Мясорубка Фортуны - Ольга Вешнева

— Эй! Стой! — из-под елки, словно оживший мертвец из могилы, выполз растрепанный, измазанный черноземом Семен Верховцев. — Ты у меня в долгу, Лизун, — он попытался схватить Лизу за ногу. — Я все равно что кредит тебе выписал. Я отмазал твоего покемона не просто так, а потому что люблю тебя. Честно люблю. Ты теперь должна мне ответить «Да».

— Ничего я тебе не должна, — Лиза отступила на два шага в сторону, — И сам ты покемон, Сенечка. Зеркало дать?

— Когда я стал мэром, в городе было три зудящих занозы, — лирически прошептал городничий, — Семен, Джаник и Марья Марковна. И вот принесло из Питера счастье. Ладно бы Лизка была одна, а то она сперва везде с собой таскала свою якудзу, а теперь еще и приплюсовала вампира. Скоро она заведет огнедышащего дракона и будет прилетать на нем на общественные мероприятия.

— Классная идейка! — громко откликнулась Лиза. — Не подскажете, где здесь продаются маленькие дракончики?

Городничий с размаха хлопнул руками по бедрам. Он никак не ожидал быть услышанным кем-то кроме жены.

Глава 20. КАКОФОНИЯ НЕЖНЫХ ЧУВСТВ

— Не парься, подруга, Валерик отойдет, и все забудется, — Юми подбросила в воздух и поймала предательски молчавший целый день смартфон Лизы. — Я с ним еще поговорю после шоу.

Наша стая приближалась к ярко разукрашенному и освещенному цветными лампочками заведению Джаника Саркисова. Над входом в клуб, чуть ниже изогнутой оглоблей неоновой вывески «Дырявый Джо», висела гигантская ковбойская шляпа с неровной дыркой в тулье.

До представления «гейши» оставался час. За это время Сатибо вместе с поварами ресторана должен был приготовить традиционный японский ужин для посетителей, а Юми — порепетировать в новых костюмах.

— С утра до обеда звонила в администрацию по разным вопросам, и мне говорили, что никого из руководства нет на месте, — рассказала Ичи. — Все начальники разом простудились. Эпидемия гриппа у них, говорят, началась.

— К семи часам они выздоровеют, и придут сюда, — уверенно предположила Юми. — Вот увидишь.

Я открыл стеклянную дверь и пропустил девушек вперед. В зале ресторана, украшенного круглыми фонариками, рыбками и птичками из бумаги и искусственными ветками сакуры стоял нетерпеливый гул. За каждым из маленьких круглых столиков, накрытых вишневого цвета скатертями, сидели локоть к локтю и коленка к коленке от семи до девяти посетителей, и далеко не все они были мужского пола. Я ненароком подслушал тихую беседу двух богато одетых дамочек.

— Выйдет ли шеф-повар дня на сцену? — волновалась одна из них, с тощей лупоглазой собачонкой на коленях.

— Я так этого хочу! — ее подружка прижала скрещенные пальцы к туго обтянутому зрелой кожей подбородку, — Пусть волшебная земля исполнит мою мечту, и Сатибо снимет на сцене свой колпак, а потом и форму… Медленно, эротично…

— Присоединяюсь к твоей мечте! Давай материализуем ее вместе! — дама с собачкой крепко зажмурилась…

Я прошел мимо их столика.

— Ой! — не успев мысленно загадать желание, дама с собачкой вздрогнула и открыла глаза.

Дело в том, что лупоглазая животина, почуяв вампирский запах, со страху обмочила хозяйкину юбку.

— К вашему столику я никого не подпускал, — нас с Лизой тепло встретил хозяин заведения — вымытый, выбритый и напудренный, словно кавалер петровской эпохи. — Для тебя, Тушкан, я специально отжал говяжьи печенки, а тебе, Лизок, предлагаю на выбор коронные блюда вечера Гейши: печеную утка по-японски с вишней, роллы с фугу, соленый лосось, вымоченный в сливовом вине.

Под левым глазом Джаника просвечивал из-под белил сочный фингал.

— Возьму что полегче. Роллы, — выбрала Лиза.

— Вам полный уважамс за «добро» на вечер Гейши, — во весь рот улыбался Джаник. — Я весь ваш. Без лишнего базара принесу любое блюдо из меню. Вино, коньяк и водочку вытащу из личного погребка… знаете, подарки всякие… Чисто для тебя, Тушкан, красное парижское «Божоле» тыща восемьсот сорокового года! Мне его в девяносто втором директор мебельного магазина принес за крышу.

— Несите «Божоле», — я утаил от радушного хозяина, что вампиры не могут употреблять спиртные напитки.

Мне хотелось угостить свою девушку редким вином.

— Не видел, куда смотались Мио и Ичи? — погоняв глоток коллекционного вина во рту, Лиза драматически сложила брови домиком.

— Всего вероятней, они помогают Сатибо на кухне.

— Да-да, — Лиза готовилась начать разговор, настолько сложный для нас обоих, что она боялась к нему притронуться как кухарка к раскаленному горшку.

Я заранее подготовил ответы на самые каверзные вопросы и продумал, как побыстрее пресечь неудобные темы. Наша совместная жизнь с хозяйкой мясокомбината становилась все более опасной для меня — тем, что мне все меньше хотелось с ней расставаться, и сама мысль о том, что рано или поздно наши пути разойдутся как-то исподтишка пугала, словно выскочивший из-за угла размалеванный клоун. Хуже того — мне стали сниться кошмары. В них мы с Лизаветой сидели в саду, почитывая «Волочаровский Вестник» и восхищаясь статьями Юрия Шмыгина. Наш слуга-самурай (не Сатибо!) ставил на беленый стол бамбуковый поднос с кувшином бараньей крови и шоколадно-кокосовыми батончиками. Вокруг бегали пухленькие малыши и лохматые собаки. Вдали паслись лошади…

Вы конечно, удивитесь, любезный читатель, и зададитесь вопросом: «Почему Тихон Игнатьевич называет кошмаром милую, приятную глазу картину?» Я вам отвечу — точно такие же идиллические картины мне представлялись, когда я был влюблен в Полину. Разве что в них не было шоколадных батончиков с кокосовой начинкой, и мой друг — журналист Юрий Шмыгин в ту пору еще и не планировал появиться на свет.

С тех пор я зарекся мечтать о семейном счастье, но назойливые мечты так и лезли в голову супротив моей воли. Благоразумные мысли то и дело уступали им пальму первенства, ну а в Лизиной спальне я совсем думать переставал. То ли сказывалась на мне ее хваленая «особая власть над вампирами», то ли я в самом деле влюбился в нее как юнец бестолковый… В Лизе то вспыхивала дикая страсть сродни оборотнической, то ее накрывала с головой нерешительность столичной интеллигентки, той девушки из высшего общества, которой, как в песне поется, трудно избежать одиночества. Моя пассия вся состояла из противоречий: то внезапный свет моих глаз в полумраке слегка ее пугал, то она сама прикасалась мягкой стороной пальцев к моим вылезшим от перевозбуждения клыкам и просила ее укусить хотя бы слегка. Лиза меня то удивляла и пугала, к примеру, могла резко шагнуть ко мне после романтического ужина при свечах и лизнуть мои окровавленные губы. То она заставляла меня самого за нее бояться: съежится так, сидя на подушке в изголовье кровати, и шепчет по слогам сумасшедшим голосом, глядясь в темный экран смартфона: «Все ме-ня ки-ну-ли… Вся долбаная ад-ми-нист-рация… Я им бла-го-устройство за-ба-ба-ха-ла с хвой-ными круп-но-ме-рами на пол-лимона, а они… тупорылые ублюдки… в лом позвонить…» Я сразу же подползал осторожненько к ней, слизывал с ее щеки невольную слезинку и шептал на ушко: «Не горюй, душечка… Т-с-с», — тут я прижимал палец к ее губам, стараясь не выпустить когти. — «Бранные слова не идут к твоему хорошенькому личику. Куда они денутся, эти ненасытные хапуги, эти жадные жабы-душители… Плюнь ты на них, как на черную кошку поперек дороги… Не звони по десять раз. Сами объявятся».