Одлян, или Воздух свободы: Сочинения - Леонид Габышев

Мать вскочила с кровати и, перешагнув сестру, стала перед диваном.

— А ну-ка — вставай! Галя, ложись на его место!

Молча сменялись с сестрой местами.

Утром позвонил на работу.

— Сегодня беру ученический.

Вернулся в комнату и увидел: Вера проснулась, и ласково поздоровался. Она не ответила. И за завтраком молчала.

— Вера, Вера, что с тобой? Ты вчера была такая… а сейчас…

— Отстань…

После завтрака вертелся возле нее, стараясь развеселить, но она оставалась холодной.

Днем погуляли, а к вечеру Вера стала разговорчивее.

— То ли пойти на свидание? — сказала она.

— На какое свидание?!

— Да за мной с электрички парень увязался и проводил чуть не до самого дома. Назначил свидание на семь часов. Я сказала: не обещаю, а он упрашивал, и я предложила: если не приду сегодня, то завтра. — Она посмотрела на свои новые часы. — Через тридцать минут будет ждать.

— Как могла ты, идя к такому симпатичному парню, чью фотографию я тебе выслал, еще и с другим назначить встречу?

— Он тоже симпатичный и так сильно упрашивал, что я подумала: если Женя плохо встретит, уйду к нему. Ночевать-то где-то надо. Волгоград хочется посмотреть. Мамаев курган в особенности.

— Ну и как поступишь? Плохо тебя встретили? Пойдешь на свидание?

— Нет, встретили хорошо, — она улыбнулась, — не пойду.

Вскоре пришла мать и Галя с женихом.

— Так, — закричал Гена, раздеваясь, — в субботу едем в цирк и на Мамаев курган.

Вера обрадовалась и весь вечер была веселая.

Ночевать Галя пошла к сестре, Коля лег на кровать, мать постелила себе на полу, а Вера осталась на диване.

Утром ушел на работу и не переживал, что Вера уедет. Ей так хочется Волгоград посмотреть!

Работая, думал: «Загадочная. Не успела приехать, как с незнакомым свидание назначила… Да, помешала мать. Плохо, что в одной комнате живем… А это хорошо, что она меня не помнит».

В субботу Коля, Вера, Галя, Гена и их друзья поехали в цирк. Погода ветреная, и на Мамаев курган решили не ездить.

Когда шли с электрички, Вера сторонилась Коли, и он отстал от них.

В цирке, в буфете, взяли две бутылки шампанского. Закусывали шоколадными конфетами. Но Коле веселее не стало.

В зале они сидели рядом, и когда брал за руку, отдергивала ее.

Программа «Цирк на льду» была интересной. В середине представления на коньках выбежал пьяный петух и, прокукарекав и прокатившись по кругу, исчез за ширмой.

Но Коля был грустный.

Дома не знал, чем развеселить Веру и как себя с ней вести.

Пообедав, села на диван, а Коля встал перед ней.

— Верочка, Вера, я даже не знаю, как мне с тобой разговаривать. В первый вечер ты была такая веселая, а потом…

Она скользила взглядом по комнате, как бы не замечая и не слушая его.

Отошел к окну. Ничего с ней не получалось. Погостит немного, посмотрит город, Мамаев курган и уедет домой. «Что предпринять? Чем заинтересовать? — мучительно думал он, глядя в окно. — А не рассказать ли ей о себе? Все. Как она, ничего не зная, помогала мне, когда я сидел. Ведь только ею жил и выжил ради нее. А что, расскажу — и тогда или уйдет, или…»

— Вера, — он обернулся, — Верочка, я не сказал в первый день, почему я тебе пять лет не писал. Я просто не решался сказать об этом, боясь, что ты от меня уйдешь. Я и сейчас не знаю, как это сказать. Пойми меня правильно, почему я молчал. Я пять лет сидел в тюрьме.

Она внимательно на него смотрела.

— Я так тебя любил, но, когда меня посадили, не мог тебе писать из тюрьмы. Пришлось бы от своего имени, а я боялся, даже уверен был: ты не ответишь. Весь срок только и думал о тебе. Часто сидел в карцерах, замерзал, и не раз хотел покончить с собой, но ты помогла выжить. Ты была для меня небесной, недосягаемой, и я к тебе стремился. Освободившись, написал письмо. Вера, пойми, я был преступником, но ради любви завязал. И помогла ты! Я люблю тебя! Ты не ответила на мое письмо, и я написал рассказ. Рассказ о себе. И о тебе тоже. Посылал в редакции, хотел, чтоб опубликовали и ты, прочитав его, поняла бы: ради тебя отошел от той жизни. Ты из меня сделала человека! Теперь учусь в одиннадцатом классе, работаю и хочу поступать в институт. И все ради тебя! Да что говорить! Прочти рассказ. Его не опубликовали — слабо написан. А если б опубликовали, и ты прочитала, то не поняла, что автор этого рассказа — я. Ведь ты забыла мою фамилию. Я писал этот рассказ и думал: он поможет завладеть твоим сердцем.

Достал рассказ, и Вера углубилась в чтение. Заметил: она увлечена, даже полностью поглощена отверженным редакциями рассказом.

Закончила одну тетрадь и начала вторую. Вот ее брови дрогнули, и черные глаза наполнились слезами. Она смахнула их. Слезы не давали читать быстро, и она медленно переворачивала страницы.

Рассказ прочитан. Вера медленно подняла влажные глаза.

— Я ТОЖЕ ТОЛЬКО ОСВОБОДИЛАСЬ ИЗ ЗОНЫ…

— Вера, Верочка, а ты по какой статье?

— По двести шестой. На танцах с девчатами похулиганили. И дали шесть месяцев. Ты ради меня стал человеком, вот и воспитывай меня.

— Верочка, ну и Бог с ним, что и ты сидела. Я люблю тебя, и это главное. Что мне тебя воспитывать, ты и так хорошая. В нашей стране в тюрьму угодить может каждый, да и вся страна — зона.

Она повеселела.

— Хочу курить, — сказала она.

— Ты куришь?

— Давно.

— А ведь я ради тебя в тюрьме курить бросил.

— Ну вот, ради меня бросил, ради меня и начинай. Или воспитывай, чтоб не курила.

— Но у меня нет курева.

— У меня есть, — она достала из сумочки пачку дешевых сигарет.

— Надо открыть окно, а то мать придет, а дым коромыслом.

Он распахнул окно и взял сигарету.

— Я три дня не курила, — затягиваясь, говорила Вера.

Затянулся и Коля, обняв ее.

Покурив, закрыл окно и прошептал:

— Я люблю-ю те-бя-я…

Поцеловались, и Вера стала веселая.

На диване ласкал ее и целовал, целовал, целовал. Упругое тело было податливым.

— Вера, — он провел ладонью по ее лицу, — Верочка, — повторил нежно и прошептал в самое ухо, — может, разобрать диван?

Она полулежала с закрытыми глазами и выдохнула:

— Да-а.

Поставил замок на предохранитель.

— Отойди, я разденусь, — сказала она, и он зашел за шифоньер.

Вскоре услышал протяжное: «Все-е-е».

В первую секунду ощутил: лежит на огне, и понесся по стране удовольствия. В азарте проскочил один отрезок блаженного пути и устремился дальше, целуя полыхающие в огне страсти губы. Вера, часто дыша и постанывая, впивалась ногтями в его спину. Одеяло свалилось. Он побаивался, как бы не устал первым. Но благословенную гонку любви по долине страсти закончили вместе. Тоном, которому нельзя не повиноваться, Вера сказала:

— Зайди за шифоньер.

Оделись, и Коля спросил:

— Не боишься забеременеть?

— Не боюсь. Знаю, что надо делать.

— Вера, милая, давай поженимся?

Она подняла на него глаза.

— А где жить будем?

— Жить? — переспросил он, — как где, здесь.

— Зде-е-есь, — протянула она, — но вас трое в одной комнате.

— Галя с Геной летом поженятся, и мы с матерью останемся.

— Но как будем жить втроем в одной комнате?

— Пока поживем, а потом чего-нибудь придумаем. Возможно, вступлю в кооператив. У матери есть тысяча рублей, когда уезжала из Сибири, продала дом.

— Сколько лет пройдет, пока получим кооперативную?

Коля не ответил.

— Ты по третьему разряду получаешь сто десять рублей, а еще хочешь в институт поступать. И я, когда устроюсь, тоже больше сотни получать не буду. А сколько у вас в городе надо платить, чтоб снять однокомнатную?

— Рублей тридцать-сорок.

— На сто пятьдесят придется жить. На одно курево, если курить вдвоем, уйдет более двадцати рублей. А на еду? И сколько на одежду останется? Ее ни у тебя, ни у меня нет. И обстановку купить надо.

— Да придумаю чего-нибудь. Найду другую работу, где больше платят.

Вера молчала.

— Об этом еще поговорим, а сейчас пойдем на Волгу. У нас в Заканалье хорошая набережная.

Смеркалось. Ветер поутих, но было зябко. Коля читал стихи.

Подходили к набережной. Впереди маячил громадный памятник Ленину. Он был в лесах.

— Ого, — сказала Вера, — сколько он метров?

— Не знаю, но говорят самый большой памятник Ленину. На этом месте стоял бронзовый Сталин, но его свалили. Потом начали строить этот, из железобетона. Скоро закончат. А сколько он метров, суди сама: каблук Сталина был в рост человека. А памятники одинаковые.

По широкой лестнице спустились к незамерзшей Волге. У воды ветер сильнее, и они спрятались у подножия в нишу.

— Весной здесь поднимается вода на несколько метров и вон те ступени все в воде. Я тебе стихи почитаю.