Бегущая могила (ЛП) - Гэлбрейт Роберт

— Да. Ну, они собрали в мешок все, что было у него в доме, чтобы проверить на отпечатки пальцев детей, потому что он утверждал, что детей с ним никогда не было.

— Не думаю, что мой источник мог бы спутать реквизит с настоящей вещью, — сказал Страйк, глядя на фотографию неубедительного пластикового пистолета. — Она знала, что Джеральд Кроутер занимался фокусами. А что насчет Раста Андерсена, есть ли у тебя что-нибудь на него?

— Да, — сказал Мерфи, извлекая из папки еще один лист бумаги, — его привели и опросили в 86-м году, как и всех остальных взрослых. Его дом — я говорю “дом”, но это больше похоже на сарай — был чист. Никаких секс-кассет или игрушек.

— Я не думаю, что он когда-либо был частью общины Эйлмертон, — сказал Страйк, опустив глаза на показания свидетеля Раста Андерсена.

— Это совпадает с тем, что здесь написано, — сказал Мерфи, перелистывая папку. — Никто из детей не обвинял его в насилии, а некоторые даже не знали, кто он такой.

— Родился в Мичигане, — сказал Страйк, бегло прочитав, — призван в армию в восемнадцать лет….

— После увольнения он отправился путешествовать по Европе и больше не возвращался в Штаты. Но он не мог ввезти оружие в Великобританию, поскольку в то время действовала ИРА и в аэропортах была жесткая охрана. Конечно, ничто не говорит о том, что у кого-нибудь на ферме не было разрешения на охотничье ружье.

— Мне это тоже приходило в голову, хотя в моей информации было “оружие”, во множественном числе.

— Ну, если они там и были, то были чертовски хорошо спрятаны, потому что полиция нравов практически разнесла это место.

— Я знал, что это довольно тонкая ниточка, чтобы за нее зацепиться, — сказал Страйк, возвращая Мерфи бумаги. — Упоминание об оружии могло быть сказано для пущего эффекта.

Оба мужчины выпили по бокалу пива. За столом повисла атмосфера некоторой скованности.

— И как долго, по-твоему, она еще будет тебе там нужна? — спросил Мерфи.

— Это не зависит от меня, — сказал Страйк. — Она может выйти, когда захочет, но в данный момент она хочет остаться внутри. Говорит, что не выйдет, пока не разберется с церковью. Ты же знаешь Робин.

Хотя и не так хорошо, как я.

— Да, она предана своему делу, — сказал Мерфи.

После небольшой паузы он сказал:

— Забавно, что вы вдвоем взялись за ВГЦ. Впервые я услышал о них пять лет назад.

— Да?

— Да. Я был еще в форме. Парень съехал на своей машине с дороги прямо в окно магазина Моррисон. Он был в стельку пьян. Все время говорил: “Вы знаете, кто я?”, пока я его арестовывал. А я и не догадывался. Оказалось, что он был участником какого-то реалити-шоу, которое я никогда не смотрел. Джейкоб Мессенджер, так его звали.

— Джейкоб? — повторил Страйк, сунув руку в карман за записной книжкой.

— Да. Он был настоящим “красавчиком”, сплошные грудные мышцы и искусственный загар. Он сбил женщину с ребенком. С мальчиком все было в порядке, а вот мать была в плохом состоянии. Мессенджер получил год и вышел через шесть месяцев. В следующий раз я услышал о нем из газеты потому, что он вступил в ВГЦ. Пытался подправить свою репутацию, знаешь ли. Он прозрел и собирался отныне быть хорошим мальчиком, “а вот моя фотография с детьми-инвалидами”.

— Интересно, — сказал Страйк, который многое записал. — По-видимому, на ферме Чепмена есть Джейкоб, который очень болен. Не знаешь, чем сейчас занимается этот Мессенджер?

— Понятия не имею, — сказал Мерфи. — Так чем же она там занимается? В своих письмах она мало что мне рассказывает.

— Нет, ну, у нее нет особо времени на дублирование отчетов, да еще посреди ночи в лесу, — сказал Страйк, втайне радуясь тому, что Мерфи пришлось спрашивать. Он не стал смотреть на записки, которые Робин набросала для Райана, но с удовлетворением отметил, что они были гораздо короче его собственных. — У нее все хорошо. Похоже, она сохранила свое инкогнито без проблем. Она уже добыла нам пару крупиц приличной информации. Правда, ничего такого, чем мы могли бы убедительно угрожать церкви.

— Непростая задача — ждать, пока прямо на ее глазах произойдет что-то криминальное.

Если я знаю Робин, а я знаю ее чертовски хорошо, то она не будет просто сидеть и ждать, пока что-то случится.

Оба мужчины выпили еще пива. Страйк догадывался, что Мерфи хочет что-то сказать, и готовил различные решительные возражения: то ли на предположение, что Страйк поступил опрометчиво, отправив Робин под прикрытием, то ли на то, что он сделал это с целью испортить с их отношения.

— Не знал, что вы приятели с Уордлом, — сказал Мерфи. — Он не большой мой поклонник.

Страйк решил сделать непринужденный вид.

— Однажды вечером в пабе я вел себя как придурок. Это было до того, как я бросил пить.

Страйк издал неопределенный звук, нечто среднее между признанием и согласием.

— Мой брак в то время распадался, — говорит Мерфи.

Страйк мог сказать, что Мерфи хотел узнать, что ему сказал Уордл, и наслаждался тем, что был настолько непроницаем, насколько это было возможно.

— Что ты собираешься делать дальше? — спросил Мерфи, когда продолжающееся молчание ясно дало ему понять, что Страйк не собирается раскрывать, что ему известно для дискредититации Мерфи. — Скажешь Робин, чтобы она пошла искать оружие?

— Я скажу ей, чтобы она присматривалась, конечно, — сказал Страйк. — Спасибо за это. Очень полезно.

— Да, но я заинтересован в том, чтобы мою девушку не подстрелили, — сказал Мерфи.

Страйк, заметив раздраженный тон, улыбнулся, сверился с часами и заявил, что ему пора идти.

Может быть, он и не узнал много нового об оружии на ферме Чепмена, но, тем не менее, он считал, что эти двадцать минут были потрачены с пользой.

ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

K’un/Oppression (истощение)

В озере нет воды:

Образ ЭКЗАМЕНА.

Таким образом, высший человек ставит свою жизнь на карту.

О следовании его воле.

И-Цзин или Книга Перемен

Глава 52

Девять на втором месте означает…

Есть некоторые сплетни.

И-Цзин или Книга Перемен

Я так устала… Ты не поверишь, как я устала… Я просто хочу уйти…

Робин обращалась к своему напарнику-детективу внутри своей головы, пока выгребала навоз из конюшни ширских лошадей. Прошло пять дней с момента ее исключения из группы высшего звена, но ее низведение до низшего звена работников фермы не предвещало никаких изменений, и она не понимала, за что заслужила такое наказание. Кроме кратких песнопений в храме, все время Робин теперь было посвящено ручному труду: уходу за скотом, уборке, работе в прачечной и на кухне.

На неделю служения прибыл новый набор перспективных членов, но Робин не имела к ним никакого отношения. Она видела, как их перемещали по ферме, назначая на различные задания, но, видимо, ее не считали достаточно надежной, чтобы руководить ими, как это делали Вивьен и Амандип.

Те, кто выполнял тяжелую работу по дому и на ферме, получали не больше еды, чем те, кто сидел на лекциях и семинарах, и имели меньше времени на сон, просыпаясь рано, чтобы собрать яйца для завтрака и каждый вечер убирая посуду после ужина на сто человек. Изнеможение Робин достигло такого уровня, что ее руки тряслись всякий раз, когда освобождались от инструментов или стопок тарелок, на периферийном зрении регулярно мелькали тени, а каждая мышца тела болела, как при гриппе.

Опираясь на рукоятку вил — весенний день был не особенно теплым, но она все равно вспотела, Робин заглянула в свинарник, видневшийся через дверь хлева, где под пробивающимся солнечным светом дремала пара очень крупных свиноматок, обе они были покрыты грязью и экскрементами, а в сыром воздухе до Робин доносился сернисто-аммиачный запах. Засмотревшись на их голые морды, маленькие глазки и грубую шерсть, покрывавшую их тела, она вспомнила, что Эбигейл, Дочь Уэйса, когда-то была вынуждена спать рядом с ними голой, в этой грязи, и почувствовала отвращение.