История московских кладбищ. Под кровом вечной тишины - Рябинин Юрий Валерьевич

Таким образом, у московских армян осталась одна небольшая церковь Сурб Арутюн (Воскресения Христова) на Армянском Ваганьковском кладбище.

Это кладбище появилось тоже довольно давно: 21 апреля 1805 года указом Московского губернского правления московским армянам был выделен участок земли в две десятины рядом с православным Ваганьковским кладбищем для устройства на нем места захоронения умерших. Через десять лет здесь была построена упомянутая церковь Сурб Арутюн, в которой затем обрели покой многие представители династии Лазаревых.

Армянское кладбище невелико. Но здесь похоронено столько знаменитостей, сколько не найдешь на иных московских куда как более обширных погостах.

Начнем хотя бы с писателей. На Армянском кладбище покоится Андрей Платонович Платонов (1899–1951), автор романа «Чевенгур», повестей «Ювенильное море», «Котлован» и многих других произведений, которые во второй половине 1980-х, одновременно с политической перестройкой, показали совершенно неожиданную, абсурдную сторону советской повседневной жизни. Но это отнюдь не антиутопии в духе Оруэлла и Хаксли. Это шокирующий реализм, сродни лагерной литературе. Только, пожалуй, еще более пронзительный и щемящий. Потому что лагерные сенсации, они хотя бы отчасти оправданы местом действия. Но когда нечто подобное или даже худшее происходит там, где якобы так вольно дышит человек, это вызывает ни с чем не сравнимое потрясение, оторопь. И самое потрясающее, что герой Платонова — маленький человек — чаще всего считает это нормальным.

Точно так же как и Иван Денисович считал свое существование под лагерным номером не самой не сложившейся жизнью, а, в общем-то, приемлемой…

Андрей Платонов жил в Москве с 1927 года. Он сменил несколько адресов. Вначале поселился в общежитии неподалеку от Лубянки. Затем переехал в Замоскворечье, в полуподвал. Здесь он написал повесть — сатиру на коллективизацию — «Впрок. Бедняцкая хроника». Повесть эта попала к главному советскому литературному критику, от внимания которого, кажется, не ускользал ни один рассказ, в каком бы конце его необъятного удела он ни вышел: Сталин жирно зачеркнул в заголовке слово «бедняцкая» и написал «кулацкая»! Вскоре со статьей «Кулацкая хроника» на Платонова обрушился Фадеев. Это было отлучением от литературы. Платонов перестал печататься, но не перестал писать. Именно в этот период он написал все свое самое лучшее, ставшее впоследствии знаменитым.

Последний адрес Андрея Платонова — Тверской бульвар. Здесь в пристройке к зданию Литературного института он прожил более двадцати лет. Теперь на этом здании мемориальная доска великому писателю.

На Армянском кладбище все друг от друга неподалеку. Поэтому не будет ошибкой сказать, что неподалеку от Андрея Платонова покоится лучший советский и русский автор исторических сочинений — Василий Григорьевич Янчевецкий, известный больше под псевдонимом Василий Ян (1875–1954). В последние лет двадцать историческая художественная литература стала чрезвычайно популярна. Многие авторы сделали на этой волне себе имена. Но их можно читать только в том случае, если прежде не попадался Ян. После Василия Яна почти никого, за редчайшим исключением, из этих бесчисленных сочинителей-«историков» читать невозможно. По сравнению с его произведениями большинство современных исторических сочинений кажутся убогими потугами дилетантов, этакой непритязательной компиляцией источников. А у читателя Яна неизменно складывается иллюзия, будто автор — очевидец или даже участник описываемых событий. Но это не удивительно, если иметь в виду, что Василий Ян — огромный талант. В своем жанре он неподражаем. Вот некоторые его произведения: «Чингисхан», «Батый», «К последнему морю», «Юность полководца», «Финикийский корабль». На удивление, переиздается Василий Ян в наше время не так уж и часто.

На кладбище так же могилы поэта Симбата Симоновича Шах-Азиза (1841–1907/08), писателей: Марии Давыдовны Чернышевой (Марии Марич, 1893–1961), автора романа о декабристах «Северное сияние»; Александра Никаноровича Зуева, Мариэтты Сергеевны Шагинян (1888–1982), автора тетралогии о Ленине.

На главной дорожке кладбища не может не привлечь внимания обширный мемориал, в центре которого полулежит высеченный в камне человек средних лет. Это памятник нефтепромышленнику и меценату Николаю Лазаревичу Тарасову (1882–1910), деду прославившегося в 1980-е, тоже предпринимателя, Артема Тарасова. Этот последний Тарасов потряс тогда всю страну тем, что, будучи членом КПСС, он со своих доходов от индивидуальной трудовой деятельности заплатил такие партийные взносы, что многозначная цифра не уместилась в соответствующей графе его партбилета. Впоследствии Артем Тарасов был депутатом Государственной Думы России. Теперь живет в эмиграции — в Лондоне.

А ровно напротив мемориала Н. Л. Тарасову, через дорожку, в невеликой оградке стоят несколько невзрачных серых гранитных дощечек, на одной из которых, среди прочих имен, выбито коротко и малоинформативно:

Нагорный В. Э.

ск. в 1975 г.

Об этом человеке нужно начинать рассказывать издалека. Право, он того стоит.

На Воробьевых горах, на виду у всей столицы, стоит ветеран советского спорта — Большой Московский трамплин. Прыгают лыжники в последнее время с него крайне редко, может быть, раз или два в год. И собирается посмотреть на соревнования теперь далеко не вся Москва, как это было прежде: так, отдельные зеваки, забредшие погулять на Воробьевку. Недавно нам как-то случилось даже услышать такую реплику одной представительницы этой далекой от спорта публики: а они соревнуются, кто выше прыгнет?

Кто выше прыгнет!.. В чем-то неспортивная и неискушенная девушка права. В конце концов, спорт — это борьба за право хотя бы на миг оказаться именно выше прочих…

Спорт на Воробьевке вообще имеет давние традиции. Еще до революции здесь на берегу реки существовала гребная база. А в 1928 году на недавно переименованных Ленинских горах проходили некоторые состязания первой Всесоюзной спартакиады: никакого спортивного комплекса в Лужниках тогда никто еще даже и не проектировал, а сама лужнецкая излучина представляла собою сплошные огороды, которые весной иногда заливало водой до самой Окружной железной дороги.

Первый трамплин на Ленгорах был построен в 1936 году. Он находился у Троицкой церкви. И там до сих пор еще можно различить его нижнюю часть — гору приземления, — заросшую, но вполне узнаваемую. Проектная мощность того трамплина составляла порядка 40–50 метров, что по тем временам считалось очень немало. Тогда прыжок на лыжах с трамплина входил в норматив ГТО. И в предвоенные годы на Ленгорах нередко можно было наблюдать такую картину: к трамплину подвозили роту солдат, и служивые, нацепив убогие лыжи прямо на сапоги, друг за дружкой скатывались с трамплина. Норматив считался сданным, если испытуемый устоял на ногах и не потерял в полете буденовку.

А в 1953 году на Ленгорах по проекту инженера Галли был построен новый величественный трамплин, который так с тех пор и именуется — Большой. Хотя по нынешним меркам он совсем не большой. При его проектной мощности в 60–65 метров длина прыжка с Большого достигала от силы 80-ти метров. Но для своего времени это даже по мировым меркам был очень неплохой трамплин. Многие известные заграничные мастера приезжали тогда в Москву, чтобы испытать свои силы на русском трамплине: чемпионы мира — норвежцы Кнудсен, Стенерсен, финны Кяркинен, Вуоринен, немец Глас и т. д. Само собою, московский Большой являлся лучшим и главным трамплином в СССР. В 1950-е годы на нем проходили все чемпионаты Союза по прыжкам на лыжах.

Тогда же, в начале пятидесятых, настоящий подвижник лыжного спорта, одаренный тренер и педагог Владимир Эдгарович Нагорный организовал на Ленгорах спортивную школу, набрал команду самых перспективных с его точки зрения мальчишек и по какой-то особенной своей методике, по собственному, как теперь говорят, know-how, стал готовить из них мастеров — летающих лыжников. Результаты его деятельности оказались впечатляющими: Москва вскоре превратилась в безусловного лидера в этом виде. Большинство лучших советских прыгунов были москвичами. Почему и победа в первенстве Москвы считалась тогда достижением не менее почетным, нежели в чемпионате СССР.