На берегах Дуная - Илья Маркин

— Ну что вы намалювали? Снаряды-то где, снаряды? Чем будете давать этот огонь?

Снарядов попрежнему не хватало. Центральные переправы через Дунай в городе Дунафельдвар и в селе Дунапентеле пришлось разрушить. В этих районах немцы вышли на дунайский берег. Паромная переправа в селе Эрчи работала с перебоями. Она находилась под непрерывным огнем артиллерии противника. Оставался единственный понтонный мост в пригороде Будапешта — Чепель. Но и он был до предела загружен: из резерва Верховного Главнокомандования шли танковый и стрелковый корпусы. Опять пришлось перебрасывать боеприпасы через Дунай на самолетах.

Цыбенко выкраивал снаряды и мины только для поражения наиболее важных целей. Он исчеркал карту и, отодвинув ее, потребовал вторую. Целей было слишком много, и все они казались важными, наиболее опасными.

Штаб генерала Тяжева трудился над решением, казалось, неразрешимых вопросов. Нужны были танки и самоходные орудия, а их было недостаточно. Генерал Тяжев теребил ремонтников, требуя быстрее восстанавливать подбитые машины, считал и вновь пересчитывал уцелевшие танки и самоходки, раздумывал, где и как использовать их. Все было нужно, все находилось в бою. Ни одной свободной машины. Прорвется где-нибудь противник — и маневрировать нечем. Теперь Тяжев счет вел не подразделениями и частями, а отдельными машинами.

— Владимир Николаевич, — подозвал он своего начальника штаба, — с правого фланга снимем две тридцатьчетверки и три самоходки, от города Секешфехервар — пять танков и одну самоходку. Сейчас доложу командарму, и оттянем их на берег озера Веленце. А вы не слезайте с ремонтников, к утру чтоб девять машин были вот здесь, у нас на КП.

В доме армейского инженера обезлюдело. Только, скучая, сидели машинистка и чертежница. То одна, то другая из них неизменно отвечали на бесконечные звонки:

— Никого нет… Все уехали на передовую… На передовую, говорю, уехали все… Ну, товарищ, что же я могу сделать? Скоро должны вернуться.

А инженеры в это время вязли по колено в снегу на полях и обочинах дорог, устанавливали противотанковые мины и фугасы, преграждая пути фашистским танкам и пехоте. Саперов не хватало. Каждому приходилось работать за троих-четверых. На постановку мин и фугасов были брошены все офицеры — полковые, дивизионные и корпусные инженеры, офицеры инженерных штабов, даже тыловики саперных подразделений и частей.

В политотделе армии беспрерывно хлопали двери, возле домов гудели машины, фыркали подседланные лошади, выхлопывали на малом газу мотоциклы. Полковники, подполковники, майоры, капитаны и лейтенанты, политотдельцы корпусов и дивизий, парторги и комсорги, редакторы газет и корреспонденты заходили к полковнику Смирнову, к инструкторам и инспекторам политотдела, получали указания и спешили на передовую. Часам к двенадцати ночи в политотделе стихло. Сиротливо стояли пишущие машинки, посыльные сметали груды окурков. А в ротах, эскадронах и батареях к этому времени заканчивались партийные и комсомольские собрания, в траншеях и окопах беседовали с солдатами политотдельцы армии, корпусов, дивизий.

В редакции армейской газеты заканчивался набор очередного номера. «Бей фашистские танки!», «Сильнее, гвардеец, удар по врагу!», «Сталинградским ударом круши вражескую броню!» — на сырых оттисках чернели призывные заголовки.

Редактор газеты — смуглолицый грузин Меликадзе — передал пачку оттисков наборщику и крикнул в соседнюю комнату:

— Где наш поэт? Когда же будут его стихи?

— Еще не приехал с передовой, — отвечали ему.

— Почему? Без стихов номер не пойдет, не пойдет!

— Готовы, — вбежал взволнованный, с ног до головы засыпанный снегом майор.

— Давай, дорогой, давай немедленно, — бросился к майору Меликадзе, — как воздух, твои стихи нужны.

Суета и тревожное напряжение царили и в других отделах полевого управления гвардейской армии. Все ждали усиления ударов противника и готовились к отражению этих ударов.

Командующий, член Военного совета и начальник штаба армии сидели вместе. К ним стекались сведения обо всем, что происходило на фронте, в соединениях и частях, в тылах и в полевом управлении армии. Казалось, просторный восьмиоконный кабинет не в силах вместить всего, что каждый час вливалось сюда. Три молчаливых генерала, выслушивая доклады и донесения, без слов понимали друг друга. Дубравенко изредка выходил из кабинета и быстро возвращался. Шелестов вполголоса говорил по телефону с заместителями командиров корпусов и дивизий по политической части, с начальниками политотделов, с командующими родами войск армии.

Алтаев почти ни с кем не разговаривал. Его склоненная над картой голова блестела в лучах электрической лампочки, локти уперлись в стол, широкие плечи устало клонились вниз. Он, не изменяя положения, выслушивал доклады Дубравенко, отрывистым «хорошо» соглашался с его предложениями или так же отрывисто — одним-двумя словами — возражал.

До двенадцати часов ночи никаких изменений на фронте не произошло. Из корпусов и дивизий докладывали, что все войска находятся в боевой готовности и ждут ударов противника. Южнее села Барачка разведчики захватили в плен солдата танковой дивизии «SS» «Мертвая голова». Он показал, что в эту ночь, в ночь на 26 января, назначен решительный штурм обороны гвардейцев и фашистские танковые дивизии прорвутся в Будапешт. Во всей полосе армии немецкие самолеты разбросали листовки. Одну из них принесли в кабинет командующего. На четвертушке плотной бумаги крупным шрифтом было напечатано: «Бойцы гвардейской армии! Вы окружены, отходите в район Бичке, Торбадь. Толбухин».

— Поторопились, господа Гитлер и Гилле, — прочитав листовку, встал Алтаев, — слишком поторопились. Терпенья не хватило.

Он скомкал листовку и отшвырнул ее в угол.

— Наши солдаты не поверят этой брехне. Они похлестче читали и в более страшное время — и не верили! А нам с вами, товарищи, подумать нужно, очень серьезно подумать, — обратился он к члену Военного совета и начальнику штаба, — почему они эти листовки разбросали именно сейчас, ночью?

Он шагнул от стола и подошел к Шелестову.

— Вчера не бросали. И позавчера не бросали, а сегодня рассеяли по всем полям.

— Замысел их ясен, — заговорил Шелестов, — внести хоть какую-то панику в наши войска, деморализовать их в самую решительную минуту и ударить. Но все это чепуха! Самое главное в этой листовке — направление отхода.

— Вот именно, — резко взмахнул рукой Алтаев, — направление отхода.

— Расчищают пути для своей ударной группировки, — сказал Дубравенко и усмехнулся, — глупо, но внимания заслуживает. «Отходите на Бичке и Торбадь». Это как раз наш правый фланг. Значит, они думают расчистить себе дорогу на нашем левом фланге.

— Безусловно, — подтвердил Алтаев, — безусловно. Между Дунаем и озером Веленце. И главным образом по основной магистрали от озера Веленце на Будапешт. Весь шум перед правым флангом и центром армии — это демонстрация, попытка обмануть нас, сковать наши силы и ослабить наш левый фланг. Только ничего из этого у них не выйдет, ничего!

Алтаев отошел от Шелестова, присел на стул и взглянул на карту.

— Все танки и самоходные орудия с правого фланга и центра снять, — тихим, спокойным голосом продолжал он, — снять и подтянуть к левому флангу. Вторые эшелоны и резервы правофланговых и центральных дивизий подготовить к переброске на левый фланг. Сюда же собрать всю армейскую артиллерийскую группу и все истребительно-противотанковые артиллерийские полки. Мы оголим свой правый фланг и центр, но зато разгромим противника на главном направлении.

— Без риска ничего не бывает, — поддержал Шелестов, — а этот риск вполне разумный и крайне необходимый.

— Только быстрее, быстрее перебрасывать все. Противник вот-вот перейдет в наступление.

— Прорвать оборону сразу ему не удастся, — возразил Дубравенко, — пусть даже на очень узком участке сосредоточит все силы и средства. Для преодоления нашей обороны потребуется время.

— Это верно, — согласился Алтаев, — только всегда нужно рассчитывать на худшее. Это не перестраховка, а здравый смысл и бальзам от зазнайства, от самодовольства и самоуспокоенности.

Алтаев вызвал к себе начальников родов войск армии, посоветовался с ними, что целесообразнее перебросить на левый фланг, и приказал отдавать распоряжения войскам.

Через полчаса из штабов корпусов и дивизий потекли доклады о начале движения танков, самоходных орудий, пехоты и артиллерии в сторону левого фланга армии. Для встречи их выехали офицеры управления армии.

Был уже второй час ночи. Движение и шум в расположении противника не прекращались, но вражеская артиллерия попрежнему молчала. По всему фронту взлетали в воздух осветительные ракеты, трещали автоматные и пулеметные очереди, отбивая попытки разведчиков проникнуть к вражескому переднему краю. Главные силы и той и другой стороны огня не вели.