Последний довод павших, или Лепестки жёлтой хризантемы на воде - Александр Плетнёв

вознаграждены.

Выпустив камикадзе и тенсинтай, 1-я эскадра подлодок контр-адмирала Муцуми Симидзу, медленно на экономном и бесшумном ходу отползала от берегов Америки в ожидании, когда американские адмиралы дождутся разминирования минных банок, и отважатся выйти в открытый океан. Муцуми Симидзу рассчитывал после рейда, уйти к Малайскому архипелагу пополнить на островах боекомплект и топливо. Находящиеся в постоянном напряжении японские акустики услышали какие-то подозрительные шумы, но не смогли их классифицировать и не забили тревоги. С одной стороны напрасно, а с другой были ли у них какие-то шансы?

Получилось у них всё согласно регламентам, как на учениях. Действовали с полным и осознанным превосходством над противником, без лишней суеты и уж тем более всяких опасностей и потерь, а потому даже с удовольствием и юморком. Гидроакустические буи, шлёпнувшись с вертолётов, исправно доносили до ушей и глаз операторов все последние новости жизни подводных «полей и огородов». Выделив из фоновой музыки глубинных сфер всё, что напоминает попытки человека уподобиться обитателям подводного царства, пройдясь над подозрительным районом граблями магнитометра, пропустив полученные данные через фильтр компьютера (для верности), экипажи противолодочных винтокрылых машин, офигев от обилия целей, отослали доклад командующему, а тот не задумываясь, ретранслировал целеуказание на эсминцы сопровождения.

Вертолёты-охотники живо разбежались вокруг района обнаружения, повиснув в ожидании и находясь на подхвате. В свою очередь два эсминца эскорта произвели отстрел ракето-торпед с узкой специализацией, перекрыв стандартный расход боеприпасов более чем на пятьдесят процентов — для гарантии поражения.

Пилоты «Си Хоков» отмурлыкали в эфир сначала о расчётно-повисших над заданным квадратом парашютиков с колбасками торпед на стропах.

А те, оставив на воде проплешины не тонущего шёлка, нырнули на глубину — пошёл процесс торпедной охоты, растянувшись на целых минут сорок. Все сорок минут вертолёты и висели как приклеенные, а экипажи, навострив все сканирующие системы, докладывали, подтверждая поражения, сомневаясь, давая проценты уверенности и снова подтверждая. Некоторые не выдерживали и уходили пополнять топливные закрома, а самые терпеливые (в плане отлить-залить) напоследок ещё и со своих пилонов нароняли в воду «рыб», настроенных на алгоритм поиска и уничтожения.

Контр-адмирал Теодор Винерс, получая донесения об обстановке, доклады командиров кораблей и экипажей вертолётов, победно взирал с мостика с чувством непомерного достоинства, щуря глаз и презрительно кривя рот.

— Всё работает! — Повторил он уже третий раз за последние полчаса одну и ту же фразу.

Погода продолжала стремительно портиться и его слова всякий раз подхватывал ветер, порой не донося до ушей стоящих на мостике офицеров.

Капитан корабля, косясь на начальство и шепча философские мантры, подсказанные личным психоаналитиком, с тревогой посматривал на тёмные волны — «Эссекс» пропускал на правом траверсе мыс с мерцающим огоньком маяка «Лома», обозначавшего близкий берег. Как-то недобро мигал этот маячок, словно предупреждая о чём-то.

— В этот раз мы пресекли все попытки противника неожиданно нас атаковать, — перекрикивая ветер, важно заявил Винерс.

Так получилось, что от операторов вертолётных ГАС ускользнуло то, что субмарины противника двигались не к берегам Америки, а уже от.

Наверно лётчикам камикадзе легче — для них перед смертью открытое небо. И хоть на этой широте ещё глубокая ночь, и увидеть край всходящего солнца, конечно, не суждено, но в разрывах облаков нет, нет да покажет свою лапу Южный крест. И уж потом будет исполосованный трассерами воздух и стремительно приближающаяся вражеская палуба.

«Кайтен» — это нечто другое! Надо обладать немалым мужеством и самообладанием, сидя в тесном, замкнутом пространстве боевой рубки управляемой торпеды, сдавленной тёмными океаническими водами, без права выхода наружу, бросив последний взгляд в перископ, где в перекрестье обозначено лишь главное — цель.

Человекоторпеды «Кайтэн» — сигары длиною чуть меньше пятнадцати метров с торчащим единственным перископом за невысоким обтекателем по центру, крались на минимально-допустимой скорости со стороны берега.

Мешала поднявшаяся волна, норовившая вытолкнуть торпеды к поверхности. Ветер закручивал на гребнях пенные барашки, срывая брызги, бросая их на линзы перископа, затрудняя видимость. И вся надежда, что это пенно-барашковое стадо не даст преждевременно обнаружить засаду и позволит подкрасться как можно ближе к противнику. Каждый был предоставлен только себе, внешний мир — только через линзу перископа. Все договорённости (ещё на корабле-матке) полетели к чёрту — медленно ползущие смазанные силуэты вражеских кораблей с бледными навигационными огнями, расползлись, перестроились. Дальше ждать было нельзя.

Пять моряков-смертников наметили себе целью отставший «Эссекс» и медленно ползли на максимально допустимое сближение. Остальные, выбрав направление, опустив перископ, увеличили глубину погружения и полным ходом в режиме атаки ринулись догонять часто меняющие курс корабли сопровождения.

Нервное напряжение на мостике «Эссекса», которое нагнал на всех контр-адмирал Винерс, наконец, разрешилось ревуном тревоги. Первыми всполошились акустики подлодок, поддерживающие постоянный контакт с командным управлением эскадры через системы интегрирования. Малые прибрежные глубины и поднявшаяся волна создавали крайне неблагоприятные условия для обнаружения подводной угрозы — их заметили в самый последний момент, когда уже ничего нельзя было сделать. Американские подводники даже не успели вжать головы в плечи — им, впечатлительным, ожидающим с секунды на секунду сокрушительного удара, даже показалось, как их подводные «коровы» качнулись на завихрениях от винтов торпед.

Имея малый ход своих кораблей и возможность манёвра, единственное, что успели сделать, выпустить «приманки» и заорать в эфир об опасности.

Первая группа смертников прошли буквально в метрах от американских подлодок, нагнав на информированные экипажи страху от такой неожиданности и прыти. Фактически японские пилоты вывели свои аппараты в самый ордер американцев. Торчащие рубки двух «Стёржен» они в темноте не заметили, вовсю выглядывая высокий профиль и широкий зад авианосного корабля с призывно маячившим одиноким красным огоньком.

Подошедший на минимальную дистанцию противник, а так же кучность построения эскорта ограничивали ассортимент противолодочного оружия янки. Однако тёмные силуэты американских кораблей, враз озарились яркими огнями с фантастической подсветкой дымного ореола, наполнив мир в ближайшей округе воем и грохотом. Море вокруг на десятки и сотни метров за считанные секунды буквально вскипело — янки отрабатывали в панике, но с профессионализмом, основательно глуша врага и рыбу.

Шум под водой передаётся более чем хорошо. Расслышав поднявшуюся суету и стрельбу, японские моряки в отставших торпедах решили не искушать судьбу — они её, как говорится, меняли. Перископы юркнули вниз, глубина и скорость увеличились.

Слепая атака! В расчёте скорость торпеды, курс и скорость цели, угол упреждения. Руки двигаются автоматически, дёргая и вращая рычаги управления. Кто и сохранял хладнокровие — всё, от спокойствия не осталось и следа. И не потому что предстоит умирать… в этом стальном гробу. Нет! От того что может не дойти, промазать, сгинуть в пучине так и не выполнив свой долг. В дрожащей руке секундомер, искусанные губы шевелятся вслед за дискретным движением стрелки, под напитавшейся потом хатимаки бьётся только одна мысль:

«Давай! Сейчас! Ну, же!».

Один из пилотов не уследил за расходом топлива, либо неправильно выставил вентиль давления воздуха, и облегчённая торпеда неожиданно вынырнула из воды под мгновенно среагировавшие «фаланксы».

С мостика «Эссекса» контр-адмирал Винерс не заметил саму торпеду, но проследив за упругими жгутами, ударившими в поверхность воды, увидел вдруг вспышку и вставший из воды косматый грязно-серый столб воды. Минутой позже его ноги «уехали» куда-то в сторону — взрыв полутора тонн взрывчатки прогремели в корме «Эссекса». Для сорокатонного «графства» не особая встряска, но всех, кто имел неосторожность, при сохранении равновесия, уповать лишь на две конечности, повалило на пол. Лично для Винерса неудобство просто падением не ограничилось — посыпались вповалку, друг на друга, все в основном быстро вскочили и лишь адмирал, шипя ругательства, извиваясь под массивным телом старпома, вдыхая ароматы взволнованного человека, и ни как не мог высвободиться из-под объятий невыносимого афроамериканца.