Буковый лес - Валида Будакиду

Ванечка повесил трубку и тяжёлым взглядом обвёл ординаторскую

– Что вы меня рассматриваете? У меня что, рог вырос? Не мог вырасти, я пока не женат, – он криво хмыкнул, – слышали все? Просят вниз терапевта, или кардиолога. Добровольцы есть? – Ванечка криво усмехнулся, – что нет? Так не бывает! Ну, хорошо, я тоже пойду. Кто со мной? Всё равно идти надо – на войне как на войне! Давай, Вадим, хоть ты вставай! Пошли, спустимся вместе

Вадим медленно стянул с носа очки, от чего глаза стали казаться меньше, а нос длиннее

– Я-то спущусь, – с расстановкой произнёс он, – а толку? Даже анализ крови не сможем ему сделать. Про рентген и кардиограмму даже не заикаюсь.

– Ну, так маши чёрным флагом и вези его в морг! – Голунов, как всегда, изощрялся в мрачном остроумии.

– Ладно, – Вадим плеснул себе на посошок, – пошли, Ванюша.

Без Вадима пропустили только рюмки три.

– Доктора, что же вы это так быстро? – Саша Голунов удивлённо пучил глаза на вошедших, – вы вообще до приёмного покоя дошли? Или куда-нибудь свернули? А-а-а?

– Не юродству, родной! Что, здесь есть куда сворачивать? – Вадим презрительно фыркнул, – тупик он и есть тупик, понял?

– Уж куда понятнее! Ну, что там внизу? Этот, которого привезли живой? Чего он там говорит?

– Он уже ничего не говорит и навряд ли когда-нибудь ещё скажет… В коме он.

– И что?

– Ничего! Хорошо, что в коме! Лицо Вадима искривила гримаса, – хоть взглядами не встретились! Что я – врач высшей категории должен был ему был объяснять. – Извини, брат! Кроме анальгина и глюкозы ничего тебе предложить не могу? Правительство в купе со всем миром решает глобальные проблемы. Тяжёлые времена, переходный период. Скоро всё будет в шоколаде, но тебе в нём не будет? Мы в очередной раз идём к светлому будущему, а когда, брат, лес рубят – сам знаешь – щепки летят.

– Вкололи анальгин? – Голунов потянулся за пачкой «Мтквари»

– Нет. Анальгин, оказывается, закончился ещё вчера. Воткнули ему глюкозу и оставили на каталке. А чего его перекладывать – всё равно ему недолго…

Вадим любил и умел пить. Он мог часами произносить витиеватые тосты за женщин, когда уже терялась точка отсчёта и трудно было уловить за какое именно из всех женских достоинств доктор поднял тост; любил пить страстно, почти со всхлипами за настоящую мужскую дружбу, за Землю, которая его «родила и вырастила». Сегодняшняя тема не вязалась ни с первым, ни со вторым, ни с третьим. А посему завотделением пил без тостов и речей, пил просто так…

Сумерки медленно уступали место длинной ноябрьской ночи. Лес стоял за окном, освещённый ледяным лунным светом, и казалось, что во всём мире точно так же холодно, темно и жутко.

На столе поменяли огарки на новые свечи… Вялая беседа совсем угасла…

Внезапно в дверь громко постучали

– Да! – Анестезиолог Ванечка, нервно вздрогнув, обернулся на звук. Дверь широко распахнулась. На пороге стояла Тамара из приёмного покоя с яркой керосиновой лампой в руке.

– Доктор Вадим здесь? – Тамара за мерцающими бликами пыталась разглядеть сидящих.

– Здесь! – Голунов качнул за плечи, сидящего рядом кардиолога, – это по твою душу, ты что не слышишь?

– А-ав-ав! – Вадим вдруг издал нечленораздельный звук. И было совершенно непонятно то ли он всхлипнул, то ли странно откликнулся. В стёклах очков заплясало пламя свечи, однако, даже при таком тусклом свете было видно, как на лбу его заблестели капельки пота. Он сделал неловкое движение и смахнул на себя полную окурков пепельницу. Но, Тамара, казалось ничего не замечала и продолжала рваться вперёд. Трубные звуки её баритона разносились по пустынным коридорам раскатами грома.

– Вадим-экимо! (доктор!) … – Она упрямо рвалась внутрь комнаты.

Вадим шарахнулся в сторону и припал к уху сидящего рядом пожилого хирурга;

– Алик, ущипни меня! Ущипни сейчас же и как можно сильнее! Я тебя как брата прошу! Тамара! – Обратился он к маячившей в проёме двери медсестре, – закрой дверь с той стороны!

– Э-э-э! Что с ним? – Тамара в недоумении повернулась к Голунову.

– Слушай, попросили тебя» закрой!», Значит – закрой!

– Я сказать хочу!..

– Скажешь через две секунды.

Тамара в недоумении хлопнула дверью.

– Ты чего? – Саша тряс Вадима за плечо.

На лице кардиолога отражались блики внутренней борьбы. Он, казалось, хотел выговорить что-то очень важное, но внутренний голос не давал ему раскрыть рта. Он страшно гримасничал, мычал и пытался взять себя в руки. Получалось очень плохо. Вдруг, собравшись с духом и произведя над собой титаническое усилие, Вадим громким шёпотом прошипел

– Саша, ребята… Я, кажется того… Короче – меня белочка укусила…

– Послушай, доктор, что ты изъясняешься языком юного любителя флоры и фауны? Ты бы не мог выражаться яснее? – Пожилого хирурга ситуация явно начинала раздражать.

– Уж куда яснее?! – Вадим явно был чем-то потрясён до самой диафрагмы и ниже, – вот кто сейчас приходил? Тамара, да? А знаете кого я увидел прямо за ней? Его!!! Ну, того, которого сегодня привезли с улицы… Этого, в кахетинской шапочке… Который умер в приёмной. Он умер, но уже вернулся!..Может пришёл за нами?! Пришёл… с белым лицом и … Ванечка, я тебя очень прошу, просто умоляю, в потном лице Вадима внезапно появилась надежда, – скажи Тамаре, пусть вернётся к середине коридора, дальше не надо, снова медленно подойдёт к двери и постучит, хорошо?

Тамара за дверью начала терять терпение

– Ванечка, открой, пожалуйста! – Медсестра из приёмной стояла в дверях, раскачивая из стороны в сторону керосиновой лампой. В голосе её звучала плохо скрываемая досада

– Вадим-экимо! Больной сказал, что ему уже хорошо и он хочет домой.

За спиной почти двухметровой Тамары, раскачиваясь из стороны в сторону, старалось заглянуть в ординаторскую всё то же привидение в чёрной кахетинской шапочке. Оно вдруг одним рывком ухитрилось выкарабкаться из-за мощной Тамариной спины, и скакнув внутрь комнаты, сгребло доктора в охапку.

– Доктор, доктор, дорогой! Спасибо тебе! Ты спас мне жизнь! Как ты догадался, что у меня сахарный диабет и дал мне глюкозу?! Как хорошо, что вы, такие хорошие, такие добрые, такие умные врачи у нас есть! Бог специально послал вас всех на Землю, чтоб вы помогали людям!

Он обнимал и целовал Вадима как может обнимать только человек, действительно вернувшийся с того света. И так он всё крепче и крепче прижимал к себе своего спасителя» что-то бормотал, в чём-то клялся, ловил его руки, пытаясь их целовать, а из дырявого пакетика сыпались на пол ординаторской, увядавшие без воды, фиалки.

Любовь

(Под редакцией Джулии Тот)

Тимофею посвящаю

«Как странно всё устроено: не успеешь родиться – все вокруг в один голос восклицают:

– О-о-о! Как ты выросла! Какая ты уже большая!

А тебе всего-навсего три года.

– О-о-о! Ты уже в школу ходишь? И в какой класс? В первый?! Да, ты уже взрослая!

И так всю жизнь. Оглядывайся, не оглядывайся, сама чувствуешь: вот только что было «сейчас», а стало «минуту назад». И это страшно. Нет, это ужасно! Ужасно потому, что жизнь заканчивается, так и не начавшись. Каждый вечер надеешься, что перевернул страницу в прошлое, а завтра тебя ждёт именно она – та самая, немного припозднившаяся и пока не начавшаяся жизнь! И спокойно засыпаешь с ощущением удовлетворения от хорошо сделанной работы, день прошёл – и слава Богу. И знаешь, что как только расцветёт, всё будет по-другому! Потом наступает новый день, потом новый вечер. И снова ждёшь, и снова надеешься, вот всё и закончилось, а вот завтра… И засыпаешь с блаженной улыбкой на устах.

Бензин бы залить… В Болгарии заливать опасно. Говорят, бензин у них дорогой и очень разбавленный. Надо заправиться, пока не переехала границу. Может до гостиницы и дотяну, но на обратную дорогу точно не хватит. Так-так-так… надо обязательно смотреть: где открытая бензоколонка? Вдруг потом на отдыхе мне захочется съездить на экскурсию, посмотреть водопады, на пример? Или ещё куда-нибудь?

Одна я, конечно, не поеду. Это невозможно.

Правильно говорила мне София – нигде не чувствуешь так остро своего одиночества, как за рулём пустой машины. И не спасёт никакая задорная музыка, если только ты её не включаешь в виде таблетки от головной боли – чтоб сознательно поднять себе настроение и не начинаешь кокетливо улыбаться, остановившимся рядом с тобой на светофоре, угрюмым мужикам. Они кто как. Кто делает вид, что не заметил и отворачивается. Кто улыбается в ответ, но как только светофор моргнёт зелёным оком, с визгом срываются с места, оставив за собой сизый дымок из выхлопной трубы.

Сколько может это продолжаться? Как часто говорят в фильмах – всех хороших мужиков давно расхватали. Да, кто их расхватывал?! Если они так хороши, то почему у меня не осталось ни одной замужней подруги? И я вот, как всегда, еду в отпуск совсем одна. Все развелись. И я развелась. Кто со скандалом, кто без. Хорошо тем, кто в законном браке нажил детей. Им есть кого любить. Так куда они все подевались, эти мужики, которые «хорошие»? Значит, они не с моими подругами. Может, они женаты на других женщинах, которых я не знаю? Да, скорее всего так… И проживут они счастливо и умрут в один день…