Петербургские очерки - Пётр Владимирович Долгоруков

уже не вмешиваясь в политику и даже избегая ее. Масонство в России преобразилось в общество взаимного вспомоществования и поддержки взаимной; богатые масоны щедро помогали бедным; люди влиятельные, сильные, имеющие связи, усердно покровительствовали своим собратьям: хотел ли масон получить какое-либо место, искал ли выиграть процесс, все масоны помогали ему своим влиянием, и эта поддержка, тем более сильная, что оставалась тайной и невидимой, много способствовала карьере Ланского. Он, доселе председатель тайной петербургской масонской ложи, точно так, как недавно умерший Сергей Павлович Фонвизин, был до самого конца жизни своей председателем тайной московской масонской ложи. Ланской, от природы ленивый, беспечный и бестолковый, промотал почти все имение жены и детей своих.

Поселясь после своей свадьбы в Москве, он, влиянием масонов, избран был в совестные судьи и оказался совершенно непонимающим дело. Его назначили губернатором во Владимир: вскоре по губернии пошел хаос. Куда девать бестолкового губернатора? Разумеется, в кладовую, куда сваливают все бесполезное, — в Сенат. И Ланского сделали сенатором. Оказалось, что он вовсе не понимает дел. Его сажают в почетные опекуны Петербургского воспитательного дома. Казалось, делать почетным опекуном человека, промотавшего имение жены и детей, — противно всем понятиям здравого рассудка, но разве русское правительство действует по наитию здравого рассудка? У нового почетного опекуна пошел ералаш во вверенных ему делах. Тогда, отчасти поддержкой масонов, отчасти покровительством своего родственника князя Чернышева (мать коего была Ланская), Сергей Степанович был назначен 1 января 1850 года членом Государственного совета. Тут он был, конечно, на своем месте среди всех стариков, бездарных и бесполезных, наполняющих эту государственную богадельню. Неспособность Ланского не могла в Петербурге остаться без награды. 1 января 1851 года он получил чин действительного тайного советника, высшую гражданскую степень в парнике дураков, именуемом табелью о рангах. Кроме того, судьба готовила Ланскому будущность, им вовсе неожиданную.

С 1852 по 1855 годы министром внутренних дел находился Дмитрий Гаврилович Бибиков, имевший целью ввести во всей России сельские инвентари{119}, чтобы по прошествии немногих лет перейти к полному освобождению крестьян с землей и вознаграждению помещиков финансовыми мерами. Император Александр, будучи великим князем, сильно противился освобождению крестьян и при всяком случае изъявлял особое нерасположение к Бибикову. Сей последний навлек также на себя ненависть пронырливого князя Орлова и лукавого Дубельта, под именем ленивого и беспечного Орлова самовластно управлявшего тайной полицией. Предшественники Бибикова в Министерстве внутренних дел имели слабость дозволить Дубельту не только вмешиваться во многие дела этой важной ветви управления, но еще иногда и решать эти дела самовольно. Бибиков, что называется, осадил Орлова и Дубельта, и они, воскипев гневом, всеми силами старались раздувать неудовольствие на него нового государя, и без того его не любившего. Орлову хотелось иметь министра внутренних дел, который и по неспособности умственной, и по слабости характера трусливого, безропотного допускал бы вмешательство тайной полиции во все дела, куда ей вздумается запустить свою руку, грязную и жадную; сверх того, Орлов, оканчивающий уже в то время седьмой десяток лет своих, полагал, что все люди, не достигшие 60-летнего возраста, — мальчишки неопытные (мнение, в течение последних тридцати лет весьма распространенное при С.-Петербургском дворе). В 1851 году, во время летней поездки на воды графа Льва Перовского, Ланской четыре месяца управляя Министерством внутренних дел, оказал свою неспособность, но вместе с тем и угодливость III Отделению. Орлов знал, что Ланскому 69 лет от роду; знал, что Ланской не способен ни к чему, что Ланской трус, что Ланской промотался и что ему нечем жить: лучше Ланского ему найти было нельзя. Это была пародия басни лягушек, просящих чурбана в цари: тут мы увидели министров, которые стали просить себе у царя в товарищи чурбана — и получили. Ланской назначен был министром внутренних дел 20 августа 1855 года, через полгода по воцарении Александра II, через полгода после того памятного в русских летописях дня, как Россия имела счастье лишиться Незабвенного.

Но с Орловым случилось, что часто бывает с людьми хитрыми и пронырливыми, но имеющими ум ограниченный: эти люди отлично устраивают мелкие делишки, но вовсе не умеют сообразить дел важных, а тем более государственных. Он упустил из виду, что намерения государя могут перемениться и что тогда Ланской, при Николае бывший приверженцем крепостного состояния, явится эмансипатором точно так, как при Иоанне Грозном он отправился бы на Красную площадь варить людей в котлах и своей рукой подгребал бы уголья под котлы не из жестокости — он вовсе не жесток, — а единственно руководимый теми чувствами, которые со времени татарского ига и до наших дней увлекали большую часть русских сановников творить всякие мерзости. Чувства эти: глупость, трусость и желание сохранить свое место[330].

Через два года по восшествии своем на престол Александр II увидел, что без реформы Россия стремится к своей гибели, а что без освобождения крестьян никакие реформы невозможны. Он принялся за дело освобождения, и Ланской открыто стал на стороне эмансипаторов. Эта черта была бы прекрасной и могла бы заслужить Ланскому почетное место в русской истории, если бы он действовал по убеждению или, по крайней мере, шел одной, прямой дорогой. Но он постоянно подчиняет свои действия влияниям, преобладающим в ту минуту в Зимнем дворце. А кому неизвестно, что в нынешнее царствование в Зимнем дворце не семь пятниц в неделе, а семь пятниц в каждом дне? Откуда ни подует ветер, в ту сторону тотчас поворачивается старый флюгер Сергей Степанович. Сегодня он подписывает циркуляры об улучшении быта крестьян; завтра циркуляр о содействии винному откупу, хотя бы оружием опаивать, развращать и грабить крестьян, и благородное русское войско заставляют служить орудием для откупщиков и для чиновной орды в достижении их мерзких целей. Сегодня Ланской предписывает комитетам губернским изыскивать средства к улучшению быта крестьян, а завтра предписывает им сохранение обязанной работы, вернейшего пути к резне и к пугачевщине; послезавтра запрещает дворянским собраниям вопреки всем законам рассуждать о ближайшем и важнейшем из их интересов; наконец, в феврале нынешнего года изъявляет согласие на одно из подлейших действий тайной полиции: на ссылку Алексея Михайловича Унковского в Вятку и Александра Ивановича Европеуса в Пермь!

Ланской не министр: он чернильница, куда всякий обмакает свое перо, чтобы писать всякую чушь.

Отчего все это происходит?

Оттого, что Ланской ленив, беспечен, глуп и трус. Сверх того, не будь он на службе, ему бы не хватило денег даже на покупку румян, кои он ежедневно употребляет. Теперь он живет в великолепном министерском доме, имеет огромное содержание,