07-Требуется чудо (Сборник) - Сергей Абрамов

— Вот тебе и ответ. Грант, — сказал он, — не выйдет трюка. Факир был пьян…

Наташа смотрела на Александра Павловича как на чародея, на всемогущего мага, хотя, честно говоря, сам Александр Павлович не ведал, как положено глядеть на магов и чародеев. Наверно, с восхищением пополам со страхом?.. Тогда накладка: страха во взгляде Наташи не замечалось, зато восхищения…

— Что это за штука, Саша? — Грант наклонился над прибором, внимательно его рассматривая. Восхищения в его голосе не слышалось — одно деловое любопытство. — Сам сделал?

— У меня кишка тонка, — усмехнулся Александр Павлович. — Подарили.

— Кто?

— Бем. Слыхал?

— Рудольф Бем? «Король магов»?.. Он же умер, по-моему.

— Два года назад был живехонек. Живет под Брюсселем, домик у него там. Полдня я у него просидел, обедали, ужинали. Старик расчувствовался и подарил мне эту штуку. Сказал, что сам хотел воспользоваться, да не успел.

— А ты чего же?

— Веришь: впервые включил. Чего-то боялся. Не мое…

— А ты у нас можешь только свое… Что за принцип, интересно? Голография? Ты хоть его разворачивал, Кулибин?

Александр Павлович посмотрел на Наташу. Она напряженно слушала их разговор, и слово «голография», произнесенное Грантом, явно было ей знакомо — от мамы, наверно; более того, слово это — реальное и основательное — могло перечеркнуть сказку, только что показанную ей Александром Павловичем. А ведь он для того лишь и вспомнил о приборе «короля магов», а то лежал бы он в кофре мертвым грузом до скончания веков…

— Нет, — сказал Александр Павлович, — я его не разворачивал. И никакой голографией здесь не пахнет, Грант. У тебя дурная привычка: искать любому чуду реальное объяснение. Зачем? Грант оторвался наконец от прибора, глянул на Александра Павловича, потом — на Наташу, понимающе улыбнулся:

— Ты прав, Саша. Дурная привычка. А чудо у тебя — первый сорт! Я же всегда говорил: ты — великий волшебник. — Он подмигнул Наташе: — А ты мне понравилась, принцесса. Ты цирковая.

— Она не цирковая, — поправил Александр Павлович.

— Ты меня не понял, Саша. Она может расти в семье пекарей, токарей, слесарей, кесарей, все равно она цирковая. Придет время — сам увидишь… Прощай, принцесса. Когда захочешь — приходи. Не стесняйся. Спросишь Гранта Ашотовича — все тебе будет… — помахал рукой, легко перепрыгнул через барьер и скрылся в форганге.

Александр Павлович прибор в ящик уложил, взял Наташу за руку и повел в гардеробную. До встречи с Валерией времени оставалось навалом, и он собирался показать Наташе запланированную программу — трюк с прибором Бема заранее не планировался — с десяток забавных фокусов: с шелковыми платками; с лентами, бесконечно вылезающими из фальшивой бутылки из-под шампанского; с фирменными монетами, пригоршнями высыпающимися в серебряное ведерко из самых странных мест — из пустой ладони, из уха, из носа, из выключателя на стене, из водопроводного крана, наконец; с толстой иголкой, легко «прошивающей» сплошное стекло; с дюжиной футбольных мячей, поочередно выскакивающих из плоского чемодана-«дипломата»… И еще в гардеробной — в холодильнике — спрятано было ореховое мороженое и шесть запотевших бутылочек с фантой.

…Программу они выполнили полностью. Еле успели к институту в назначенный срок.

Валерия уже стояла на ступеньках, нетерпеливо смотрела на дорогу. Александр Павлович затормозил, и Наташа немедленно вышла из машины, пересела на заднее сиденье. Александр Павлович этот факт отметил, но комментировать не стал. И возражать не стал, хотя — странное дело! — он предпочел бы, чтобы сейчас рядом с ним по-прежнему сидела Наташа…

— Опаздываете, — сказала Валерия.

— Минута в минуту, — возразил Александр Павлович. — Ты просто раньше вышла. Куда поедем?

— Домой. Наташке уроки делать надо, а у меня в понедельник доклад на кафедре, хочу подготовиться.

— Значит, я свободен?

— Хочешь — можешь сидеть рядом со мной. Только молча.

— Спасибо за честь… Я отвезу вас и вернусь в цирк: у меня половина багажа не распакована.

— Наше дело предложить… Ну как поразвлекались?

— Наталья, как? — спросил Александр Павлович, глядя в зеркальце: Наташа в нем отражалась.

— Очень хорошо, — сказала Наташа и замолчала.

— И это все? — удивилась Валерия.

Если с утра, как Наташа утверждала, она была «злой-презлой», то к вечеру явно отошла, подобрела.

— Она еще не разобралась, — поспешил на помощь Александр Павлович. — Столько впечатлений…

Удивительное дело: он сейчас легко мог поставить себя на место Наташи. У нее появилась своя тайна — единственная, необычная, сладкая-пресладкая, такая, в которую и пускать-то никого не хочется. Пока не хочется. А потом видно будет… И еще приятным казалось, что эту тайну делил с Наташей и он. В отличие от Валерии…

Александр Павлович довез их до дому, высадил. Сказал:

— Завтра выходной. Может, махнем с утра за город?

— А что? Это идея! — загорелась Валерия.

Наташа стояла в стороне, в разговор не вмешивалась.

— Значит, я заезжаю за вами в девять утра. Будьте готовы. Обе. Форма одежды — летняя парадная.

— С Наташкой поедем? — спросила Валерия. Александр Павлович попытался уловить в ее голосе недовольство или хотя бы разочарование, но не смог: ровным был голос, обычным.

— Естественно.

— Тогда я вас целую, — сказала Валерия и пошла к подъезду.

А Наташа быстро наклонилась к открытому окну, шепнула:

— Большое спасибо вам, Александр Павлович. Мне было очень хорошо, очень… — и скорей за матерью побежала.

Что ж, подумал Александр Павлович, приятное признание. Впрочем, как это ни казалось ему странным — с детьми до сей поры дела не имел, даже побаивался их, но он вполне мог ответить Наташе теми же словами…

А «портсигар» в кармане пиджака так весь день и пролежал невключенный.

5

Александр Павлович лежал поутру в постели, никуда не спешил — рано еще было, анализировал события. Ну прямо любимое занятие у него стало: анализировать события; эдак из практика-иллюзиониста в психолога-теоретика переквалифицируется, смежную профессию освоит…

А что, собственно, анализировать?

Ну, во-первых, техники многовато в этой истории. Прибор-«портсигар», прибор «короля магов» Рудольфа Бема… И тот и другой безотказно подействовали на женщин: один — на мать, второй — на дочь. Семейная черта: повышенная восприимчивость к техническим чудесам…

А во-вторых?

Во-вторых, приборы-то — ох какие разные-е-е…