Ангел-мечтатель (СИ) - Буря Ирина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что дало мне все необходимые основания для заверения юного исследователя в полной безопасности его родителя. Щедро приправленные удовольствием, в котором я не смог себе отказать, подчеркнув мимоходом заботливую предусмотрительность нашего течения вообще и Гения в частности.
Мой легкий намек был блестяще проиллюстрирован звонком карающего меча светлых —. даже не с просьбой, а с ультимативным требованием саботировать возможный приговор. Последовавшим вдобавок через несколько дней после устранения угрозы исполнения последнего.
Юный мыслитель поверил мне сразу — и вернулся к своему исследованию. Мне оставалось только надеяться, что яркий пример последних событий придаст его взгляду в дела давно минувших дней особую остроту.
Никаких помех оттачиванию его взгляда больше не возникало — круги от бестолкового выступления его родителя уже разошлись и светлые предприняли все необходимые меры, чтобы идиллическая картина спокойствия и невозмутимости в их рядах впредь не нарушалась.
С возмутителем этого спокойствия они разделались предельно циничным даже для них способом. Зря мы с Гением опасались приговора к высшей мере наказания — образ жертвы произвола на белоснежных знаменах оказался им совсем не нужен. Зато им как нельзя лучше подошел заложник. Упрятанный без суда и следствия в одной из их тайных тюрем. Позволивший им держать всех остальных в строгом повиновении одним только слухом о его подвешенной в неизвестности судьбе.
В результате Татьяна сделалась образцом покорного, безмозглого и всем довольного большинства. Единственным преимуществом такой перемены стало то, что она — очевидно, и от сына внутренне отстранившись — лишь постоянно твердила ему, что все к лучшему. Давая ему, как мне казалось, новую пищу для размышлений о разрушительности пропаганды светлых.
Их карающий меч вовсе не отказался гордым жестом от своего поста, как неоднократно грозился. Совсем наоборот — он и на земле больше не появлялся, без малейшего колебания отбросив всю свою прежде бурную деятельность на ней и все свои прежде столь высоко ценимые знакомства. В чем я убедился, встречаясь и перезваниваясь время от времени с Мариной. Она всякий раз кипела от негодования, а я только усмехался — пусть посмотрит, как грозный и неустрашимый герой светлого возмездия выслуживается, спасая свое пошатнувшееся положение. Посмотрит — и сделает выводы.
Опекун моей дочери тоже бросился грехи соавторства в подрывных мемуарах замаливать — с подхваченной у его кумира манией величия. Вся нарочитая сосредоточенность на земле тоже вдруг потеряла для него свою приоритетность, которой он так раньше кичился. В его голове больше не было места заботам о юном мыслителе, брошенном обоими родителями, или тревоге за мою дочь, практически переехавшей к последнему в нарушение собственной безопасности и элементарных приличий. У него там писалась программа — ни много, ни мало — полного преобразования системы обучения светлых неофитов. Которой он намеревался подвергнуть и мою дочь.
Я вежливо поинтересовался, не писал ли эту программу компьютер, уже давно заменивший ему мыслительный процесс. Следующий вопрос — уверен ли он, что моя рекомендация добавит веса его творению в глазах светлых — был прерван короткими гудками.
Но положа руку на сердце, этот очередной пример неискоренимого хамства светлых оказался единственной досадной мелочью на фоне столь редкого в моей жизни полного их отсутствия в ней. Не хочу быть превратно понятым, но в сознании мелькало изредка … нет, не одобрение, конечно, но сдержанное согласие с действиями руководства правящего течения.
В самом деле, юный мыслитель был избавлен от пут, сдерживающих его развитие — и жадно впитывал свежее веяние альтернативного подхода к устройству земной жизни.
Моя дочь решительно отбросила все наши противоречия, постоянно внушаемые ей ее опекуном — и излучала еще большую уверенность, питающуюся наконец из двух надежных источников.
Карающий меч по собственной воле покинул поле нашего персонального сражения — и я не имел ни малейшего намерения позволить ему забыть об этом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Марина получила возможность увидеть его пустую, корыстную лесть во всей ее красе — и уже безраздельно сосредоточила все свое внимание на мне, ее безликий хранитель никогда в счет не шел.
Одним словом, предсказанный Гением водоворот событий не просматривался даже на горизонте. Он и сам о нем, казалось, забыл, ни разу за все это время не поинтересовавшись у меня обстановкой вокруг его центра. У меня даже закралось сомнение в неизменной точности всех его логических построений — в конце концов, от ошибок не застрахованы даже величайшие умы.
Это были мои последние сомнения в безукоризненности его интеллекта.
Гений вызвал меня ночью накануне очередного возвращения Татьяны на землю. О нем я узнал от Игоря — в тот вечер он был не в состоянии говорить ни о чем другом. Я решил было, что Гений хочет обсудить со мной методы ослабления влияния отвлекающего фактора, но меня насторожили совершенно нетипичные немногословность и категоричность его вызова.
Оказалось, что речь идет о возвращении обоих родителей юного исследователя — что всеобъемлюще объяснило напряженную собранность Гения. Но не его бурлящее воодушевление.
Как он мог приветствовать вмешательство беглого заложника в какие бы то ни было мероприятия было выше моего разумения. Прошлая его импровизация закончилась радикальной перестройкой планов всех заинтересованных лиц — а в то время он еще не был официально осужденным, пусть и негласно, преступником. Во что выльется эта, я даже предполагать не решался.
И правильно делал. Паника отнюдь не способствует здравости мышления.
Глава 10.3
О том, что юным мыслителем заинтересовалась элита доминирующего течения, я знал давно. Тогда меня это не волновало — очередная попытка его сноба-родителя любой ценой протолкнуть своего отпрыска в самые высшие слои не вызвала у меня ничего, кроме обычного презрения.
Чуть позже Гений сообщил мне, что светлые аналитики собирают данные обо всех потомках своего течения — причем в сравнении с человеческими. В этом тоже не было ничего нового — их правящие круги всегда стремились подчинить своей воле любое яркое сознание, появись такое на земле. Не то, чтобы им нужны были выделяющиеся из серой массы кандидаты — просто в пику нам. Чтобы естественные объекты нашего интереса ни при каких обстоятельствах не пополнили наши ряды.
Теперь же по словам Гения выходило, что аппетиты светлых возросли. Они вознамерились прибрать к своим грязным рукам всех ангельских потомков. Включая и мою дочь.
Они мою дочь решили провернуть в жерновах машины своей пропаганды.
Они мою дочь решили превратить в еще одного своего слепого, безмозглого и безвольного последователя.
Они мою дочь решили заставить забыть о ее блистательной и неповторимой индивидуальности.
Внезапный всплеск интереса ее опекуна к весьма далекой от него ниве образования получил более чем логическое объяснение. Это была всего лишь его очередная попытка оторвать ее любыми методами от ее природы, от ее корней, от меня. Зная его пресмыкательство перед власть имущими — наверняка одобренная свыше попытка.
Особая ирония заключалась в том, что шанс выяснить, какие еще решения были приняты и одобрены в светлых высших кругах, нам дала самодеятельность его кумира. Хотя, впрочем, ничего странного — в лучах его самолюбования одинаково меркли и свои, и чужие. В чем, надо понимать, на собственном опыте убедился подкидыш светлых.
Брошенный породившим его хранителем еще до рождения.
Переведенный с земли в светлые ряды в нарушение всех их собственных законов.
Ни с того, ни с сего внушивший матери юного мыслителя мысль о более глубоком обучении и сумевший заставить ее поверить, что она сама до нее додумалась.
Настолько одержимый идеей своего превосходства, полученного всего лишь в результате тестового тренинга, что он с голыми руками бросился на выдрессированную свору карающего меча.