпусти меня, мне больно, ты груб, жесток, и я тебя боюсь!

Эйрик. Ну, пустяки, это невольно! Дай в губки алые вопьюсь!

Рашель. Что это, кровь? Я поцелуи продаю, но ты не смеешь меня мучить! Смотри, когда-нибудь тебе придется поплатиться!

Эйрик. Ну, что же, я охотно заплачу! (Высыпает из кошелька на голову Рашели золотые монеты.)

Блондина. Он мучает Рашель!

Кельвейнгштейн. Вздор! Он просто слишком страстен, как каждый храбрый офицер! За офицеров!

Аманда, Ева. За офицеров!

Гросслинг. Нет, громче тост! Полней бокалы! Да здравствует победа! Мы Францию разбили!

Эйрик. Долой французов! Они все трусы!

Рашель. Мне приходилось знать французов, при которых ты этих слов не произнес бы!

Эйрик. Ах, вот как! Вот с этим палашом в руках всю Францию прошел я, таких французов я не встретил.

Лишь только германские рати

Пришли от восточных границ,

Французы пред ними бежали

И в ужасе падали ниц.

Германец наносит смертельный удар.

Вспомни, красоточка, Мец и Седан!

Все наше теперь, и леса и поля,

Французские жирные пашни,

Все наше! Вода и земля

И островерхие башни!

С германцем в боях

Не уйти от судьбы!

Мы вами владеем,

Вы — наши рабы!

Рашель. Замолчи! Замолчи! Не смей над побежденною страною издеваться! Вы нас разбили, но наши братья защищались и за Седан своею кровью заплатили!

Эйрик. Нет, ты замолчи! Ты — рабыня моя! Все женщины Франции — рабыни!

Рашель. Несчастный! Ты лжешь! Никогда, никогда не будут рабынями женщины наши!

Эйрик. Не будут? Да это смешно! А как же ты здесь оказалась?

Рашель. Я?.. Я?.. Ты ошибаешься, мой кирасир, я не женщина, нет, я проститутка. Мое дело — за деньги любить, меня всякий на улице может купить. Но тебя хорошо я узнала теперь: бесплатно никто тебя не полюбит! Так пусть хоть продажная девка тебя приголубит, тупой, омерзительный зверь!

Эйрик. Что ты сказала? Ах, дрянь! (Ударяет Рашель по лицу.)

Памела, Блондина, Аманда, Ева. Граф, заступитесь! Он женщину бьет! За что же нас обижать, ведь мы беззащитны.

Фарльсберг. Маркиз!

Гросслинг, Шейнаубург. Она оскорбила его!

Рашель. Я вижу теперь, ты действительно храбр, непобедимый германец! Ну, что же, ударь еще раз... Ну, ударь!

Эйрик (замахиваясь). Вот тебе, тварь!

Рашель (ударяет Эйрика в горло десертным ножом). От женщин французских тебе мой привет!

Эйрик. А... (Ловит воздух руками, падает и затихает.)

И кирасиры и женщины застывают в оцепенении. Рашель бросается к окну, выбивает стекло и выскакивает в завесу дождя.

Памела, Блондина. О боже! О, боже!

Кельвейнгштейн (стреляет из револьвера в окно). Часовой! По беглянке огонь! (За сценой ружейный выстрел.) В ружье, караул! Трубите тревогу! (Выбегает.)

Фарльсберг. Будь она проклята, эта затея! (Наклоняется к Эйрику.) Неужели?..

Гросслинг, Шейнаубург. Он мертв, он мертв... Убить! Убить потаскушек поганых! Убить! Смерть им, смерть! (Хватаются за палаши.)

Аманда, Ева. Милосердие к нам! Милосердие! О, пощадите нас, бедных девчонок! За что же нас убивать?

Блондина. Пощадите!

Памела. У меня есть ребенок!

Фарльсберг. Эй, лейтенанты, назад!.. Черти бы, черти бы взяли!..

Вбегает Кельвейнгштейн, с ним Ледевуар.

Схватили? Скажите, схватили?

Кельвейнгштейн. Нет, ускользнула во тьму!

Фарльсберг. Будите в казарме второй эскадрон! Облаву немедля, облаву! Взвод один на дорогу в Руан!.. Ведь видел же я, что он пьян!.. Награду тому, кто убийцу найдет! (Наклоняясь к Эйрику.) О, идиот!..

Кельвейнгштейн, Гросслинг, Шейнаубург, Ледевуар. Она не уйдет! Она не уйдет!

За сценой тревожно запели трубы.

Занавес

Москва, 26 января 1939 года.

Картина четвертая

Ночь в домике Шантавуана. Шантавуан в одиночестве, сидит за письменным столом и пишет. Зашумел ливень.

Шантавуан. Опять разверзлись небеса! Благословенна ночь ненастья! Лей, ливень, лей и смой всю кровь с лица земли моей несчастной! Благословенна ночь уединенья, здесь в тишине меня покинула тоска, и мысль моя значительна и голова моя легка. Ко мне нисходит вдохновенье... К рассвету проповедь закончу. (Пишет.) Гром и град и огонь на земле, и погибло, что было в полях, и вселились в сердца унынье и страх... (Два дальних ружейных выстрела.) Что это значит? В селеньи было все спокойно. Тревога? Нет, это случайно стрелял какой-нибудь солдат. (Пишет.) О, верьте, свет придет в обитель, сердца покинет вечный страх. Не бойтесь, дети, ваш хранитель стоит незримый на часах... (Стук в дверь.) Кто там? Кто там?

Рашель (за сценой). Откройте, или я погибла!

Шантавуан (открывает дверь. Вбегает Рашель, и Шантавуан отшатывается. Платье Рашели изорвано, с него бежит вода). Что с вами, дочь моя?

Рашель. Закройте дверь!! Закройте дверь... Скорее!

Шантавуан. У вас в глазах безумие и страх. Кто гонится за вами?

Рашель. Смерть!.. Смерть!.. И если вы не скроете меня, она меня настигнет!

Шантавуан. Кто вы такая?

Рашель. Я убийца. Меня зовут Рашель, я проститутка из Руана и полчаса тому назад во время пира в замке убила немца-лейтенанта... маркиза Эйрика... За мною гонится облава... Во имя неба, спрячьте, спрячьте!

Шантавуан. О, боже праведный! О, боже! О, дочь греха, о, дочь разврата! Теперь погибнет тихий край. Я знаю немцев! Они жестоки и свирепы, теперь они нам станут мстить. О, горе бедным прихожанам!

Рашель. О, сжальтесь надо мной! Спасите! Вы — служитель бога!

Шантавуан. Да, верно, я служитель бога, вы ж покорились сатане! Зачем проклятая дорога вас ночью привела ко мне? Вы совершили преступленье, я не могу вас прятать, нет! Здесь вас они легко найдут, вас схватят, а меня убьют! Меня за что? Зачем покину прихожан? Кто их от немцев оградит? О, злая