Дом Цепей (litres) - Стивен Эриксон

— И мы довершим! — Корболо Дом засмеялся, сжав кулаки с побелевшими костяшками. — Скворец! Мёртв! О, благословен будь Худ в эту ночь! Я принесу жертвы на его алтарь! И Дуджек — о, его дух воистину сломлен. Раздавлен!

— Хватит злорадствовать, — проворчал Геборик с отвращением.

Камист Релой наклонился вперёд.

— Л’орик! — прошипел он. — Что насчёт Быстрого Бена?

— Он жив, увы. Калам не сопровождал армию — никто не знает, куда он пропал. Выжила всего лишь горстка «Мостожогов», и Дуджек распустил их, приписав к потерям…

— Кто выжил? — настаивал Камист.

Л’орик нахмурился:

— Я сказал: горстка. Это важно?

— Да!

— Хорошо, — Л’орик взглянул на Ша’ик: — Избранная, позволишь ли ты мне связаться ещё раз с моим слугой в этой удалённой армии? Это займёт всего несколько мгновений.

Она пожала плечами:

— Действуй.

Затем, когда Л’орик опустил голову, она медленно откинулась в своём кресле.

— Итак. Наши враги потерпели непоправимое поражение. Императрица и её драгоценная Империя наконец истекают кровью. Всё, что нам остаётся, — нанести последний, смертельный удар.

Геборик подозревал, что он единственный из присутствующих уловил пустоту в её словах.

Сестрица Тавор осталась теперь одна.

И она предпочитает быть одна. В одиночестве ей удобней всего. Ах, девочка, ты могла бы изобразить восторг от этих вестей, однако они вызвали в тебе нечто совершенно противоположное, так ведь? Твой страх перед сестрицей Тавор только усилился.

Пригвоздил тебя к месту.

Л’орик заговорил, не поднимая головы:

— Дымка. Пальчик. Молоток. Штырь. Сержант Мураш. Лейтенант Хватка… капитан Паран.

Из кресла с высокой спинкой раздался глухой стук, когда Ша’ик откинула голову назад. Со своим слабым зрением Геборик сумел только подметить, что краска отхлынула с её щёк, но потрясение, он знал это, отразилось на лице Ша’ик. Потрясение, поразившее также его самого, хотя вызвало его лишь понимание, а вовсе не то, что эта весть означала для юной женщины на троне.

Не обратив на случившееся внимания, Л’орик продолжал:

— Быстрого Бена произвели в Высшие маги. Надо думать, выживших «Мостожогов» переправили с помощью Пути в Даруджистан, хотя на самом деле мой шпион не уверен в этом. Скворец и павшие «Мостожоги»… были похоронены… в Семени Луны, которое… Нижние боги! Брошено! Сын Тьмы бросил Семя Луны! — Он сильно вздрогнул и, часто моргая, поднял голову. Глубоко вдохнул и невпопад закончил: — Скворца убил один из командиров Бруда. Похоже, предательство — чума любого союза.

— Конечно же, предательство! — насмешливо фыркнул Корболо Дом.

— Мы должны учитывать Быстрого Бена, — сказал Камист Релой, непрерывно сжимая руки на коленях. — Что, если Тайшренн пошлёт его к Тавор? И как насчёт оставшихся трёх тысяч из войска Однорукого? Даже если Дуджек не командует ими…

— Их дух сломлен, — сказал Л’орик. — Потому-то слабые души среди них меня и отыскали.

— И где Калам Мехар? — прошипел Камист, непроизвольно оглянувшись назад и поглядев затем на свою тень на стене.

— Калам Мехар — ничто без Быстрого Бена, — брюзгливо заявил Корболо Дом. — Он теперь даже ещё ничтожнее, потому что его любимый Скворец мёртв.

Камист обернулся к своему товарищу:

— А если Быстрый Бен вновь объединился с этим проклятым убийцей? Что тогда?

Напанец пожал плечами:

— Скворца убили не мы. Их мысли будут заняты желанием отомстить убийце из Брудова окружения. Не стоит бояться того, что никогда не случится, старина.

— Все, кроме Геборика, вон! Сейчас же! — голос Ша’ик неожиданно громко прозвучал в зале.

Все недоумённо переглянулись, затем встали.

Фелисин Младшая заколебалась:

— Мать?

— Ты тоже, дитя. Вон.

Л’орик промолвил:

— Остался вопрос о появлении нового Дома и всём том, что это означает, Избран…

— Завтра вечером. Тогда и продолжим обсуждение. Вон!

Вскоре Геборик уже сидел вместе с Ша’ик один. Она некоторое время смотрела на него в молчании, затем внезапно встала и сошла с возвышения. Упала на колени перед Гебориком, достаточно близко, чтобы он мог отчётливо видеть её лицо. Оно было мокрым от слёз.

— Мой брат жив, — прорыдала она.

И внезапно оказалась в его объятьях, прижимаясь лицом к плечу, а дрожь била её маленькую, хрупкую фигурку.

Замерев, Геборик молчал.

Она плакала долго, очень долго, и он крепко обнимал её, неподвижный, надёжный настолько, насколько был способен. И всякий раз, когда видение падшего бога вставало перед его внутренним взором, он безжалостно гнал его прочь. Ребёнок у него на руках — ибо она снова стала ребёнком — плакал не иначе, как в муках избавления. Она более не была одинока, один на один со своей ненавистной сестрой, осквернительницей крови рода.

Ради этого — ради нужды, утолённой его присутствием, — собственная скорбь Геборика могла подождать.

Глава восьмая

Из всех необстрелянных новобранцев Четырнадцатой армии более половины были родом с Квон-Тали, континента в самом сердце Империи. Молодые идеалисты ступили на пропитанную кровью землю, вдохновившись жертвами, которые принесли их отцы и матери, деды и бабушки. Великий ужас войны заключается в том, что с каждым новым поколением невинные души повторяют всё тот же кошмар.

Адъюнкт Тавор в одиночестве стояла перед четырьмя тысячами солдат — те толпились, толкались, а офицеры хрипло выкрикивали приказы, но в голосах уже звучала безнадёжность. Пики покачивались и ослепительно сверкали в пыльном воздухе над парадным плацем, словно перепуганная стайка стальных птиц. Солнце лило с неба расплавленный огонь.

В двадцати шагах за ней стоял Кулак Гэмет и — со слезами на глазах — смотрел на Тавор. Злобный ветер швырял пыль прямо в лицо адъюнкта. Иногда она полностью скрывалась в клубах. Но Тавор не шевелилась, продолжала стоять с прямой спиной, вытянув руки в перчатках вдоль тела.

Никто из военачальников не был так одинок, как она сейчас. Одинок — и беспомощен.

Хуже того. Это ведь мой легион. Восьмой. Первый в порядке сбора, храни нас Беру.

Но она приказала Гэмету стоять на месте, быть может, только для того, чтобы избавить его от унижения, которым непременно закончилась бы попытка навести порядок. И приняла всё унижение на себя. И Гэмет плакал, не в силах скрыть свой стыд и горе.