Лжец на кушетке - Ирвин Ялом

«Если это необходимо, Артур, сделай это. Мне нечего скрывать. Вся терапевтическая общественность будет нам только благодарна».

Потом встал вопрос с микрофоном, который Артуру придется спрятать, чтобы дать полиции возможность записать завершение сделки с Макондо. С каждым днем Артур паниковал все сильнее.

«Маршал, должен быть какой-то другой способ сделать это. Не стоит так легко к этому относиться — я подвергаю себя реальной опасности. Макондо — умный и опытный преступник, он не может так просто дать себя провести. Ты общался с детективом Коллинзом? Скажи мне, только честно: годится ли он на роль соперника Макондо в интеллектуальном плане? Только представь себе, что будет, если он обнаружит этот микрофон, когда мы будем сидеть в клубе?»

«Каким образом?»

«Он как-нибудь догадается. Ты же знаешь его — этот парень всегда на десять шагов впереди».

«Не в этот раз. За соседним столиком будут сидеть полицейские, Артур. И не забывай о завышенной самооценке социопатов. Они же считают себя неуязвимыми».

«А еще поведение социопатов непредсказуемо. Можешь ли ты мне гарантировать, что Питер не выйдет из себя и не начнет палить из пистолета?»

«Артур, это не в его стиле… это противоречит тому, что нам о нем известно. Тебе ничто не угрожает. Запомни, ты будешь находиться в модном ресторане, окруженный бдительными полицейскими. Ты справишься. Ты должен справиться».

Маршала терзало ужасное предчувствие, что Артур может отступить в последний момент, поэтому каждый вечер в разговоре с ним он мобилизовал все свои риторические способности, чтобы поддержать своего пугливого сообщника. Он поделился своими опасениями с детективом Коллинзом, и тот тоже начал всячески успокаивать Артура.

Но надо отдать Рэндалу должное: он сумел справиться с приступом малодушия и ожидал встречи с Маршалом с решимостью, даже хладнокровием. Утром во вторник Маршал перевел двадцать четыре тысячи долларов на его счет, вечером по телефону подтвердил свое прибытие Артуру и помчался в Нью-Йорк.

Вылет задержали на два часа, и он добрался до полицейского участка на Пятьдесят четвертой улице, где должен был встретиться с Артуром и детективом Коллинзом, только в три пополудни. Клерк сообщил ему, что детектив Коллинз ведет допрос, и предложил подождать на потертом кожаном кресле в коридоре. Маршал никогда раньше не был в полицейском участке, поэтому с интересом наблюдал за нескончаемым потоком болезненного вида подозреваемых, которых вверх-вниз по лестнице водили измученные полицейские. Но он засыпал на ходу: он был настолько взвинчен, что не смог уснуть в самолете. Скоро Маршал задремал.

Минут через тридцать клерк легонько потряс его за плечо и провел на второй этаж, где Маршал увидел детектива Коллинза, темнокожего полицейского мощного телосложения, который писал что-то за столом. Крупный дядька, подумал Маршал. Настоящий защитник. Именно таким я его и представлял.

Но дальнейшие события разворачивались совсем не так, как он представлял себе. Маршал представился и был несказанно удивлен формальным тоном детектива. В один ужасный момент стало ясно, что детектив не имеет ни малейшего представления, кто такой Маршал. Да, он детектив Дарнел Коллинз. Нет, он никогда не общался с Маршалом по телефону. Нет, он никогда не слышал ни о докторе Артуре Рэндале, ни о Питере Макондо. Нет, он ничего не слышал о задержании в «Жокей-клубе». Он вообще никогда не слышал о «Жокей-клубе». Да, разумеется, он абсолютно уверен, что не арестовывал никакого Питера Макондо, когда он ковырял свой радиччио. Радиччио? А что это такое?

В голове Маршала разорвалась граната, и взрыв был даже сильнее, чем тот, который произошел несколько недель назад, когда он узнал, что банковский вексель Макондо — фальшивка. У него закружилась голова, и он упал на стул, предложенный детективом.

«Тише, тише. Успокойтесь. Опустите голову между колен. Это помогает». Детектив встал и вернулся со стаканом воды. «Объясните, что случилось? Хотя у меня есть такое ощущение, что я и так знаю».

Маршал, впавший в какое-то оцепенение, рассказал ему всю свою историю. Питер, стодолларовые купюры, Адриана, клуб «Пасифик юнион», велосипедные шлемы, объявление в психиатрическом еженедельнике, звонок Артура Рэндала, деление расходов, частный детектив, «Ягуар», перевод двадцати четырех тысяч долларов, отдел по борьбе с мошенничеством — все, полное описание катастрофы.

Слушая Маршала, детектив Коллинз потрясенно качал головой: «Понимаю, об этом больно говорить. Эй, что-то вы плоховато выглядите. Может, вам прилечь?».

Маршал отказался, качая головой, зажатой в ладонях. «Вы можете говорить?»

«Мне срочно нужно в уборную».

Детектив Коллинз довел Маршала до мужского туалета, где его и вырвало, и вернулся в свой кабинет. Маршал прополоскал рот, умылся, пригладил волосы и медленно вернулся в кабинет детектива Коллинза.

«Вам лучше?»

Маршал кивнул: «Я уже могу говорить».

«Послушайте сначала меня. Давайте я объясню вам, что произошло, — сказал детектив Коллинз. — Это представление в двух частях. Известная схема. Я много раз слышал об этом, но никогда, никогда не видел ничего подобного своими глазами. Нам рассказывали об этом в колледже. Такую аферу может провести только мастер экстра-класса. Исполнитель должен найти особенную жертву: человека умного, гордого… а найдя ее, он жалит дважды… сначала он ловит на жадности… а во второй раз — на желании отомстить. Вот это работа. С ума сойти, я никогда с этим не сталкивался. Здесь нужны железные нервы, потому что в любую минуту все может сорваться. Вот, например, если бы у вас возникло хотя бы малейшее подозрение и вы бы обратились в манхэттенскую телефонную справочную и выяснили настоящий номер телефона полицейского участка, вся операция пошла бы прахом. Не человек, само самообладание. Высший пилотаж».

«То есть надеяться не на что?» — прошептал Маршал.

«Дайте мне эти номера телефонов, я их проверю. Я сделаю все, что в моих силах. Но, сказать по правде… Вы хотите услышать правду?.. Надежды нет».

«А что с настоящим доктором Артуром Рэндалом?»

«Возможно, он уехал в отпуск. Макондо получил доступ к его голосовой почте. Это не так уж и сложно».

«Может быть, можно выследить его сообщников?» — спросил Маршал.

«Каких сообщников? Их нет. Его подружка, наверное, исполняла роль оператора в полицейском участке. А остальные роли он играл сам. Эти ребята — хорошие актеры. Они сами имитируют все голоса. А это парень — отличный специалист. И он уже далеко. Можете быть уверены».

Маршал, опираясь на руку детектива Коллинза, спотыкаясь, спустился вниз по ступенькам. Ему предложили доехать до аэропорта в полицейской машине, но он отказался, поймал такси на Восьмой авеню, добрался до аэропорта, купил билет на ближайший самолет до Сан-Франциско, словно в тумане доехал до дому, отменил всех пациентов на неделю и забрался под одеяло.

Глава 29

«Деньги, деньги, деньги… Кэрол, неужели мы не можем поговорить о чем-нибудь другом? Давайте я расскажу вам одну историю о моем отце, и все вопросы о моем отношении к деньгам отпадут сами собой. Это произошло, когда я был совсем маленький, но я слышал эту историю еще много раз — она стала частью семейного фольклора». Маршал медленно расстегнул «молнию» на спортивной куртке, снял ее и, проигнорировав протянутую руку Кэрол и предложение повесить ее на вешалку, бросил куртку на пол рядом со своим стулом.

«У него была крошечная бакалейная лавка — шесть на шесть метров, на перекрестке Пятой улицы и Р-стрит в Вашингтоне. Мы жили над магазином. Однажды в лавку зашел покупатель и попросил пару рабочих перчаток. Мой отец, показав на заднюю дверь, сказал, что ему нужно принести их из кладовой и это займет пару минут. Дело в том, что кладовой там не было. Задняя дверь вела на аллею. Отец галопом промчался два квартала по этой аллее к открытому рынку, купил там пару перчаток за двенадцать центов, прибежал обратно и продал их покупателю за пятнадцать центов».

Маршал вытащил носовой платок, обстоятельно высморкался и без тени цмущения вытер со щек слезы. После возвращения из Нью-Йорка он оставил все попытки скрыть свою ранимость и плакал теперь почти на каждой встрече. Кэрол сидела молча, давая ему выплакаться, и пыталась вспомнить, когда последний раз видела плачущего мужчину. Джеб, ее брат, никогда не плакал, хотя его постоянно все обижали: отец, мать, хулиганы в школе, — причем иногда только для того, чтобы довести его до слез.

Маршал закрыл лицо платком. Кэрол перегнулась через стол и сжала его руку: «Вы плачете о своем отце? Он еще жив?»

«Нет, он умер совсем молодым, эта бакалейная лавка стала его могилой. Слишком много беготни. Слишком много трехцентовых сделок. Когда я думаю о зарабатывании денег, или о потере денег, или о разбазаривании денег, перед моими глазами всегда встает эта картина: мой дорогой отец в этом белом фартуке, стремглав несется по этой замусоренной аллее, ветер в лицо, развевающиеся черные волосы, хватает ртом воздух, а в победоносно поднятой руке, словно олимпийский факел, — пара двенадцатицентовых перчаток».