Среда обитания (cборник) - Сергей Высоцкий

— Ничего себе домина, — проворчал Бугаев под нос, поднимаясь вслед за участковым на зыбкое деревянное крылечко. — Он что же, весь твоей Блошкиной принадлежит?

— Весь, Семён Иванович, — Аникин постучал в дверь и, обернувшись к майору, хотел ещё что-то добавить, но дверь тут же раскрылась, и выглянула невысокая круглолицая старуха.

— Здравствуйте, гражданка Блошкина, — поздоровался Аникин.

Старуха прищурилась подслеповато, но Бугаеву показалось, что она и так всё хорошо видит. Глаза у неё были с хитринкой.

— Милиционер, никак?

— Участковый инспектор Аникин.

— Слышу слышу, Аникин. Меня, кроме вас, никто гражданкой не называет. — Она прищурилась теперь на Бугаева: — А этот чернявый с вами, не врач?

— Старший инспектор Бугаев, — молодцевато, с некоторым даже наигрышем представился Семён, пропустив мимо ушей слишком уж фамильярный эпитет.

— Проходите, милые, проходите, — пригласила Блошкина, распахивая дверь. — На веранду проходите. Да поосторожней ступайте, не провалитесь. Рушится дом-то мой. Как и я, старая, рушится…

Аникин, видать, уже бывал на этой веранде, потому что пошёл уверенно по темному коридору. Старуха шла следом и сетовала сокрушенно:

— Ай-яй-яй. Не врач, значит! А я-то решила — врач.

— Да зачем вам врач, Зинаида Васильевна? — спросил Бугаев.

— Ух ты! И по имени-отчеству знаешь? — удивилась Блошкина. — Серьёзный человек.

На огромной веранде стоял старинный, красного дерева овальный стол и четыре стула. Стулья тоже были очень приличные, но все совершенно разные.

— Садитесь, милые, садитесь, — ласково пригласила старуха. — Я только капелек себе накапаю. Сердце третий день жмёт и жмёт. — Она раскрыла маленький дубовый шкафчик, висевший на стене, и Бугаев увидел великое множество пузырьков, баночек и пакетиков с лекарствами.

— А ты, миленький, спрашиваешь, зачем мне врач? — Блошкина ловко накапала в красивую, с сиреневыми лилиями рюмочку капель, плеснула туда воды из графина и выпила. Потом села и, уже не щурясь, посмотрела внимательно сначала на Бугаева, потом на Аникина.

— Болею я, молодые люди, болею. Недолго мне осталось. А вы с чем пришли? По моему заявлению?

— Нет, Зинаида Васильевна. Мы бы хотели узнать о ваших жильцах, — сказал Аникин, но старуха словно и не слышала его вопроса.

— Я уж месяц как заявление написала. Про автобус. До остановки-то мне, старухе, два километра идти…

— Зинаида Васильевна, — мягко сказал Бугаев, — автобус — это не по нашей части. Скажите, кто у вас снимает сейчас комнаты?

— Как это не по вашей части? — удивилась Блошкина. — Аникин-то мне в прошлый раз говорил — «милиции, ей до всего дело есть. Милиция, она с любым беспорядком борется», а если до автобуса два километра идти, какой же это порядок?

— Ну хорошо, хорошо, — согласился Бугаев. — Аникин разберётся с автобусом. Завтра разберётся. А сейчас ответьте на наш вопрос. Это очень важно.

— Важно? Ох! — она схватилась за сердце. — Такая я трусиха. Сердце прямо падает. Может, врача бы вызвать? — Она с испугом посмотрела на лейтенанта. — Аникин, вы знаете, где тут телефон? Прошлый раз вызывали… — Она шагнула к Бугаеву и, неожиданно качнувшись, стала оседать. Семён едва успел её подхватить.

— Аникин, что это она? — испуганно прошептал майор.

— Сердце, может, захолонуло, — с бабкиной интонацией, задумчиво, но почему-то очень спокойно сказал Аникин.

— Да ты чего не шевелишься? — возмутился Семён. — Я так и буду её держать? — он словно бы со стороны вдруг увидел себя держащим в руках пухлую старушку, от которой пахло сердечными каплями, луком, чем-то жареным — не то котлетами, не то картошкой.

— Может, на диванчик её положить? — предложил Аникин.

— Клади куда хочешь, — прошипел Бугаев, — только забери её у меня. Ну?! — он слегка качнул старушку к участковому. — Да поскорей же! Может, инфаркт?

— Мы её сейчас в больницу отправим. В Ленинград, — спокойно сказал Аникин. — На вашей машине…

Бугаев почувствовал, как напряглось вдруг тело Блошкиной, и наконец понял — ничего страшного с ней не случилось и что участковый ведёт со старухой одним им понятный поединок.

— Но ты пока хоть возьми бабусю. А я шофёра позову…

— Не надо, — подала голос Блошкина и, приоткрыв один глаз, посмотрела на Аникина. — Мне уж получше. Посади, посади в кресло-то, — тут же повысила она голос, обратясь к Бугаеву. — Что я тебе, куль с овсом? Зажал так, что ни дохнуть, ни охнуть.

Семён чуть не выругался вслух. Участковый придвинул самый красивый стул, и Бугаев опустил на него Блошкину.

— Ох, милые! — Старушка вздохнула и перекрестилась. — Никак, дых появился. Ну, думала, совсем конец старухе. — Голос у неё стал сладенький, елейный.

— Может, всё-таки в город, в хорошую больницу отправить? — сдерживая улыбку, спросил участковый.

— В город, в город… — проворчала Блошкина. — За домом кто смотреть будет? Ты, что ли? Всё растащут, разнесут… И варенье ещё не сварено. Надо было нашего доктора вызвать, Глобуса.

— Не знаю я никакого Глобуса! — покачал головой Аникин.

— Знаешь! Толстый такой. В кабину «скорой» не умещается.

— Ну, хватит! — негромко, но строго сказал Бугаев, досадуя на то, что оказался втянутым в этот спектакль с болезнью. — У нас, Зинаида Васильевна, дело важное и срочное. Про вашего Глобуса потом с участковым инспектором поговорите. Ему это, наверное, интересно.

Аникин покраснел.

— А сейчас скажите, кто снимает у вас комнаты?

Наверное, Блошкина поняла, что с этим чернявым, как она окрестила Бугаева, шутки плохи.

— Сейчас тетрадку свою принесу. — И вышла с веранды, пробубнив себе под нос: «Ишь, распоряжается. Тоже мне командир».

— Да, бабуся… — с ехидцей сказал Бугаев.

Аникин промолчал.

— Откуда у неё дом такой большой?

— Профессорская вдова. Физик, что ли, муж у неё был, — вяло отозвался Аникин. — Лет пятнадцать как умер. Заслуженный человек, а бабка на жильцах зарабатывает. Добро бы нуждалась, так ведь за мужа пенсию большую получает…

— Артистка, — осуждающе сказал Семён.

Прошло пять минут, десять. Блошкина всё не возвращалась.

Аникин сказал с беспокойством:

— Что она там, уснула? Или теперь по-настоящему сердце схватило? Ведь бабке сто лет в обед.

— Взгляни.

Аникин пошёл с веранды в дом. Было слышно, как он кричал в коридоре: «Зинаида Васильевна! Где вы?» Хлопнула одна дверь, вторая. И через минуту Бугаев услышал торопливые шаги по зыбким половицам. «Что-то случилось», — подумал он и вскочил со стула.

Аникин раскрыл дверь и сказал с порога:

— Товарищ майор, украли у неё тетрадку. С регистрацией.

— Врёт небось, — Бугаев никак не мог простить Блошкиной её фокуса с обмороком.

— Точно украли. Сейчас она правду говорит.

— Что хоть за тетрадка-то? — поинтересовался Бугаев.

— Домовая книга. По всей форме. Блошкина вести-то вела её, только в милицию на прописку не носила.

Старуха, растерянная, даже напуганная, сидела в маленькой кухне. На столе перед ней лежал целый ворох старых бумаг — жировок, чеков, описаний и технических паспортов купленных лет тридцать назад телевизоров и велосипедов. И прочего, давно, наверное, пришедшего в негодность и выброшенного инвентаря.

Увидев Бугаева, она сказала, разводя веснушчатыми руками:

— Кому моя тетрадка понадобилась?

— Может быть, в другое место засунули? — спросил Аникин.

— Здесь она у меня, голубушка, лежала. С кухни никогда её и не выносила.

— Ладно, не в книге дело, — сказал Бугаев, — вы ведь и без книги своих жильцов, наверное, помните?

— Помню, — кивнула Блошкина. — Чего мне их не запомнить.

— Назовите, — попросил Бугаев и подумал с досадой: «Всего-то и дел — на одну минуту, а завязли на целый час!»

— Валя Терехова на втором этаже в кабинете живёт. Продавщица наша, из гастронома.

Аникин утвердительно кивнул:

— Знаем такую.

— Тоська… — Блошкина сморщилась, напрягая память, и повторила: — Тоська, забыла фамилию… Ездит из города. В мансарде живёт. И Дмитрий Николаевич, пенсионер. Дачник. Живёт только летом.

— Сколько ему лет? — спросил Бугаев.

— Вроде меня, сморчок. — Блошкина кивнула на окно. Бугаев и Аникин увидели в саду благообразного старика с белой головой, сидевшего на скамеечке с книгой в руках.

— А может быть, кто-то в последние дни к вам в гости приезжал? Или к вашим жильцам? — поинтересовался Аникин. — Мужчина какой-нибудь?

— Нет, милый, мужчина в гости не приезжал. Тоську её ухажёр тоже позабыл. Две недели как нету.

— Понятно, — сказал Бугаев, теряя сразу всякий интерес и к Блошкиной, и к её жильцам, и к нескладному старому дому.

— Кто же мою книгу украл? — спросила Блошкина и с надеждой посмотрела на Аникина. — Вы милиция. Поискали бы.